Утраченный мир - Патрик Модиано

Судя по чередованию звуков, им услышанных, можно заключить, что сначала был произведен первый выстрел, которым месье Людовико Фуке был убит; потом, через короткий промежуток времени, произведены еще два выстрела. В самом деле, в показаниях этого свидетеля читаем:

"Около двадцати трех часов я услышал довольно сильный шум, как если бы на пол опрокинули мебель, а спустя секунд тридцать-сорок два более коротких и глухих удара. Два этих удара последовали без перерыва один за другим, и я тотчас определил, что они доносятся из квартиры Хэйуордов. Я не придал никакого значения этим звукам. А потом, уже утром, узнал, что произошло у Хэйуордов, и сразу подумал..."

Около десяти часов вечера я вышел из дома Рокруа на поиски какого-нибудь ресторана или кафе и, проходя мимо пагоды, понял, почему она так выделялась в темноте, что мне даже показалась фосфоресцирующей. На нее был направлен свет юпитеров, установленных на улице Рембрандта. По улице Монсо я дошел до угла авеню Мессины, где еще было открыто кафе. До меня донесся гул голосов. На террасе за столиками, заполонившими тротуар, сидело множество людей. Я устроился внутри, у огромного зеркального окна.

Подошел официант принять заказ.

- Два сандвича и кофе. У вас нынче вечером много народу...

- Киногруппа... У них съемка в нашем квартале...

И он восторженным тоном назвал мне имя режиссера.

- Это известное имя?

Он вытаращил на меня глаза и улыбнулся с легким презрением:

- Еще бы, конечно, известное...

- Извините, я давно не был во Франции...

Я тут же пожалел, что разоткровенничался. Через стекло я разглядывал сгрудившихся за столиками людей. Вот этот брюнет, на вид еще совсем не старый, с бородой, которая скрывает пол-лица, и с черными мрачноватыми глазами, должно быть, и есть режиссер. Он грыз ноготь большого пальца. Окружало его человек шесть, которые, судя по всему, относились к нему с величайшим почтением и прямо-таки впитывали слова, которые он изредка ронял, продолжая грызть свой ноготь. Рядом с ним блондинка, ее тонкие черты и упрямый лоб что-то мне смутно напоминали... Ну конечно же, она играла девочку в нашумевшем фильме, когда я сам был мальчишкой ее возраста. И теперь без всякого перехода я встречаю ее в облике сорокалетней женщины, словно бремя лет вдруг в несколько секунд сокрушило разом нас обоих. Им всем подали сырые овощи, фрукты и минеральную воду. Режиссер пил одну чашку кофе за другой. Чуть поодаль, за столиками у края террасы, расположилась другая группа - наверняка технический персонал. Под усыпляющее бормотанье голосов я задержался взглядом на лице, показавшемся мне чем-то знакомым: за столиком в одиночестве курил cigarillo [маленькая сигара (исп.)] блондин со вздернутым носом и тяжелым оплывшим подбородком. Где я его встречал? Мы сидели в нескольких сантиметрах друг от друга, разделенные стеклом. Он слегка повернул голову и, в свою очередь, заметил меня. Мгновение спустя он смущенно улыбнулся, встал, вошел в кафе и направился к моему столику.

- Простите... Робер Карпантьери...

Говорил он сипловатым голосом курильщика. А может, просто охрип. Вблизи ему на вид можно было дать лет сорок пять, несмотря на яркие голубые глаза, белокурый хохолок и вздернутый нос. Он слегка наклонился, опершись ладонями на спинку свободного стула против меня. Я молчал, не имея желания называть ему свое имя.

- Мне кажется, мы знакомы...

Он пододвинул к себе стул и сел.

- Тогда мы встречались лет двадцать назад, - сказал я. - Я с тех пор не бывал в Париже...

- Двадцать лет?

- Почти.

Взгляд его устремился вдаль. Он пытался что-то вспомнить. Пытался изо всех сил.

- Может, мы встречались в компании Жоржа Майо? Вы знали... Жоржа Майо?

Он прошептал это имя словно пароль.

- Да, - ответил я. - Я был знаком с Жоржем Майо...

В моей памяти всплыл профиль, фотография с игрой светотени, вроде снимка Рокруа на стене в спальне Гиты. Фотографию мне подарил Жорж Майо. На ней, в отличие от снимка Рокруа, было видно только лицо. В ту пору уже вышло из моды дарить друзьям свои фотокарточки, но, впрочем, возможно, я попросил у них фотографии сам.

- Вы часто бывали у Жоржа Майо? - спросил он меня.

- Нередко. А вы?

- Я встречался с ним ежедневно.

- Вы... вы, кажется, были в ту пору его секретарем?

Я не решался сказать "шофером". И однако чем больше я вглядывался в него, тем отчетливей вставала передо мной картина: этот самый толстяк блондин за рулем машины Майо.

