Кентерберийские рассказы - Джеффри Чосер

Чем допустить, чтобы жена измену

Свершила клятве, и про Доригену

Он рассказал, что мужу изменить

Ей было хуже, чем себя убить.

Она не знала об отводе глаз

И по неведенью лишь поклялась.

«Так жаль их стало мне, что я от мужа

Ее приняв, нетронутой к нему же

Тотчас послал, велев идти домой,

И это — все; рассказ окончен мой».

       Философ так ответил: «Милый брат,

Поступки ваши громко говорят

О благородстве. Рыцарь он, ты — паж.

Но упаси отец небесный наш,

Чтоб муж науки не был в состоянье

Вступить в подобное соревнованье.

Свой долг считай отпущенным, Аврелий.

Мы словно бы не виделись доселе

И в первый раз встречаемся с тобой,—

Я от тебя полушки ни одной

Взять не хочу за весь мой сложный труд.

С меня довольно, что оплачен тут

Мой стол. Прощай!» И после этих слов

Он на коня вскочил и был таков.

       Вам, господа, вопрос один задам:

Скажите, самым благородным вам

Кто показался? Повесть же моя

Пришла к концу, поставил точку я.

РАССКАЗ ВТОРОЙ МОНАХИНИ[271]

(пер. О. Румера)

Пестунья всех грехов — ее народ

То называет Праздностью, то Ленью —

Всех смертных к адовым вратам ведет;

Лишь тот окажет ей сопротивленье,

Кто в силах ей противоставить Рвенье.

И к этому стремиться мы должны,

Чтоб избежать засады сатаны.

Опутать нас он может постоянно

Бесчисленными тысячами пут;

Предайся праздности — и окаянный

Уж подстерег тебя, он тут как тут.

Тебя за ворот он — жесток и лют —

Хватает, и дрожат твои колени.

Не предавайся ж праздности и лени.

Хоть нас угрозы смерти не страшат,

Однако разум говорит нам ясно,

Что праздностью рождается разврат,

Всех мерзостей источник преопасный.

Кто власти подчинен ее ужасной,

Весь день лишь есть, и пить, и спать готов,

И пожирать плоды чужих трудов.

Чтоб оградить себя от этой власти,

Которая нас к гибели ведет,

Решил я житие твое и страсти

Пересказать, дав близкий перевод.

Речь о тебе, Цецилия, идет,

Святая мученица, что к могиле

Пришла с венком из дивных роз и лилий.

Тебя, всех дев наичистейший цвет,

О ком святой Бернард писал так чудно

И без кого нам утешенья нет,

Прошу я просветить мой разум скудный

И мне про путь поведать многотрудный

Той, что снискала рая благодать,

О чем в легенде можно прочитать.

О дева-мать, рожденная от сына,

Что грех нам помогаешь побороть,

Всех милостей источник и причина,

В чьем лоне воплотился сам господь!

Так взнесена тобой людская плоть,

Что сына своего творец вселенной

В нее облек для этой жизни бренной.

В твоей утробе вечная любовь

Обличие приобрела людское;

Она, одета в нашу плоть и кровь,

Царит над морем, небом и землею,

Что ей хвалу поют без перебоя;

Девичьей не утратив чистоты,

Творца всех тварей породила ты.

Величие в себе соединила

Ты, дева дев, с такою добротой,

Что — совершенства дивное светило —

Взор благодатный обращаешь свой

Не только к тем, кто с жаркою мольбой

Лежит у ног твоих, — ты милосердна

К тем даже, чьи уста замкнула скверна.

Так помоги же, чудо естества,

Мне, твари, брошенной в юдоль печали!

Припомни хананеянки слова:

«Щепки себе все крохи подобрали,

Что со стола господнего упали».

Хоть грешен я, меня не оттолкни,[272]

Мне в доблесть веру жаркую вмени.

Без дела вера не мертва ль, однако?

Даруй мне силу труд исполнить мой,

Чтоб мог я вырваться из царства мрака,

О доброты источник неземной!

Будь мне, молю, заступницей святой

Там, где творца все славит неустанно,

О мать Христа, о дочь блаженной Анны!

Твой свет небесный в душу мне пролей,—

Она лежит больной в темнице тела,

Придавленная тяжестью страстей,

Томясь в тенетах плотского удела,

К тебе, благая, прибегаю смело:

Ты для страдальцев — пристань и приют,

Благослови меня начать мой труд.

