Охота. Я и военные преступники - Карла дель Понте

Лилич: Разве твоих и моих слов недостаточно? И слов Ширака и Слободана [Милошевича]? Перишич: Хорошо, я все проверю.[27]

Я спросила Ширака: «Действительно ли вы обещали не арестовывать Младича, если пилотов освободят?» У Ширака очень искренний взгляд. Его глаза нравятся женщинам. Он посмотрел на меня и ответил: «Конечно, нет».

Ширак признал, что действительно обсуждал с Милошевичем вопрос освобождения пилотов, но категорически отрицал какую-либо сделку, не говоря уже о том, чтобы обеспечить Младичу, которого обвиняли в убийстве 8 тысяч мужчин и мальчиков в Сребренице, иммунитет от преследования. «Как я мог заключить подобное соглашение?» — риторически вопрошал Ширак. Франция не могла обеспечить Младичу иммунитет от ареста, потому что в Боснию в качестве миротворческих сил по Дейтонскому мирному соглашению вошли не французские войска, а силы НАТО.

Впрочем, упоминание о возможной сделке явно возбудило Ширака. Он словно пытался доказать мне, что никакой сделки не существовало. Он сразу же поднялся, подошел к столу, набрал телефонный номер и вызвал главнокомандующего армией Франции.

«Генерал, — сказал он. — Младич все еще на свободе Это неприемлемо. Его нужно арестовать немедленно. Франция должна сделать все необходимое, чтобы он был арестован».[28] Ширак приказал бросить все силы на поиски Младича.

Я вернулась в Гаагу окрыленной. Тон Ширака, его твердость, однозначность его указаний… Я была уверена, что Младич вот-вот окажется в тюрьме трибунала, может быть, даже до моего возвращения в Нидерланды. Но… Le mur du coutchouc. Muro di gomma по-французски…

Через неделю в Вашингтон прибыла делегация Сербии, возглавляемая премьер-министром Живковичем. Вместе с ним прибыл министр иностранных дел Свиланович. Делегацию принимал госсекретарь Пауэлл, глава Совета национальной безопасности Кондолиза Райс, посол Пьер Проспер и другие официальные лица. Я была уверена в том, что сербы приехали с теми же обещаниями, какие давали мне, и с теми же просьбами о помощи. Вскоре мы узнали, что главной темой переговоров был арест Младича. Вашингтон пообещал помощь в аресте, но ясно дал понять, что американская помощь Сербии и Черногории целиком и полностью зависит от решения этого вопроса.

14 сентября я получила известие от Зорана Живковича. Сербский премьер заверял меня, что арест Младича становится главной заботой белградского правительства. Правительство выделило целое подразделение из тридцати человек, единственной задачей которого стала поимка беглого генерала. В состав подразделения входили сотрудники разведки и полиции, а также военные. Живкович сказал, что правительство выделило все необходимые технические и оперативные средства. Под постоянным электронным и личным наблюдением оказалось множество людей, которых подозревали в связях с Младичем — его родственники, друзья и бывшие товарищи по оружию. Спецподразделение получило полномочия проводить операции в любом месте Сербии и использовать для этого любые средства, в том числе и военные. Через три недели белградские власти сообщили, что от дружественной разведки были получены сведения о местонахождении Младича. Несколько сотен полицейских и спецназовцев были брошены туда, но Младича там не оказалось. Я не понимала, почему трибунал никак не участвовал в этой операции. Рассказанная история казалась мне не более достоверной, чем информация о натовских операциях, которую мы получали через газеты и во время дипломатических переговоров. Я не знала, кому верить. Я начала думать, что все эти операции — всего лишь театральные попытки доказать нам, что какие-то действия предпринимаются, хотя на самом деле не делалось ничего. Результатов не было.

Я весьма скептически отнеслась к сообщениям о крупной операции по поимке Младича и 3 октября вылетела в Белград. Этот визит оказался самым неприятным за все время моей работы на посту главного прокурора Международного трибунала. Я со скептицизмом относилась к любой информации, поступающей из Белграда. К тому времени мне уже было ясно, что реформистский запал в Сербии ослаб. Армия сохраняла свои позиции, несмотря на увольнение более двадцати генералов. В разведке продолжали служить люди, совершившие военные преступления в прошлом и сохраняющие связи с организованной преступностью в настоящем. Заслуживающие доверия журналисты и сотрудники «Международной кризисной группы» называли имя нового руководителя военной разведки. Момира Стояновича подозревали в причастности к убийству 129 гражданских лиц в Косово в 1999 году.[29] Однако неослабевающее давление со стороны Соединенных Штатов и Евросоюза вынуждало Белград все же сотрудничать с Международным трибуналом.

Главными темами наших переговоров на этот раз стали арест Младича и иски к Белграду, рассматриваемые Международным уголовным судом. Очень скоро стало очевидно, что сербы собираются арестовать Младича и отдать его в руки трибунала за геноцид в Боснии и Герцеговине, а затем использовать этот факт для того, чтобы боснийское правительство отозвало свой иск к Сербии в Международном уголовном суде. Во время первой же встречи с президентом Государственного Союза Сербии и Черногории Светозаром Маровичем и представителем министерства иностранных дел Владимиром Джеричем мои подозрения подтвердились. Свиланович поручил Джеричу контролировать процесс доступа к документам, чтобы информация о причастности Сербии к геноциду в Боснии и захвату территорий в Хорватии не стала достоянием общественности и, в особенности, не дошла до Международного уголовного суда.

Марович был черногорцем. Во время моего визита отношения между Черногорией и Сербией были далеки от идеальных, поэтому его меньше всего волновали юридические проблемы Сербии. Тем не менее, Марович решил польстить мне, сказав, что понимает мое неудовольствие состоянием отношения Белграда и Международного трибунала. Он предложил мне прислать наблюдателей, которые могли бы следить за усилиями федерального правительства по преодолению препятствий к сотрудничеству. Я сказала, что хотела бы видеть какие-то изменения. Прокурорская служба все еще не получила ответов на 79 запросов о вызове свидетелей, и это совершенно недопустимо. Я сообщила президенту о том, что Белград требует защитных мер в отношении определенных документов, и что потребуется слишком длительное время на то, чтобы эти документы прошли все необходимые бюрократические процедуры. В этот момент в наш разговор вмешался Джерич. Он сообщил, что выдача разрешений задержана всего лишь по 72 запросам (его слова лишний раз подтвердили мою правоту). Затем Джерич заявил, что белградское правительство обратилось к судебной палате с запросом об обеспечении защитных мер в отношении лишь некоторых документов, связанных с работой Верховного совета обороны. Я спросила, не предоставит ли нам правительство те документы, в отношении которых защитные меры не нужны? Юристы и следователи могли бы начать работу с ними. Но на мои слова никто не обратил внимания. Я в очередной раз напомнила об ограничении доступа сотрудников трибунала к другим архивам. Но Джерич снова заявил, что осторожность его правительства объясняется сложностью положения Сербии в Международном уголовном суде.