Навеки моя - Шарлин Рэддон

– Мы и вправду время от времени видим морских котиков, – казалось, его голос исходил из самой глубины его массивной груди, наполовину ворчливый, наполовину ласковый, этот голос влился в Эри и помог ей успокоить перенапряженные нервы.

– Обычно они не выходят с морских скал, – добавил он.

Благодарная ему за то, что он отвлек ее от грустных мыслей, Эри спросила:

– Морских скал?

– Небольшие скалистые островки в основном, из базальта, – он кивнул головой, не глядя на нее.

– Вот как. А я думала, морские котики любят лежать на пляже и нежиться на солнце.

– Так и есть, но, проводя слишком много времени вблизи от берега, они рискуют получить пулю в голову.

Эри судорожно вздохнула и стиснула его руку.

– Почему? Ради всего святого, кто станет стрелять в такие нежные создания?

Бартоломью взглянул на нее, чтобы проверить искренность ее реакции. То, что он увидел, доставило ему почти такое же удовольствие, как и ощущение ее нежной ручки на своем мощном предплечье.

– Рыбаки не любят, когда кто-нибудь, кроме них, охотится на лососей или моллюсков.

– Но ведь это жестоко. Почему их никто не остановит?

Ее лицо было так близко, что он мог сосчитать ее ресницы и разглядеть узор из бледных жилок на радужной оболочке глаз, этот узор оттенял их голубизну и придавал им сходство с расколотым хрусталем. Как ему хотелось накрыть ее маленькую ручку своей, наклониться вперед и…

Бартоломью мысленно встряхнулся. Бога ради, скоро эта девушка станет его племянницей. И даже если этого не случится… Эри Скотт была хрупким, изящно слепленным созданием из хрусталя, чистым и сияющим. Он же был неуклюжим, несоразмерно большим глиняным горшком. Для него даже думать о ней с таким желанием было совершенно недопустимо.

– Разве рыба не принадлежит морским животным так же, как она принадлежит человеку? – ее голубые глаза потемнели от гнева.

Бартоломью глубоко вздохнул и покрыл свое вожделение к ней ледяным чувством вины перед племянником, как первый мороз сковывает бурную воду.

– Рыбаки всего лишь пытаются выжить, их нельзя винить за это. Да и закон на их стороне. Во всяком случае, пока кто-нибудь не попытается взглянуть дальше очередной тарелки с дымящимися устрицами и не получит достаточно влияния, чтобы изменить существующее положение вещей, ровным счетом ничего нельзя сделать.

К его разочарованию, Эри убрала свою ручку с его руки, сделав Бартоломью на удивление покинутым и одиноким.

Долгое время она невидящим взором смотрела на дорогу впереди, сжав свой чувственный рот. Когда же заговорила, ее голос был мягким и мечтательным, как будто она просто выражала свои мысли вслух.

– Самые порочные поступки совершаются помимо воли.

Ошеломленный, Бартоломью уставился на нее в немом удивлении. Любое существо женского рода, излагающее греческую философию, удивляло его. Услышать же подобное от такой девушки-нимфы, какой была Эри, было одновременно и потрясающе и волнующе. С улыбкой, такой широкой, что она затронула лицевые мускулы, которыми он, казалось, не пользовался много лет, он предложил ей свое любимое изречение:

– Тот, кто совершает подобные деяния, находится в худшем положении, чем тот, кто знает, в чем заключается добро, но одержим страстями…

– Потому что первый не может не творить зло, – закончила за него Эри, и ее глаза заблестели от восхищения. Она была права; его тело выглядит так, как будто ему место на борцовском ковре или за плугом, но в нем скрывается душа поэта. – Вы читали Платона?

– Кое-что. Кто научил вас его философии? Осмелится ли она сказать ему правду? Во всяком случае, ничего плохого не случится, если она скажет ему, откуда ее корни.

– Моя мать. Она родилась на Крите.

Его брови выгнулись дугой от удивления:

– Вы гречанка?

– Только наполовину. Мой отец был англичанином.

Бартоломью заметил, что она говорит о своих родителях в прошедшем времени, по не придал этому особого значения. Он был просто счастлив оттого, что наконец нашелся кто-то, близкий по духу.

– У Платона было еще одно высказывание, которое может показаться вам подходящим к случаю, – сказал он.

– Какое же?

– Благодаря естественному порядку, который поддерживает Господь, он наблюдает за тем, чтобы всегда вершилось правосудие.

Глаза Эри наполнились мукой, она опустила взгляд и уставилась вдаль.

– Я надеюсь, Господь заботится об этом, мистер Нун. Больше всего на свете я надеюсь на это.

Ее голос был мягким, но тон его горячим. Таким горячим и напористым, что он подивился, не думает ли она по-прежнему о морских котиках или о чем-то еще более личном. Ее неожиданная уязвимость ошеломила его, он почувствовал стремление защитить, приласкать ее. Но он не сказал ничего.

Вскоре шумные улицы и проспекты Портленда остались позади. Дорога сузилась и стала хуже. Дома стали меньше, проще, и расстояние между ними увеличилось. Вечнозеленые леса, устланные папоротниками, чья темная зелень едва виднелась сквозь густую тень, сорвали нежное восхищенное восклицание с полураскрытых губ молодой пассажирки Бартоломью Нуна. Несколько диких ярко-розовых цветков азалии[4], распустившихся благодаря не по сезону теплой погоде, стоявшей последние недели, образовывали поразительный контраст со строгими зеленым и коричневым тонами леса.

Хороня свою печаль в мыслях о своем будущем доме, Эри сказала:

– Могу я кое о чем вас спросить, мистер Нун?

Он взглянул на нее и с облегчением увидел, что грусть исчезла у нее из глаз.

– Разумеется, спрашивайте о чем вам угодно.

Ее взор остановился на больших обнаженных руках, покоящихся у него между колен; казалось, что он едва держит вожжи, но Эри знала, что лошади и повозка будут делать только то, что нужно ему. Руки были крупными, а пальцы на них – толстыми, но они отнюдь не выглядели обрубками. Приятные руки, решила она, хотя сильно загорелая кожа на них и была испещрена мелкими шрамами. Были ли его ладони твердыми и грубыми от мозолей, и как бы они ощущались на ее коже?

Разволновавшись от своих беспорядочных мыслей, она выпалила то, что было у нее на уме:

– А… на моего жениха, Причарда Монтира, так же приятно смотреть, как на вас, или он коротышка с покрытым оспинами лицом и большой лысиной?

Бартоломью бросил на нее удивленный взгляд, а потом запрокинул голову и расхохотался.

– Нет, – сказал он, справившись наконец с приступом веселья. – Причард совсем не похож на меня. Он меньше ростом, но уж никак не коротышка. Собственно, мы с ним не кровные родственники. Его мать и моя жена – сестры.

Это заставило ее поднять голову.