Внешняя политика Руси, России и СССР за 1000 лет в именах, датах, фактах. Выпуск 1 - Вильям Похлебкин

М.И. Воронцов

Его секретарь Фавье писал о нем: "Этот человек хороших нравов, трезвый, воздержанный, ласковый, приветливый, вежливый, гуманный, холодной наружности, но простой и скромный. Его вообще мало расположены считать умным, но ему нельзя отказать в природном рассудке".

Юношей он получил по тому времени неплохое домашнее образование, а в четырнадцатилетнем возрасте был удостоен своего первого звания - пажа; спустя два года он - камер-паж, с 1735 года - камер-юнкер при дворе цесаревны Елизаветы Петровны и вскоре становится ее секретарем; последнее обстоятельство и предопределило его дальнейшую судьбу. Михаил Воронцов всегда пользовался абсолютным доверием дочери Петра I. Более того, он был посвящен в тайну задуманного заговора против правительницы Анны Леопольдовны. Спустя пять дней после успешного дворцового переворота Михаил Илларионович был пожалован в действительные камергеры и ему был присвоен чин генерал-майора.

Между тем влияние Михаила Илларионовича на внешнеполитические дела становилось определяющим, и это обстоятельство не могло не побудить иностранные дворы обратить на него особое внимание. Фридрих II пожаловал Воронцову орден Черного Орла, в 1743 году польский король Август III наградил Воронцова орденом Белого Орла, а годом позже он был возведен в графское достоинство Священной Римской империи. Тогда же ему было позволено пользоваться этим титулом в России. В 1744 году граф Воронцов, несмотря на то что, по утверждению некоторых современников, не отличался выдающимися дарованиями, назначается вице-канцлером, и ему присваивается звание действительного статского советника.

В 1746 году граф Михаил Илларионович под стандартным в таких случаях предлогом "поправления здоровья" на два года отправляется в вынужденное путешествие по Германии, Италии, Франции и Голландии. Возвратившись из длительного вояжа, Воронцов приступает к исполнению своей должности вице-канцлера. В 1751 году "за усердие в пользу отечества" награждается высшим российским орденом Святого Андрея Первозванного. Воронцову понадобилось несколько лет, чтобы оклеветать в глазах Елизаветы Петровны и добиться свержения своего заклятого врага - графа Бестужева-Рюмина. Наконец-то сбылась его вожделенная мечта - он становится канцлером. В кратковременное царствование Петра III Михаил Илларионович пользовался особой милостью императора. При восшествии на престол Екатерины II, к удивлению многих влиятельных сановников, Воронцов еще какое-то время продолжал исполнять те же обязанности канцлера, хотя и не пользовался прежним влиянием - Екатерина II не любила Воронцовых, поскольку не могла им простить верноподданническую службу Петру III.

В бытность свою канцлером при Елизавете Петровне, а затем и при Петре III Воронцов придерживался политики союза с Австрией против Турции, слыл пруссофилом и по указанию Петра III проводил курс на сближение России с Фридрихом II. Участвовал в заключении трактата между Россией и Швецией о возобновлении оборонного союза на 12 лет. В 1760 году был подписан Акт присоединения России к трактату, заключенному между Австрией и Францией, а спустя два года - Трактат между Россией и Пруссией о вечном мире.

Перед тем, как присягнуть Екатерине II, канцлер Воронцов торопится просить императрицу "о милостивом увольнении от настоящего чина и пожаловать великодушно освободить меня от всех моих дел, дабы я мог досталъную жизнь мою в тишине и покое препроводить и скончать". Опытный царедворец не мог не знать, что неприсягнувший вообще не имел права претендовать на какую-либо службу. Екатерина II от всех его дел не освободила, правда, ненадолго.

На коронацию Екатерину II в Москву в числе других вельмож сопровождал и Воронцов. Возвратившись в Петербург, Михаил Илларионович начинает уверенно заниматься не только европейскими делами, но его интересуют и восточные, в частности русско-турецкие отношения. Турция давно привлекала его внимание. Еще в 1744 году, узнав, что правители Османской империи продолжают всемерно противиться допуску российских дипломатов в Тавриду, поручает резиденту в Стамбуле Неплюеву всячески добиваться права России иметь консула в Крыму, поскольку даже расположенная за тридевять земель от полуострова Франция уже обладала таким правом. Однако это предложение было отвергнуто турками прямо с порога. И, как в связи с этим с горечью докладывал Неплюев в Коллегию иностранных дел, на министерских конференциях в Стамбуле в таких случаях дальше обычных сентенций великого визиря, вроде того, что "совместной дружбе надлежит быть так чистой, как двум зеркалам, чтоб между ними никакой тени не было", дело не шло.

