Warhammer 40000: Ересь Хоруса. Омнибус. Том II - Дэн Абнетт

Возле двери Альбарда Себелла отпустила сакристанцев.

Некоторые интимности предназначались лишь для матери.

В очаге горел голографический огонь, испускавший в мрачное помещение фальшивый жар и свет. Она приходила сюда настолько часто, что могла различить отдельные элементы пламени и сказать, сколько времени осталось до начала нового цикла.

В уголке глаза лопнула кровяная жилка, и она отвернулась от призрачного света. Яркость причиняла ей боль, и только регулярные инъекции сложных эластинов и пергаминовых клеток в глазные яблоки позволяли ей вообще видеть. Капелька побежала вниз по натянутой, словно на барабане, коже лица Себеллы, но она этого не почувствовала. Ее кожу столько раз пересаживали, растягивали и подвергали инъекциям, что она омертвела практически до полной нечувствительности.

Смрад в покоях Альбарда, несомненно, был отвратителен, однако, как и тактильное восприятие, ее обоняние также атрофировалось. Шаргали-Ши обещал восстановить и улучшить ее возможности, и с каждой процедурой она становилась все ближе к совершенству, которым некогда обладала.

Серебро ее экзоскелета блеснуло в свете пламени, и Альбард поднял взгляд из своего кресла, заполненного мехами и гнилью. С краю его рта сочилась слюна, от которой деревенела неухоженная борода, однако его натуральный глаз был более ясным, чем когда-либо за уже долгое время.

Визит Рэвена вернул его к жизни.

Хорошо. Ей требовалось дать выход боли своей скорби на кого-то другого.

За креслом Альбарда поднялась тупоносая клиновидная голова, раздвоенный язык лизнул воздух. Шеша, нага ее бывшего мужа. Зашипев, та вновь погрузилась в дрему, столь же отжившая свой век и бесполезная, как ее нынешний хозяин.

— Здравствуй, Себелла, — произнес Альбард. — Уже пора?

— Пора, — отозвалась она, присев рядом с ним и положив покрытые аугметикой руки ему на колени. Корка грязи на покрывале вызывала у нее отвращение. Это выглядело так, словно он обгадился, и сейчас она была рада, что больше не чувствует запахов.

— А где Ликс? — спросил он надтреснутым и нервным голосом. — Обычно это она играет в вампира.

— Ее здесь нет, — сказала Себелла.

Альбард разразился сухим отрывистым кашлем, который перешел в фыркающий смех.

— Стоит возле супруга, пока он сражается за Молех?

— Что-то вроде того, — сказала Себелла, извлекая из складок платья три аметистовых фиала и пустотелый клык наги.

При виде фиалов хриплый смех Альбарда оборвался. Себелла бы улыбнулась, не будь это сопряжено с риском разорвать себе кожу до самых ушей.

Она сдвинула покрывало, обнажив тощие, изможденные ноги Альбарда. По внутренней стороне бедра тянулись пролежни и следы проколов, кожа вокруг которых была натерта и покрыта струпьями.

— Сакристанцы их чистят? — спросила она.

— Боишься, что я могу подхватить инфекцию и отравить вас всех?

— Да, — произнесла она. — Кровная линия должна быть чиста.

— В твоих устах даже слово «чистый» звучит грязным.

Себелла подняла клык наги и прижала его к скудным остаткам плоти на ноге Альбарда. Кожа вмялась, как высушенный пергамент, и проступили лиловые вены, похожие на дороги на карте.

Альбард подался вперед, и это движение было настолько неожиданным, что Себелла вздрогнула от удивления. Ей уже годами не доводилось видеть, чтобы пасынок шевелил чем-либо, кроме мышц лица. Она даже не была уверена, что он вообще может двигаться.

— Ликс обычно дразнит меня подвигами Рэвена, — произнес Альбард, и в его интонации появилась насмешка, от которой Себелле захотелось перерезать ему глотку здесь и сейчас. — Ты не собираешься поступить так же?

— Ты сам сказал, твой брат сражается за Молех, — ответила она ровным голосом.

— Нет, нет, нет, — хихикнул Альбард. — Насколько я слышал, мой сводный брат лишился двух сыновей при Авадоне. Ужасно жаль.

Себелла дернулась вперед, разбросав склянки. Кровь там, или нет, но она собиралась убить его. Слить досуха через яремную вену.

— Мои внуки мертвы! — закричала она. Кожа в уголках ее рта разошлась, и разлетающаяся слюна смешивалась с кровью. Она схватила его рукой за шею.

— Стой, — сказал Альбард, уставившись ей за плечо. — Гляди.