У вас, читатели, прошу прощенья

За то, что неискусен мой рассказ,

Что он не вызывает восхищенья

Разнообразием своих прикрас.

Но я его пересказал для вас,

Легенде следуя, ее словами.

Коль плох мой труд, его исправьте сами.

Смысл имени Цецилии святой

Истолковать сначала тут уместно.

Перевести на наш язык родной

Его мы можем «лилией небесной».

Душою целомудренной и честной

И чистотой, прозрачною до дна,

Не заслужила ли его она?

А можно в этом имени «Дорога

Для тех, кто слеп», пожалуй, прочитать,

Ведь многим помогла она у бога

Снискать себе навеки благодать.

Позволено еще предполагать,

Что рядом с небом названа здесь Лия —

Стремленье совершать дела благие.

Отсутствие душевной слепоты,

Быть может, это имя означает:

Что взор ее был полон остроты

И мудрости, об этом кто не знает?

Да нет же, имя дивное включает

Словечко Леос,[273] и не зря народ

Святую небом всех людей зовет.

С народом равнозначно слово это,

И как нам с неба солнце, и луна,

И хор созвездий льют потоки света,

Так, бесконечной святости полна,

Всем людям в душу свет лила она

Своею мудростью, своею верой

И добротой, не ведающей меры

Как наделяет мудрецов чреда

Свод неба быстротою и гореньем,

Так и Цецилия в делах всегда,

Сердечно каждым дорожа мгновеньем,

Неутомимым отличалась рвеньем

И пламенной горела добротой.

Вот объясненье имени святой.

В семействе благородном, в граде Риме,

Цецилия узрела божий свет;

Евангелья лучами неземными

Был в колыбели дух ее согрет.

Богобоязненная с юных лет,

Она молила небо неустанно

Оставить девственность ее сохранной.

Когда година в брак вступить пришла

И в храм она, на радость прихожанам,

Венчаться с женихом своим пошла,—

Он молод был и звался Валерьяном,—

Она, охваченная пылом рьяным,

Под белым платьем с золотой каймой

Во власяницу стан одела свой.

Внимая, пенью музыки органной,

Цецилия молилась богу так

«Остаться чистой дай, чтоб окаянный

Не мог мной овладеть навеки враг»,

Дабы распятому любви дать знак,

Пред свадьбой через день она постилась

И горячо всевышнему молилась.

Когда же новобрачные для сна

В опочивальню удалились вместе,

Шепнула мужу на ухо она:

«О милый мой, внемли своей невесте!

Я тайну некую тебе по чести

Должна поведать, но прошу тебя

Ее не разглашать, меня любя».

Поклялся Валерьян, что тайны этой

Он никогда не выдаст никому,

Нигде, ни за какие блага света,

И молвила тогда она ему:

«И днем, и сквозь густую ночи тьму

С собою ангела я чую рядом

С пылающим любовью горней взглядом.

Заметь он, что тебя ко мне влечет

Нечистое, земное вожделенье,

Чтоб защитить меня, он пресечет

Младую жизнь твою без сожаленья.

Но если чистое в тебе горенье

Увидит он, то, как и я, любим

За чистоту души ты будешь им».

В ответ, руководим господней волей,

Воскликнул Валерьян: «Твоим словам

Я не могу довериться, доколе

Лик ангела я не увижу сам.

Узрев его, я тайны не предам,

Но если мил тебе другой мужчина,

Вас ждет обоих горькая кончина».

Цецилия промолвила в ответ:

«Его увидишь, и Христовой славы

Прольется на тебя небесный свет.

Дорогой Аппиевой от заставы

Пройдя три мили, в хижине дырявой

Ты бедняков найдешь. Поведай там

То, что сейчас тебе я передам.

Скажи, что к ним затем ты послан мною,

Чтобы святой Урбан тебе помог

Найти стезю к душевному покою,

И только переступит он порог,

Все расскажи ему в кратчайший срок.

Когда очистит он тебя от скверны,

Тебе предстанет ангел, страж мой верный».

И Валерьян в дорогу поспешил,

Как только свет забрезжил, утром рано,

И за заставой средь святых могил,

Нашел святого старика Урбана.

Тот, выслушав признанье Валерьяна,