Положение дел в Крыму продолжало вызывать озабоченность петербургского двора и в дальнейшем. В одной из поданных канцлером в этой связи записок Екатерине II в начальный период ее царствования особо подчеркивалось, что Турция, кроме всего прочего, может также вредить России и через крымских ханов. Причем на будущее время для Российского государства надобно желать, чтобы приобретение полуострова Крым, или устья Дона, или какого-нибудь места, удобного для содержания флота на Черном море, "доставить себе на оном твердое основание", а тамошнюю коммерцию обратить в свою пользу и "оную распространить с полуденной стороны Европы".

В одном из своих докладов императрице канцлер Воронцов подчеркивал: "По такому важному внутреннему усмотрению Порты Оттоманской, целость и сохранение ее зависит от воинских трудов и подвигов, которыми политическое тело ее крепнет и питает свои нервы, от долговременного же покоя приходит она не только в изнеможение, но и подвергается конечному разрушению". Пройдет 20 лет, и все поймут правильность рассуждений канцлера Воронцова о Крыме и намерениях турецких правителей. Именно графу удалось впервые четко и подробно обосновать насущную необходимость для России в интересах собственной безопасности присоединить Крым к империи.

Спустя год после воцарения Екатерины II Воронцов почувствовал, что при дворе к нему стали относиться с каким-то подчеркнутым безразличием, и он решает в создавшейся обстановке поступить точно также, как он это сделал в 1746 году, - снова на время отправиться для поправления здоровья в чужие края. И уже 4 августа 1763 года последовал указ сенату следующего содержания: "Канцлер наш граф Воронцов представляет Нам, что он по слабости здоровья не в состоянии больше нести трудов звания своего, ежели переменою воздуха или целительными водами не воспользуется, и для того просил Нас всеподданнейше о увольнении его с фамилиею по крайней мере на два года в чужие край". Отпуск предоставлялся Екатериной II с сохранением канцлерской должности.

Не успел граф Воронцов покинуть Петербург, как в Коллегии иностранных дел появился опытный дипломат граф Панин, которому суждено было стать одним из ближайших сподвижников Екатерины II. А Михаил Илларионович 8 сентября 17бЗ года из Данцига по пути в Италию писал в Лондон своему племяннику о внешнеполитическом ведомстве: "В Коллегии иностранных дел ежедневное упражнение происходит, подобно большой поварне, на которой огонь и стряпня никогда не перестают".

7 октября 1763 года Екатерина II подписала именной указ о назначении Панина первоприсутствующим Коллегии иностранных дел: "По теперешним небезтрудным обстоятельствам рассудили мы за благо во время отсутствия нашего канцлера препоручить Вам исправление и производство всех иностранной Коллегии дел, чего ради и повелеваем Вам до возвращения канцлера присутствовать в оной Коллегии старшим членом..." Почувствовав неладное, Воронцов решает досрочно возвратиться в Северную столицу. Узнав о таком намерении графа, императрица отдала князю Голицыну распоряжение: "Я желаю, чтобы вы по прибытии сюда канцлера, которое вскоре воспоследовать имеет, внушили ему, что как не совершился еще срок дозволенного ему па два года увольнения, то я желаю, чтоб он и дела и министров чужестранных оставил господину Панину; польза дел моих требует, чтобы он согласовал в том желаниям моим". Фактически это означало отставку графа Воронцова. 29 апреля 1765 года императрица в качестве отступного пожаловала Михаилу Илларионовичу 50 тысяч рублей в награждение.

Воронцов к дипломатической деятельности больше не возвращался. И как несколько позднее подметила наблюдательная племянница графа, Екатерина Романовна Дашкова, в российской столице все делается волею императрицы и переваривается господином Паниным" Сам же граф Воронцов так попытался подытожить свое канцлерство: "Финансы же мои столь плохи и малы, что я почти ничего выгодного сделать не могу и ныне искусством вижу, какая разница быть канцлером честным и бескорыстным, или, в том же чине состоять быть богатым, а не добродетельным". В то же время "бескорыстие" и "добродетельность" Воронцова вызывали у императрицы большие сомнения. Известно было, что граф одно время пытался заняться торговыми делами и в 1757 году вместе с графом Шуваловым и генерал-прокурором Глебовым выхлопотал привилегию на исключительный отпуск из Архангельского и Онежского портов льняного семени, но в этом предприятии потерпел неудачу.