Спецхран (СИ) - Прягин Владимир

Осторожно, с оглядкой, чтобы не столкнуться с самим собой, пацанёнком двух лет, и со своими родителями.

Строго говоря, сейчас все они живут на Балтике, в Выборге. Но летом приезжают в Минводы, чтобы навестить бабушку. А через пару лет переселятся сюда уже насовсем. И именно здесь в восемьдесят третьем он пойдёт в школу…

Он миновал горком и углубился в переплетенье улиц, где частные дома соседствовали с многоквартирными новостройками. Тополя выстраивались в шеренги, послеобеденное солнце ярилось, улицы почти обезлюдели.

Нужный дом стоял у тихого перекрёстка — двухэтажный, на несколько квартир, с микроскопическим двориком, где сейчас сушилось бельё на проволоке и раскинула ветки старая алыча с созревающими плодами.

Дворик был обнесён невысокой изгородью из металлических прутьев, выкрашенных в изжелта-бурый цвет. Калитка не запиралась, но Алексей остановился возле неё, на бугристом асфальтовом тротуаре. Сердце стучало гулко и учащённо. Он понимал, что приходить сюда было глупо, но что-то его как будто подталкивало…

— Алёша?

Он вздрогнул. Из распахнутого окна на него смотрела соседка, подслеповатая баба Нюра. Умрёт в конце перестройки, незадолго до распада Союза…

Алексей узнал её без труда. Но она-то откуда его узнала? Ведь он же здесь, в этом времени, ходит пешком под стол…

— А Степановна говорила, — продолжала соседка, — что этим летом ты не приедешь. С работы не отпускают, мол. Расстроилась и в село уехала на неделю, к сеструхе своей двоюродной…

До него наконец дошло. Баба Нюра считает, что перед нею — его отец, тоже Алексей. Ну, в принципе, да, они и правда похожи…

— Я сам не ожидал, — сказал он деревянным голосом. — Неожиданно вырвался.

— Так чего ты на улице-то застрял? Заходи уже. Ключ тебе сейчас дам — Степановна мне оставила, как обычно.

Соседка отошла от окна.

Он подумал, что убегать теперь будет ещё глупее. Открыл калитку, зашёл в подъезд, поднялся по деревянным ступеням. Соседская дверь открылась, и баба Нюра протянула ему ключ от квартиры, а заодно — конверт.

— Как раз письмо тебе передали, — сообщила она. — Однокурсница твоя вроде. Заходила вчера буквально.

Он машинально принял письмо. Хотел объяснить, что оно адресовано не ему, а его отцу, но осёкся. Обратный адрес отсутствовал, зато в качестве рисунка был логотип чемпионата Европы — того, что начнётся в две тысячи восьмом.

Глава 5

Надпись «EURO 2008» была с рисунка удалена, но и без неё логотип узнавался сразу. Красным зигзагом изображались то ли горные пики, то ли цветочные лепестки, а под ними был завиток, в котором приютился зелёный мяч. Ошибка исключалась — эту эмблему Алексей постоянно видел по телевизору на протяжении двух последних недель.

— Как же Степановне теперь сообщить-то, что ты приехал? — говорила между тем баба Нюра. — Телефона у них там нету, и адрес тоже не знаю, чтоб телеграмму дать…

— Сам с ней свяжусь, спасибо, — сказал он, импровизируя на ходу. — Адрес у меня есть, это не проблема.

— Ну, хорошо тогда. А ты надолго к нам? И почему без Ирочки? Как там дела у вас? Как Лёшенька младшенький?

— У Иры всё нормально. А младший… э-э-э… растёт потихоньку. Я сюда ненадолго. Не столько отдыхать, сколько по делам. Прозондировать почву насчёт работы.

— Надумали-таки сюда перебраться? Оно и правильно. Сколько уже Степановна вас звала…

— Это ещё не точно. Может, через год-два. Ещё не решили, думаем.

— Думайте, ребятки, дело хорошее… А ты, кстати, молодец — состриг свои патлы, я аж не сразу признала. И без усов тебе лучше…

Соседка ушла к себе, а он поднялся на этаж выше и с замиранием сердца вставил ключ в замочную скважину. Два оборота влево, два негромких щелчка — и дверь, обитая дерматином, открылась.

Он вступил в тесный закуток, который здесь заменял прихожую. Прямо перед носом — вешалка для одежды. На одном крючке старый плащ, на другом пустая авоська. Справа у порога — полка для обуви, над ней — мутноватое прямоугольное зеркало.

