Журнал «Вокруг Света» №11 за 1976 год - Вокруг Света

Свет от лампы ярко освещал кусок улицы, выхватывая кое-где из темноты обмотанные полотенцем головы, руки или ноги, спящих. Я подошел ближе и остановился у входа в мастерскую. Небольшая комната в двухэтажном здании с высоким фундаментом. Только три стены; четвертая появляется тогда, когда мастерскую закрывают. Рядом в этом же здании магазин.

— Салям, сааб! — повторил мальчик еще радостнее, довольный, по-видимому, тем, что, появился повод отвлечься, сделать перерыв в работе.

Старик мастер в круглой шапочке, из-под которой выбивались седые волосы, сидел чуть в глубине мастерской. Посмотрел на меня поверх очков и, кивнув в ответ на приветствие, продолжал равномерно стучать. Мальчику было лет десять-двенадцать: густые черные волосы, не знакомые с расческой, огромные черные глаза с чистыми белками, длинные ресницы.

Старик еще раз взглянул на меня, затем перевел взгляд на мальчика и что-то ему сказал. Ребенок быстро вскочил, схватил стоявшую в дальнем углу мастерской маленькую табуретку, подул на нее и, обтерев тряпкой, предложил мне сесть.

Кроме старика и мальчика, в мастерской был еще один мастер, средних лет, в черной выгоревшей куртке «ширвани». Он сидел за столиком, и я не сразу его заметил. Рядом с ним лежали сваленные в кучу черные фигурки «бидри». Они не имели обычного металлического блеска и казались обуглившимися деревянными чурками. Мастер неторопливо брал одну из них, укладывал ее в специальное углубление в стоявшей перед ним трехногой табуретке и острым, напоминающим шило инструментом аккуратно вырезывал, поминутно сдувая черную вьющуюся стружку, нанесенный на фигурку рисунок. Затем он долго тер ее шкуркой, отчего она начинала блестеть, и осторожно укладывал в рядок таких же фигурок у ног старика. Старик, одной рукой ловко вставляя в выгравированный узор тонкую серебряную нить, другой точными короткими ударами молоточка закреплял ее в пазах. Мальчик распутывал и подавал старику нить, укладывая готовые изделия на полку.

Некоторое время мы все молчали. Старик передал мальчику оконченную фигурку и, отряхнув руки над небольшой жестяной банкой, в которой лежали серебряные нити и фольга, вытер их фартуком.

— Чай пийё, — сказал он громко и бросил мальчику несколько монет.

Схватив деньги, мальчик побежал на другую сторону улицы и вскоре вернулся с небольшим металлическим подносом, на котором стояли четыре стакана чая с молоком.

Я взял в руки фигурку и вопросительно посмотрел на старика. Шумно отхлебывая ароматный чай, он старательно подыскивал английские слова; когда не находил нужного слова, поглядывал на своего товарища, и тот охотно подсказывал.

— Давно это было. Никто не знает точно, когда и как родилось это искусство. О первом мастере мы знаем только, что жил он бедно и, чтобы как-то кормить семью, уходил в джунгли и там из дерева вырезывал фигурки святых. Но этим занимались почти все в округе, и много заработать не /давалось. Однажды, высекая заготовку для фигуры, он отрубил себе руку и стал кататься по земле, горько плакать и причитать, что теперь его семья умрет с голоду. Вдруг он услышал чей-то голос. Перед ним стоял садху — святой. «Не убивайся так. Я тебе помогу. Я открою тебе секрет одного материала, из которого ты сможешь делать необычные вещи. Но помни, что ремесло твое должно быть бескорыстным искусство свое ты не должен превращать в средство обогащения. Ты будешь жить в достатке, но не помышляй о роскоши. Род ваш будет владеть сим секретом, передавая его от отца к сыну, до тех пор, пока вы будете соблюдать это условие, пока ваша работа будет приносить людям лишь радость».

Старик многозначительно вздохнул, словно подчеркивая значение сказанного и в наши дни, допил остатки остывшего чая, поставил стакан на пол, снял очки в круглой простой металлической оправе и начал их легонько протирать носовым платком.

— С тех пор на базаре, возле того места, где торговал мастер, всегда было много народу. Покупатели с восторгом рассматривали фигурки людей, животных, украшения. Все они были сделаны из черного металла, которого до того здесь никто не видел. Фигурок было немного, но они были настолько красивы и изящны, что многие приходили лишь посмотреть на них и оставляли деньги — кто сколько мог, просто так. Иногда однорукий мастер продавал кое-что из своих произведений, но за очень умеренную плату.