- Пожалуй, да, секретарем... А также шофером.

Так и есть. Он улыбнулся.

- И другом... Вот уж не думал, что нынче вечером мне придется говорить о Жорже. - Он разглядывал меня с каким-то почтительным удивлением. - Стало быть, вы... вы уезжали на двадцать лет?

Может, он принимал меня за призрак? Или за человека, отбывшего длительный срок в тюрьме? Мне хотелось помочь ему преодолеть неловкость я широким жестом обвел людей, сидевших за столиками на террасе.

- Среди них, наверно, есть люди, знавшие Жоржа Майо, не так ли?

Он передернул плечами.

- Что вы! Когда Жорж снимался в кино, они были еще сосунками... Я самый старый в здешней группе...

- Вы с ними... работаете?

- Да... я стал помрежем...

Видно было, что ему не хочется говорить на эту тему. Стоило произнести имя Жоржа Майо, и настоящее перестало для него существовать. Он ловил каждое мое слово.

- А вы? Как вы познакомились с Жоржем?

Но у меня не было охоты ни с того ни с сего исповедоваться перед первым встречным.

- Как я познакомился с Жоржем?

Я подыскивал ответ, который был бы полуправдой. И решил прощупать почву, чтобы увидеть, на какую приманку он клюнет.

- Меня познакомил с ним человек, который одним из первых пригласил его сниматься... Альбер Валантен...

- Тот, что жил в отеле на улице Труайон, где Жорж останавливался, когда приезжал в Париж?

Стало быть, Валантена он знает... Но он не знает, что я тоже жил в этом отеле... Быть может, он просто раза два-три видел меня с Майо, а у него хорошая зрительная память. Но, если он почти ничего обо мне не знает, не мне сообщать ему подробности. "Никогда не раскрывай своих карт", говаривал Альбер Валантен.

- Если я правильно вас понял, - спросил я, - вы по-прежнему работаете в кино?

Он пожал плечами.

- Зарабатывать как-то надо...

Я показал рукой на столик, за которым восседал режиссер. Каждую минуту кто-нибудь из членов съемочной группы почтительно к нему наклонялся, а он с высокомерным видом продолжал грызть свой ноготь.

- Хороший он постановщик?

- Хороший, плохой - по мне, один черт... Я свое дело делаю, и ладно...

- А вы сами, - как вы познакомились с Майо?

Лицо его просияло.

- На съемочной площадке... В тысяча девятьсот пятьдесят пятом. Он снимался в своем последнем фильме... Мне было восемнадцать лет, я был реквизитором...

- Когда с ним познакомился я, он уже много лет не снимался...

- Он никогда не любил сниматься. Он стал актером случайно, но сниматься никогда не любил... - Усталым взглядом Карпантьери обвел столики на террасе. - Что у него могло быть общего с этими поденщиками...

Я пристально вглядывался в Карпантьери, рылся в памяти, но тщетно: сомнений нет, он запомнился мне только в одной-единственной роли за рулем машины Майо. И еще смутно брезжило: Майо, кажется, дал ему какое-то прозвище.

- Он вас как-то называл... - осторожно начал я.

- Тентен [герой популярных комиксов]. В ту пору я был куда стройнее... И похож на Тентена...

Правильно, совершенно точно. Вот Майо высунулся из окна отеля на улице Труайон и зовет Тентена своим глубоким голосом. Тентен... Мне было так же тягостно видеть его, как только что опознанную мной на террасе маленькую девочку, которую взмах волшебной палочки преобразил в сорокалетнюю женщину. Постаревший Тентен удвоил свой вес.

- Он заставлял меня носить гольфы... А на день рождения подарил фокстерьера... С тех пор все киношники звали меня Тентен Карпантьери...

Словно от знакомого аромата духов, пробудились во мне вдруг воспоминания о проделках Майо. Взять в секретари Тентена было вполне в его духе.

- Мне пора за работу, - вздохнул он.

Там, на террасе, режиссер встал и, грызя ноготь указательного пальца, заглянул в какую-то толстую папку. Бывшая маленькая девочка покорно стояла с ним рядом.

Тентен наклонился ко мне.

- Мне хотелось бы непременно увидеться с вами еще раз... Вы ведь любили Майо?

- Конечно, любил.

- Мне надо доверить вам кое-что очень важное... Сейчас нет времени...

Он сжал губы, словно сдерживая порыв откровенности. Потом, резко вздернув подбородок, решился:

- Понимаете... Майо не умер... Он жив... Вы думаете, я сошел с ума, да? А я вам повторяю: он не умер. Сейчас мне некогда, но давайте встретимся...

- Хорошо.

- Завтра... в половине первого ночи... здесь... в этом кафе... Если я задержусь... подождите меня... Мы свернем на улицу, тут рядом...

- Хорошо.