Откровение - Наталья Эдуардовна Андрейченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И я снова и снова переходила через мостик – уже в Мюнхене – и оказывалась в удивительном лесу на магическом острове, где не было домов, и я, как отшельница, балдела. Медведей и волков там нельзя было встретить, да и других диких животных было мало, но зато были лебеди и очень красивые птицы. И я начинала чувствовать себя дома. И душа моя расцветала. И я забывала о том, что я нахожусь в холодной Германии, и все вдруг становилось на свои места.
4.2 Уютный вечер с семьей М. Горбачева
Моя бабушка, Максимилиан Шелл и бывший президент
В то время Мюнхен был удивительным местом, таким маленьким центром Европы. В Баварии люди все-таки не такие жесткие, как, скажем, в Берлине, Гамбурге, на севере. Все-таки баварские люди любят шумно выпивать пиво, устраивать Октоберфест, веселиться…
Максимилиан был приглашен на все самые великие вечеринки, какие только были в городе. Никогда не забуду, как у нас гостила моя любимая бабушка Аня, которая меня и воспитывала, стала моей мамой. И мы пошли на встречу к Генеральному секретарю ЦК КПСС – мы были лично приглашены русским посольством, самим Михаилом Сергеевичем Горбачевым и его женой Раисой Максимовной. Господи, бабушка так готовилась! Она была, как всегда, в своем великолепном, скромном, элегантном, темном платье с расшитым кружевом воротничком ручной работы, со своей огромной косой, заколотой в красивый пучок, Как маленькая девочка, взволнованная и трепетная, она стояла в этом монументальном королевском дворце с 20-метровыми потолками и не понимала, что ей делать. Все было замечательно. У меня даже где-то сохранились фотографии моей бабушки с Михаилом Сергеевичем. Это, конечно, великолепно.
Мы были все очень счастливы, очень мило поговорили, настолько мило, что Михаил Сергеевич решил зайти к нам в гости на чаек. Бабушка переволновалась ужасно, а Максимилиан был счастлив. И я никогда не забуду этот изумительный вечер, когда мы сидели все вместе напротив камина, на котором стояла маленькая скульптура Родена «Мыслитель» и маленькие удлиненные статуэтки Джакометти, и надо всем этим возвышалась великолепная картина Альберта Альберса оранжевого цвета… Мы, абсолютно счастливые, сидели на мягких диванах и пили чай. Раиса Максимовна обожала Максимилиана, Макс обожал Михаила Сергеевича и уважал его, а сам Михаил Сергеевич обожал меня. Бабушка была в таком восторге, что не могла сказать ни одного слова. А я получала огромный кайф от беседы с нормальными, скромными и достойными людьми.
4.3 Германия аплодирует нам стоя
Мгновенное воплощение мечты: «Евгений Онегин» с музыкой Прокофьева на лучших сценах Европы
Однажды вечером к нам в гости зашел величайший маэстро всех времен и народов, главный дирижер симфонического оркестра Берлинской филармонии господин Герд Альбрехт.
Как всегда, было тепло и уютно. Я обожала дом Макса за его мягкий нижний свет. На всех столах, на рояле – везде стояли лампы, которые светились очень красивым желто-оранжевым светом, создавая удивительный уют в доме и какую-то мистику, и магию. И ни одной люстры. На протяжении всей жизни я пронесла воспоминания о бабушкином оранжевом абажуре, поэтому любила такое освещение и всегда использовала именно этот теплый свет при декорировании домов и квартир, где бы я ни жила. Это удивительно, как все взаимосвязано.
В доме Макса я чувствовала себя, как в своем царстве, окруженная этим сказочным теплым светом и огнем камина, от которого шел изумительный запах настоящего дерева.
Как же Максимилиан любил свечи! Их всегда было огромное количество на столе, на приступках камина. О, это был очень важный момент! Мы сидели, словно в каком-то раю. Уютно, главное, чтобы было уютно. А вы можете себе представить уютный вечер без ароматной чашечки кофе?! О-о-о… Какой кофе варила наша домработница фрау Хорн! Только Максимилиан мог с нею сравниться. Он варил кофе всегда после шести часов вечера.
Конечно же, наш великий дирижер пришел после шести, мы уютненько уселись и начали медленно «обдалбываться» кофейком. Разговоры были замечательные, в основном про музыку. Мы вспоминали всех, и, конечно, без Леонарда Бернштайна не могла пройти ни одна беседа о высоком. Он всегда говорил: «Макс, так как ты „читаешь“ музыку, никто ее не чувствует. Сыграй, а?»
Максимилиан играл так, что музыка струилась у него из-под пальцев, а маэстро дирижировал с закрытыми глазами, впитывая ноты каждой клеткой своего тела, словно схватывая их в партитуру. А потом, когда музыка останавливалась, он приходил в себя и говорил: «Спасибо, Макс, так и будет».
Макс был знаком со многими известнейшими писателями и поэтами, художниками и галеристами, музыкантами и певцами. Со всеми он был на «ты» и на одной волне. Даже с господином Караяном – с величайшим Гербертом фон Караяном. Я потом обязательно расскажу, как мы навещали его в шале в швейцарском городе Гштааде, высоко в горах, и как олени выходили к нам навстречу. Это было просто потрясающе. Но сейчас не о нем, сейчас мы говорим о совершенно другом дирижере.
Как-то все было так сказочно и мило, что я почему-то решила почитать стихи А. Пушкина и выбрала прочесть письмо Татьяны к Евгению Онегину двум образованным мужчинам. На русском языке! Закончив читать «Письмо Татьяны», я увидела, что наш гость задумался.
И вдруг он говорит: «Наташа, а ты когда-нибудь слышала, что Прокофьев создал уникальную композицию?»
Она так и называлась – литературно-драматическая композиция «Евгений Онегин». Фрагменты романа Пушкина были положены на музыку Сергеем Прокофьевым.
Мне стало стыдно. К моему огромному сожалению, я, образованный в музыке человек, действительно не слышала и ничего не знала по поводу этой композиции – хотя Прокофьева обожала. Он довольно сложный, но я любила его произведения с детства. Итак, мы стали об этом разговаривать, и господин Альбрехт сказал: «Ты знаешь, у меня всегда была такая мечта – поставить это на моей сцене в Берлине». Я выпалила: «Что же не поставить? Значит, надо поставить!» Он: «Да, но исполнители же все на русском языке должны разговаривать». Он очень разволновался, как это будет принимать немецкоязычная публика.
Он даже не понимал в тот момент, что проект уже случился, что в голове я его уже родила и спродюсировала. С утра в отеле господина Герда Альбрехта лежал альбом с фотографиями и фамилиями актеров:
«Евгений Онегин – Олег Янковский, Ленский – Игорь Костолевский, няня – Людмила Полякова, Татьяна – Наталья Андрейченко». И, конечно,