...Мимо мастерской по улице два вола, понуро мотая головами с огромными, загнутыми книзу рогами, протащили громоздкую арбу, в которой под ворохом каких-то одежд угадывалось тело спящего возницы. Когда цоканье копыт, оглушающий скрип огромных колес несколько затихли, снова раздался ровный, чуть хрипловатый голос старика мастера:

— Так продолжалось много веков. Ведь уже тысяча лет прошло с тех пор, как появились первые изделия «бидри». Обычно старшему сыну по наследству передавался секрет изготовления необычного материала, и никто другой из членов семьи его не знал. Как-то один мастер, у которого было пять сыновей, сказал им: «Я хочу, чтобы мы стали самыми богатыми людьми в городе. Надоело мне тратить по нескольку дней на одну фигурку, я открою вам секрет материала, и мы все вместе сможем изготавливать столько изделий, что через месяц-два о нас будут говорить не только в городе, но и за его пределами. И очень скоро мы разбогатеем». Работа закипела. Отец целыми днями торговал на базаре, а сыновей заставлял с утра до вечера сидеть в мастерской. Старший сын обычно относил готовые изделия на базар. Не раз приходилось ему видеть, как люди равнодушно перебирали то, что было сделано им и его братьями, слышать, как они возмущались той ценой, которую назначал отец. Через некоторое время четверо младших братьев умерли. Отец после этого забросил свое ремесло, подолгу сидел или лежал и думал о чем-то своем, уставившись в одну точку. Когда же пришла за ним смерть, позвал он единственного оставшегося сына и рассказал ему о завете, который был нарушен. «Боги покарали меня, отняв у меня твоих братьев. Ты должен искупить мою вину», — просил он сына со слезами на глазах.

После смерти отца сын приходил с восходом солнца в мастерскую и уходил ночью. Он все делал сам, и его фигурки снова стали поражать людей. Его творения точно передавали напряженность тела притаившегося тигра, грацию движений танцовщицы, чистоту и невинность цветка лотоса. Продавал он теперь ровно столько, сколько нужно было, чтобы прокормить себя и свою жену, все остальное раздавал друзьям, знакомым и незнакомым людям. Своим мастерством и упорным трудом он вернул добрую славу ремеслу «бидри». Но боги так и не послали ему сына, и перед смертью он раскрыл секрет всем. С тех пор и распространилось оно по всей Индии, но само название — «бидри» — свидетельствует о том, что родина этого искусства — Бидар.

Старик умолк, взял с пола фигурку и молоточек.

— А в чем же секрет? — спросил я.

— Сейчас это уже не секрет, — заговорил мастер помоложе. — Материал — сплав цинка и меди. На шестнадцать граммов цинка берется один грамм меди. Медь добавляют для того, чтобы изделие легче и лучше полировалось. Полируют и натирают бидарской землей. Именно бидарской — в ней есть примеси селитры. Поэтому-то в других местах «бидри» так не получается, как в Бидаре.

Мастер застучал своим молоточком, а я, поблагодарив, поднялся и спрыгнул на тротуар.

— Салям, сааб!—крикнул мне вслед мальчик. Я помахал ему рукой и направился к гостинице.

В. Будай

Изба на пустынном берегу

Всему виною было солнце. После долгих пасмурных дней оно наконец-то прорвало облака, растопило их, и над нами раскрылось синее небо. Доски флюгеров на метеоплощадке, вот уже несколько дней застыв отвесно, показывали полный штиль. Тишина стояла такая, что от нее звенело в ушах. А солнце все кружило и кружило по небосводу, не собираясь исчезать, и смотреть на это было невыносимо.

От мыса Челюскин до Малого птичьего базара было, как говорили знатоки, километров двадцать — двадцать пять. Еще с зимы задумал я сходить туда, поснимать непуганых птиц, но после того, как мы остались на пеленгаторе втроем, об этом и думать забыл.

Навигация приближалась, людей на радиостанции, как всегда, не хватало, полярники разъехались в отпуска, и надеяться на то, что пришлют замену, было напрасно. Двенадцатичасовые вахты в эфире изматывали нас так, что после дежурства ни о чем и думать не хотелось, кроме сна. В воздухе постоянно висели самолеты ледовой разведки, выходили на связь суда, целая, россыпь автоматических станций дрейфовала во льдах, и напряжение в эфире не утихало. Дни были сломаны, время летело. Жизнь наша, казалось, замкнулась между пеленгатором, кают-компанией и двухэтажным домом, где мы отсыпались. Разве мыслимо, казалось мне, при таком распорядке вырвать время на столь дальнюю дорогу — туда и обратно пятьдесят километров! Но так думалось лишь до той поры, пока не засветило солнце и не стал. прямо-таки на глазах проседать »и съеживаться снег.