Себелла повернула голову, и в этот момент рука Альбарда на что-то нажала под покрывалом. Голографическое пламя взорвалось слепящим сиянием, и Себелла завопила, когда свет вонзился в ее чувствительные глаза, словно раскаленные иглы.

— У Шеши не осталось яда, чтобы ослепить тебя, — прошипел Альбард. — Так что придется обойтись этим.

Себелла вцепилась в собственное лицо. Щеки перечеркнули полосы красных слез, она силилась подняться. Ей нужно было выбраться, нужно было, чтобы сакристанцы отвели ее в потаенную долину Ширгали-Ши.

Рука Альбарда поднялась над покрывалом и вцепилась в нее.

Себелла изумленно глянула вниз, видя Албарда сквозь просвечивающую красную пелену. Его хватка была крепкой, непреклонной. Ее кожа растрескалась, и между его пальцев сочилась зловонная кровь.

— Твои внуки? — продолжил Альбард. — Повитухе следовало удавить этих рожденных в кровосмешении уродов еще влажной пуповиной. Они ничем не лучше зверей, на которых мы когда-то охотились… вы все чудовища!

Она билась в его хватке. Туго натянутая кожа порвалась на предплечье. Злоба пересилила шок, и Себелла вспомнила, что в ее второй руке клык наги. Она занесла его и всадила туда, где, как ей казалось, должна была находиться шея Альбарда.

Клык попал ему в плечо, но он был до такой степени закутан в меха, что она сомневалась, что достала до иссохшей плоти. Себелла силилась вырваться, но безумие придавало Альбарду сил. Пришла ошеломляющая, неизведанная боль, когда кожа на руке разошлась до самого плеча. Она сползала с мышц, как будто консортка-дебютантка снимала оперную перчатку.

Ужас приковал Себеллу к месту, а Альбард выронил покров кожи, который сорвал с ее руки. Он ухватился за каркас экзоскелета. Используя ее вес в качестве рычага, он с гримасой яростного напряжения подтянул себя к краю кресла.

Огонь померк, и она увидела, что в его второй руке что-то поблескивает.

Какой-то клинок. Скальпель? Она не могла сказать наверняка.

Где Альбард достал скальпель?

— Ликс получает удовольствие от моих страданий, — произнес Альбард, словно она задала вопрос вслух. — Она точно знает, как сделать мне больно, но не слишком тщательно собирает свои маленькие игрушки.

Скальпель дважды полоснул быстрыми взмахами.

— Я много узнал о страдании от моей суки-жены, — сказал Альбард. — Но мне нет особого дела до твоих страданий. Я просто хочу, чтобы ты умерла. Можешь это для меня сделать, мать-шлюха? Пожалуйста, просто умри.

Она пыталась ответить, проклясть его, пожелав вечной боли, но ее рот был заполнен жидкостью. Горькой, насыщенной жидкостью с привкусом металла. Она подняла клык наги, словно еще могла сразить своего убийцу.

— На самом деле, я солгал, — произнес Альбард, аккуратно перерезая скальпелем связки у нее на запястье. Кисть обмякла, и клык со стуком упал на пол. — Мне есть дело до твоих страданий.

Себелла Девайн снова осела на колени, колотясь в конвульсиях. Литры крови толчками изливались из ее артерий на колени Альбарда. Экзоскелет дергался и содрогался, силясь интерпретировать сигналы, поступающие от умирающего мозга.

Наконец, он прекратил свои попытки.

Альбард наблюдал, как жизнь покидает налитые кровью глаза Себеллы, и испустил сухой вздох, который сдерживал внутри себя больше сорока лет. Он столкнул труп мачехи с колен и собрался с силами. Ему их едва хватило для схватки с ней. Он был немногим более, чем калекой, и только ненависть придала ему сил, чтобы убить ее.

Глядя на мертвое тело, он моргнул, когда — всего на мгновение — увидел труп маллагры. Стальные прутья арматуры стали костями, меховые одеяния — шкурой животного. Чрезмерно натянутая кожаная маска Себеллы превратилась в пасть скарабея, принадлежавшую горному хищнику, который лишил его глаза и обрек на эту аугметику, заполнявшую череп постоянным шумом помех.

А затем это вновь стала Себелла — стерва, убившая его собственную мать и занявшая ее место. Та, которая произвела на свет двух нежеланных отпрысков и настроила их обоих против него разговорами о старых богах и судьбе. Ему следовало убить ее в тот же миг, когда она впервые явилась в Луперкалию и пробралась в Дом Девайн.

Его колени стали липкими от ее крови. Та ужасно пахла, словно тухлое мясо, или молоко, оставленное киснуть на солнце. Он решил, что это был запах ее души. Это делало ее чудовищем, и ему вновь показалось, будто ее очертания размываются, превращаясь в маллагру из его кошмаров.