Меч времен - Андрей Посняков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тьфу ты… И это знает! Черт…
– Да, ему я тоже служу.
– Сразу двум господам?
– Так уж вышло. Слуга двух господ — разве плохо?
– А ты мне нравишься! — боярышня неожиданно рассмеялась. — Нет, в самом деле. Слуга двух господ… и слуга самого себя! Что ж, ты быстро нашел нас…
– Выполняя поручение своего господина.
– Ага… — глаза боярышни вновь сверкнули огнем. — Только ты сейчас не все говоришь… ведь ты — человек оттуда!
– Откуда — оттуда? — Михаил сделал вид, что не понял.
– Мне позвать Кнута? — Ирина Мирошкинична кивнула на несчастную Марьюшку.
Кстати, та еще не проронила ни слова — не стонала, не просила помиловать — ничего.
– Не надо Кнута… Я скажу все.
– Славно. Знаешь, как я догадалась? Борис рассказал мне, как ты действовал там… в чужом, не нашем мире. Никаких сомнений: тот мир для тебя — свой!
– Борис…
– Красивый и наивный мальчик. Кстати, он меня очень любит и готов на все.
Молодой человек усмехнулся:
– Я думаю — и не он один.
– Верно думаешь.
– Что ты с нами сделаешь?
– Тебя убьют, — спокойно пояснила боярыня. — Ты — слишком уж большая угроза.
– Но я ведь могу…
– Служить мне? Увы, ты — чужак. А я не доверяю чужим… впрочем, как и своим тоже.
– А…
– А девка твоя может остаться жить… Нет, в самом деле! На что мне она? Продам… ты знаешь, куда… или даже оставлю здесь, на усадьбе.
– Последнее было бы лучше, — Михаил сжал за спиной кулаки. — Что для этого сделать?
– Любить меня, — обняв Михаила за шею, Ирина Мирошкинична властно притянула его к себе и властно поцеловала в губы. — Чем лучше будешь любить, тем добрее я буду…
Привязанная к скамье девушка застонала, заплакала…
– Цыц! — злобно выкрикнула боярышня. — Я ж тебя предупреждала — будешь нам мешать…
Синий, подбитый соболем, плащ, тихо шурша, упал к ногам женщины. Полетело к жаровне платье… повойник… нижняя, красного шелка, рубашка…
Шел проливной дождь, настоящий ливень, все небо затянули низкие плотные тучи, похожие на серый овсяный кисель. Порывы холодного ветра бросали холодные брызги прямо в лицо часовому на надвратной башенке, тот отворачивался, но коварный ветер подбирался с другой стороны. На дворах починка было пусто — холопы с закупами работали в овине и на конюшне, челядь занималась обычными домашними делами — все под крышей, не было особой нужды идти на дождь.
Вечерело, в слюдяных оконцах хором заплясали оранжевые блики свечей. Рядом, в курных избенках, зажигали лучины, заводили песни — собирались девушки, пряли.
Стражник — молодой кудрявый парень — завистливо прислушался и с тоской посмотрел на небо: стоять ему еще было долго, до самой полуночи. И дождь не унимался, наоборот, полил еще сильнее. Конечно, имелась над головою крыша, до что толку — ведь не было стен, и ветер бросал в лицо тяжелые брызги. Вот снова порыв…
– Эй, стражник!
Показалось…
– Да ты там спишь, что ли?
Часовой обернулся и вздрогнул, узнав высокую гостью, боярыню Ирину Мирошкиничну. Синий, подбитый соболем плащ падал мокрыми складками на круп гнедого коня, волосы были убраны под богато украшенную жемчугом шапку. Гостью сопровождал слуга — да, судя по неказистой одежке — слуга — сильный высокий парень с черными, блестящими от дождя волосами.
– Открывай! — кивнув на ворота, боярыня махнула рукою.
Стражник опасливо поежился — с одной стороны, кто она такая, чтоб ему приказывать? А с другой — гостья вела себя здесь по-хозяйски, и молодой господин, боярич Борис, похоже, потакал ей во всем. Может, тятенька, старый боярин Софроний Онциферович, решил оженить сынка?
– Что, нагостились уже? — спускаясь вниз, негромко поинтересовался страж у слуги — боярыню, естественно, опасался спрашивать — не его поля ягода.
– Да, домой пора… А то дороги раскиснут.
Часовой понятливо кивнул:
– Уж тут это разом. Ну-ка, помоги с засовом… Чего, все ваши сейчас выедут?
– Да они давно уж отъехали, госпожу-от, только и ждут, — слуга хохотнул, — С утра еще. А те из наших, кто еще здесь — до утра пробудут, завтра им важных гостей встречать.
– Ага, — снова кивнул стражник, — понятно.
Ворота со скрипом открылись, и, пришпорив коней, двое всадников скрылись в серой промозглой мгле.
Пожав плечами, часовой посмотрел им вслед, пока не скрылись из виду и, поплевав на руки, принялся запирать ворота. А дождь все лил.
Дождь все лил, и копыта коней разъезжались, тонули в грязи.
– Ничего, Марьюшка! — перекрикивая шум дождя, «слуга» обернулся к «боярыне». — В такую погодку вряд ли кто раньше времени на двор выйдет.
– А куда мы сейчас? — Девушка поправила на голове богатую боярскую шапку, и Миша невольно залюбовался своей подружкой: ладненькая, красивая, ничуть не похожая на приниженную рабу. Да уж, боярское платье ей пришлось впору, как и шапка, и сапоги, и плащ…
Немного, конечно, жаль Ирину Мирошкиничну… да уж, делать нечего, пусть немного полежит голенькой да привязанной к лавке, до утра не замерзнет — в жаровне углей хватало. В конце концов — виновата сама, просто не оставила другого выхода.
– Мы сейчас — в бега, Марьюшка, — Миша подмигнул. — У Долгого озера, на заимке, укроемся — нас там искать им и в голову не придет. Переждем, а потом — к биричу, за заступой.
– Что-то не верится мне в его заступу, — невесело усмехнулась девчонка. — Что бирич, что боярыня… ворон ворону глаз не выклюет.
Михаил рассмеялся: ну, вот он, классовый подход — в чистом виде. И ведь вполне разумно рассуждает представительница угнетенных масс! Очень даже разумно.
Прятать ее на усадьбе бирича — да кому она нужна? Скажут — беглая раба, да попросят выдать — Ермолай законов нарушать не будет, кого ради? Значит, нет места для Марьюшки на его усадьбе… А где есть? В Ладоге? В Новгороде? В Заволочье?
Ладно, сейчас главное — переждать, а там видно будет.
Лошадей пришлось бросить — вязли в грязи, к тому же быстро темнело, и кони просто-напросто переломали бы себе ноги. Свернув с зимника, беглецы укрылись от дождя под раскидистой елью. Михаил наломал лапника, на нем и улеглись, накрывшись плащом и тесно прижимаясь друг к другу.
– Милый… — прошептала Марьюшка. — Ты ведь не бросишь меня, правда?
Миша поцеловал ее в губы:
– Конечно, нет.
– Я буду тебе верной рабою.
Они так и уснули, здесь же, в ельнике, и проснулись лишь утром… от лучей яркого, бьющего прямо в глаза солнца!
Да, за ночь дождь кончился, налетевший ветер разнес, разогнал тучи, и чисто вымытые, с красно-желтой листвою, деревья засверкали, радуясь погожему дню. Над вершинами елей и сосен голубело небо, пахло мокрой травою и смолистым запахом хвои. Рядом, над головою, деловито бил в ствол дятел.