Коридорчик. Две комнаты — одна побольше и посветлее («зал»), другая сумрачная и тесная. Маленькая кухня с колонкой. Совмещённый санузел.

В квартире стояла вязкая духота. Он сразу открыл окно в большой комнате, впуская уличный воздух, условно свежий. Дом стерегли два тополя, между ними была видна проезжая часть, а за ней — голубой штакетник и хата с синими ставнями, над которой нависли абрикосовые деревья.

Он обернулся, окинул комнату взглядом. Раздвижной диван, сервант с хрусталём, потёртое кресло, чёрно-белый «Рекорд» в углу. Отрывной календарь на гвоздике, похудевший наполовину. Последняя несорванная страничка — за двенадцатое июня. Не государственный праздник, который придумают в девяностые, а обычный рабочий день, представленный в календарике репродукцией картины «Полдник» художника Иванова (крестьяне, соответственно, полдничают)…

Вспомнив, что всё ещё держит в руках письмо, он опустился в кресло и вскрыл конверт. Внутри обнаружился листок из блокнота с несколькими короткими фразами, нацарапанными от руки: «Здравствуйте, Алексей. Меня зовут Анна. Мы незнакомы, но только вы можете мне помочь. Не уверена, что письмо дойдёт. Но если вы всё-таки его получили, то найдите меня, пожалуйста, на вокзале (ж/д). Спасибо».

Он перечитал послание дважды, чувствуя, как съезжает крыша.

Откуда эта мадам узнала, что он здесь будет, если вчера он сам об этом ещё не подозревал? Где она надыбала конверт с эмблемой чемпионата, который пройдёт через тридцать лет? Тоже «попаданка» из будущего?

В горле пересохло от всей этой нервотрёпки с головоломками, и он пошёл на кухню. Открыл кран, спустил тепловатую и ржавую воду. Когда полилась холодная, выдул сразу две кружки, возвращая себе способность соображать.

Анна, значит…

Ладно, посмотрим, что там за Анна. И почему она на вокзале.

Он поставил кружку на место, закрыл окно. Поколебался — брать ли сумку с собой? В итоге всё-таки взял. Решил, что поговорит с отправительницей письма и сразу рванёт в двадцать первый век. Назад в будущее, как говорится.

Лишь подходя к вокзалу, он вспомнил, что забыл отдать ключ соседке. Выругался с досады, но разворачиваться не стал. Подумал — ладно, сам виноват. Придётся зайти ещё раз после разговора с таинственной незнакомкой…

На вокзале за время его отсутствия прибавилось суеты. Народ тащил чемоданы, дикторша раздражённо вещала:

— Скорый поезд номер сорок девять Кисловодск — Ленинград прибывает на второй путь ко второй платформе. Стоянка поезда — тридцать четыре минуты…

Сначала Алексей зашёл в зальчик с пригородными кассами — сработал рефлекс, приобретённый в годы учёбы и ежедневных поездок на электричке. Но логика встрепенулась и подсказала — если уж Анна торчит тут со вчерашнего дня, то искать её следует в зале ожидания, где хотя бы можно присесть. Туда он и направился.

Там выстраивались в ряды фанерные лавки, спинки которых плавным изгибом перетекали в сиденья. Происходила движуха — пассажиры, дождавшиеся ленинградского поезда, покидали насиженные места.

Он оглядел зал.

И увидел ту, которая ему написала. Сразу выделил её из толпы.

Дело было не в красоте. Здесь, в семидесятых, хватало красивых девушек, у них имелся свой шарм — но они легко распознавались как местные. Анна же среди них выглядела как интуристка.

На ней были джинсовые короткие шорты, белые кроссовки и облегающая лёгкая маечка. Волосы — тёмно-русые, с рыжим проблеском, необычно короткие, если судить с позиции моды, которую он наблюдал в этом времени. Макияж — неброский и скромный, но всё равно с какой-то изюминкой.

Она сидела на лавке в крайнем ряду, прижимая к себе маленький рюкзачок, и смотрела в стену перед собой. Полностью ушла в свои мысли — не самые, похоже, оптимистичные.

Он шагнул к ней и спросил осторожно:

— Анна?

Вздрогнув, она подняла на него глаза. Всмотрелась недоверчиво, встала — высокая, слишком тонкая по здешним стандартам.