Подельник эпохи: Леонид Леонов - Захар Прилепин

Книга о Беломорканале появилась быстро: уже через полгода богато оформленное издание, украшенное тисненым медальоном с профилем Сталина, можно было держать в руках.

В написании труда принял участие коллектив из 36 писателей. Тексты предоставили и Алексей Толстой, и Всеволод Иванов, и Михаил Зощенко, и Валентин Катаев (которого настолько заинтересовала стройка, что он остался там еще, проводив своих коллег). Одни воссоздавали героические биографии работников ОГПУ, другие знакомили читателей с экзотическими биографиями заключенных, третьи дали увлекательное изображение стройки. В проекте участвовал ранний конструктивист Александр Родченко, он пробыл на канале несколько месяцев и сделал множество фотографий. Заключительную главу книги написал сам Горький.

Над книгой поработали на совесть, она смотрелась монолитно, твердо, даже убедительно. Ее появление активно освещалось в прессе и преподносилось как прижизненный памятник великим переменам. Пресса особенно нажимала на коллективную солидарность, сплотившую писателей, работавших над этой книгой.

Но чувство солидарности было не всеобъемлющим.

По возвращении с Беломорканала делегацию писателей собрали в «Метрополе» – Леонов туда не пошел.

Следом были два организационных собрания, их Леонид Максимович тоже пропустил.

Тогда позвонил ему взбешенный Леопольд Авербах, маститый критик, рапповец, один из редакторов сборника, и наорал:

– Это что, саботаж? А? Какого черта! Немедленно приступайте к работе!

Леонов отмолчался.

Притом он знал, что курировал путешествие на Беломорканал председатель ОГПУ Генрих Ягода лично.

Леонову еще несколько раз звонили и с увещеваниями, и с угрозами, но Татьяна Михайловна неизменно отвечала: «Даже не может к телефону подойти… Так ему дурно».

У Леонова могли быть и личные причины отказаться: его тогда рвали в пух и прах за новый роман «Скутаревский», что несколько отбило настроение потакать власти в том, в чем ей совестно потакать. С другой стороны, очерком о Беломорканале он имел шанс выправить ситуацию, а он не стал.

Горькому о леоновском отказе донесли, и вряд ли старика порадовала самостийность любимейшего его ученика.

Только к концу осени 1933 года, когда от него окончательно отстали с написанием главы для книги о Беломорканале, Леонов появился на людях: выступил с приветствием на встрече писателей с экипажем стратостата «СССР» и после этого отправился в самочинную поездку, безо всяких там делегаций, по депо и станциям Казанской железной дороги, выбрав Нижегородскую ветку.

Он собирал материал для новой книги – «Дорога на Океан». Скоро Леонов покажет Алексею Максимовичу, что он думает о новых людях, да и о человеке вообще.

Разрыв

Долгое время Леонов обиняками намекал, что с Горьким его рассорила жена Всеволода Иванова – Тамара, которая что-то ненужное и некрасивое поведала Алексею Максимовичу.

Скорее всего то были превратно истолкованные слова Леонова, сказанные Иванову, о том, что «пока жив Горький – мы все маленькие вокруг него». Иванов пересказал жене этот разговор в том смысле, что Леонов хочет смерти Горького, чтобы самому выглядеть масштабнее. А Тамара, не сдержавшись, передала в том же виде эту ересь Алексею Максимовичу.

Горький спустя несколько дней спросил у Леонова: правда ли это? Смерти моей хотите?

Леонов был настолько удивлен и ошарашен, что пожал плечами и ничего не ответил.

Подобная ситуация, признаем мы, могла быть в реальности. Конечно же, так пересказать слова Леонова надоумил Тамару не сам Иванов. Но безусловный факт и то, что Леонов Иванова раздражал, о чем он сам писал в дневниках, и это его раздражение, как часто водится в жизни, честно разделяла и «вторая половина».

В 1934 году Борис Пильняк в одном из разговоров мимолетом бросил: «Всеволод Иванов никого не любит. Он сделал ставку на Алексея Максимовича и думает стать его преемником, но этого никогда не случится». Фразу эту подслушали и переписали в доносе на Пильняка, но он, возможно, был прав.

Иванов, по-видимому, ревновал Леонова: во многих своих выступления и речах, не говоря о каких-то междусобойчиках и посиделках, Горький неизменно ставил Леонова выше всех. В том числе выше Иванова.

Но в последние годы жизни Горького получилось так, что с Ивановым Алексей Максимович встречался все чаще, а с Леоновым все реже.

И до ссоры, и тем более после.

Сам Горький нигде и ничего по поводу размолвки с Леоновым не сказал и не написал, у Иванова в дневниках тоже ничего об этом нет, а Леонид Максимович рассказывал о произошедшем настолько путано, что мы, пожалуй, выведем причину разрыва меж ними из сферы межчеловеческого общения в несколько иную сферу.

Слишком это мелко для Горького: рассердиться на превратно истолкованную фразу молодого еще, в сущности, писателя.

Горький, думается нам, обиделся на Леонова совсем за другое.

За то, что он предал их религию. Религию веры в Нового Человека – о которой они так много и писали, и говорили вдвоем.

Первый звоночек был в случае с Беломорканалом, когда Леонов, в отличие от почти всей писательской компании, явно продемонстрировал неприятие горьковской задумки с книгой.

Но окончательно все разрешилось в августе 1935 года, когда Леонов закончил четвертую свою большую вещь – роман «Дорога на Океан» – внешне очень просторный, воздушный, энергичный, стремительный, и внутренне – нестерпимо ледянящий.

В романе этом есть множество шифров, разбираться с которыми – задача увлекательнейшая. Об одном из шифров пойдет речь в следующей главе, здесь же попытаемся разобраться, что именно так разозлило Горького, – а роман этот, надо сказать, Алексея Максимовича ввел в натуральное раздражение. Столь злобных писем, какое Горький написал своему любимцу после прочтения «Дороги…», не писал он больше никому.

Главные герои романа этого происходят из местечка Пороженск (он же, надо понимать, Унтиловск, он же Няндорск), что уже симптоматично. История городка этого, как зачастую бывает у Леонова, символизирует историю человечества. Причем историю неудавшуюся – что, собственно, в самом названии городка уже ясно отражено.

Тем более что метафору свою Леонов сам же и раскрывает. В середине книги один из героев – повествователь, альтер эго Леонова – отправляется к пороженскому «краевому патриоту» Волчихину – поговорить за историю их мест.

Волчихин рад:

«– Опиши нас, деточка. Опиши древность нашу. Покажь ученым людям пороженское человечество, как боролось оно, и как росло, и как не удалась ему жизнь».

И перед началом рассказа, типичная леоновская деталь, придвигает расспрашивающему яблоко. Говорит: «Кушай, деточка, горькое наше яблоко». Горькое яблоко познания.