Странник и Шалопай - Сергей Минутин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ум сверлил мозг Надеждина: «Ты посмотри вокруг. Ничего интересного. Ты вспомни, как у нас. У нас всё открывается и закрывается строго по расписанию. Попы берегут Бога от навязчивой паствы. Это они у него расписание приёма узнали и прочие дни праздников. Открыли, впустили, проконтролировали, чтобы «овцы» храм не растащили на сувениры. Отчитали, призвали к борьбе с грехом, проводили, закрыли. Всё душевно. А тут что? Тут ты ещё ни одного охранника не увидел, а «шлёпаешь» по комнатам уже битый час. А если нет владык, нет охранников, значит нет и рабов. И куда тогда рабам стремиться? Что охранникам стеречь? Кого владыкам да благочинным на путь истинный наставлять? На хрена нам эта демократия? Поехали домой. Поехали к нашим баранам».
Душа Надеждина домой не хотела. Она водила Надеждина по всему храму в надежде остаться здесь навсегда. Она любовалась иконами и картинами, рассматривала вышивки неизвестных вышивальщиц и церковную утварь. Надеждин прошёл трапезную и мастерские, заглянул в туалет. Иногда ему встречались монашки. Он улыбался им, они улыбались ему, ничего не спрашивая и не запрещая. Ноги, как это часто бывает, без всякого умысла их хозяина привели Надеждина во внутренние покои храма. Он шёл на шум воды, мечтая увидеть горный водопад. Он открыл дверь и застыл в восхищении. Это был душ. Под струями воды стояло несколько обнажённых и удивительно хорошеньких женщин. Они не вскрикнули, не завизжали, они повернулись к Надеждину своими красивыми спинками. Надеждин был стыдлив. Он поспешил закрыть дверь. Хотя его поспешность была такой же, как и устремление многих из нас к замаливанию грехов, но это был поступок, достойный восхищения Надеждиным.
Закрывая дверь, он наконец–то начал догадываться, что это не просто храм Божий, а это женский монастырь. Просто женщины здесь давно отвыкли от злых и голодных мужиков, от разных варнаков и проходимцев, поэтому они не пуганные, и поэтому всё настежь. Это было откровение. Надеждин понял, почему так страдает его ум, которому положено быть мужским, и почему так ликует его душа, ищущая свою женскую ипостась.
Надеждин пошёл к выходу. Он шёл и рассуждал о том, что мог бы тереть монашкам спины. Он мог бы даже построить здесь русскую баню. Разве душ — это удовольствие. Он мог бы готовить монашкам еду…
Надеждин не хотел расставаться с монашками. Душа просила его остаться.
Но что такое душа у современников Надеждина? Да почти ничего. Кто её слушает? Да почти никто! Другое дело — ум. Ум звал Надеждина к выходу, на улицу.
Солнце стояло в зените. После храма Надеждин очутился в жуткой духоте. Ум быстро «скис». Надеждин сел на землю под стеной монастыря и задремал. Ему снились монашки в душе, и среди них он увидел Музу. Она говорила ему: «Поехали домой. Здесь и без нас хорошо. Поехали домой. Дома тебе надо повернуться лицом к Богу и Божьей Матери. Дома. С дома и с себя начинается любовь к ближнему. И к себе…».
Надеждин очнулся, и его охватило сильно разрекламированное, но мало кому известное чувство. Его охватила ностальгия.
Он засобирался домой. Надеждин стал искать глазами транспорт, чтобы быстрее домчаться до аэропорта. Но из всех видов транспорта возле монастыря стояли только ослики. Рядом с ними дремал старики в таком же наряде, состоящем из халата и чалмы, что и сам Надеждин.
Надеждин подошёл к старику и показал рукой на осликов. Старик достал из кармана пачку «маршрутных листов» на всех языках мира.
Надеждин нашёл «инструкцию» на русском языке. Из пространного описания так выходило, что ослики знают только один маршрут: от монастыря до восточного базара вниз, и от восточного базара до монастыря вверх, и что на этом пути погонщик им абсолютно не нужен. Для того, чтобы ослик зашагал по горным тропам, ему нужна лишь поклажа на спине, а дорогу он и сам знает.
Надеждин водрузился на самого большого ослика, ростом с хорошую, рослую лошадку–пони. И ослик тронулся в путь. Ослик вёз Надеждина каким–то длинным и тесным ущельем. Надеждин высоко задирал голову, опасаясь падения камней, но потом успокоился и задремал.
Ослик встал как вкопанный возле лавки, торгующей молоком и сыром. Слезая с ослика, Надеждин приписывал и старику и ослику чудеса мудрости и прозорливости.
Во–первых, он был голоден, а во–вторых, быть на Востоке и не побывать на восточном базаре… Он даже испугался мысли о том, что базар мог пройти мимо него. Что бы он тогда рассказывал своим друзьям и подругам. Что бы он рассказал Сергею Сергееву, поднимая в гараже его творческий «айкью». Без «базара» Сергееву рассказывать было абсолютно нечего.
Надеждин вспомнил, как провожая его в Сирию, Сергеев скандировал за барной стойкой железнодорожного вокзала, смущая продавщицу, напутственный стих:
Мелькают новости бегущею строкою,Отдавая дань летучим дням:«Где–то на Урале был построенПамятник забытым деревням».А каков на вид? Молчит вещанье.Но уже пронзил сознанье ток:Памятник? Так, стало быть прощанье?Памятник — лишь памяти урок…
Сергеев страдает оттого, что историю России загнали в резервации и законсервировали в ветхих памятниках. А о том, что историю можно сохранять, живя в ней, сохраняя лишь вечные ценности и вечные традиции, он даже не догадывается. Ему бы тоже надо совершить паломничество из Петербурга в Москву, а затем и в Сирию.
Надеждин до своего паломничества тоже не догадывался. Он тоже пытался верить в то, что своими лозунгами о «краеведении и туризме» чиновничество пытается спасать историю, но с высоты гор стало видно, что не спасать, а воровать. Попы тоже придумали крутой «наворот» на свои стройки капитализма. Мы, мол, создаём сеть духовно–нравственных учреждений, отличных от домов культуры, домов пионеров и прочей прежней «напасти» для стариков и детей.
Сергееву о том, что он увидел в Сирии, рассказывать нельзя. Затоскует, запьёт и совсем свихнётся на поэтических строках.
Базар другое дело. Это он оценит. Это ему понятно. Об этом можно.
Надеждин шёл по базару. Но и тут он не переставал удивляться. Вокруг торговали тем, что в России называли народными и художественными промыслами. Торговали тем, что в России неизменно «спасали», требовали денег на «спасение», под что писались огромные федеральные программы, во главе которых ставили «больших» людей в чине министров и губернаторов. А здесь всем этим торговали. Прямо в лавках дети что–то мастерили, шлифовали, полировали, выдували. Это была не показуха для разграбления бюджетных средств, а сама жизнь, её воспитывающая и дающая образование детям жизнь.
Надеждин ходил по восточному базару и удивлялся тому, что не видит попрошаек, нищих, воров. Всё было удивительно спокойно.
Видимо, думал Надеждин, в этой стране живут учителя, дающие правильные знания.
Надеждина от этой безмятежной картины стал донимать вопрос: «А что должен сделать он, Надеждин, чтобы и у него дома было так же. Почему в его стране огромный православный, вроде бы духовный аппарат вверг страну в хаос революции 1917 года, а затем такой же огромный коммунистический — атеистический аппарат вновь вверг страну в хаос перестройки 1985 года»?
По его наблюдениям так выходило, что для России переводчики с сирьякского диалекта арамейского языка перевели далеко не все речи Иисуса Христа, а многое перевели совсем не так, навешав на откровение Иисуса свои домыслы, легко оперируя десятью заповедями от христианина до строителя коммунизма. Похоже, что в его стране «верующие» и атеисты, слившись в экстазе, совсем утратили верные ориентиры.
Надеждин устремился к исправлению ошибки….
Глава шестьдесят первая
Законы Космоса
1. Незнание не освобождает от ответственности. Это тоже Космический Закон. Механическая посылка огромной бессознательной энергии — это просто загромождение пространства и вызывает к проявлению на физическом плане энергий, которые вы вызвали. Но идут они «туда, не знаю куда», просят то, не зная что. Если ребёнок не знает качества огня и прикасается к огню, то получает ожог. Незнание Закона человека тоже не освобождает от ответственности, потому так важно говорить каждый день:
«Господи, вручаю тебе Дух свой в руки твои. Господи, Учитель, веди Дух мой, Душу мою, Сознание моё, Разум мой, Тело моё по жизни».
2. Космический закон непохожести. Каждый предмет, каждый организм, каждый атом, планета — строго индивидуальны. Нельзя в одну реку войти дважды — это закон разового получения информации. Закон непохожести или индивидуальности нужен потому, что всё в Сущем — творение Господа. Господу дорог каждый листик, каждая травинка, каждая планета, не говоря уже о Человеке. А если стоит выбор — травинка или человек — здесь вступает в силу закон соизмеримости или целесообразности — ценность запаса осознанной психической энергии, так как в Космосе и Природе ценится энергия сознания. Конечно, человек ценнее, чем травинка, но бывает и так, что травинка ценнее по энергии осознания, чем человек. Всевышнему видней!