Вершины и пропасти - Софья Валерьевна Ролдугина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И то верно. – Алар недолго помедлил, прежде чем кивнуть. Желания и устремления этой женщины он понимал хорошо, как и боль, что её терзала; и, что уж таить, надеялся, что в битве силы к ней вернутся быстрее. – Что ж, я возражать не стану. Но попрошу пока не говорить никому о том, что мы идём в Ашраб, на помощь храму. И вот ещё… Я не настаиваю, и всё же. Имя своё ты так и не назовёшь?
У неё вырвался короткий вздох; взгляд потемнел – глаза, которые только что были как первая листва на просвет, стали как болотистая вода.
– Я его не знаю, – тихо ответила северянка. – Настоящего. Только детское прозвище… Киморты ведь ничего не забывают, так? Но меня, видно, слишком долго травили дурманом. Я не помню о себе ничего – ни откуда я родом, ни как сюда попала. Эти годы тоже как в тумане – и к добру, думаю… Помню только, как чья-то рука мне рот зажимала, и всё плыло, а мать кричала: «Илка, Илка, выйди!» Ну, если нужно как-то звать, то так и зови. Мне-то что.
Она поднялась и пошла прочь – быстро, легко и почти неслышно.
Алар пригубил из пиалы остывший чай; на языке стало горько.
Солнце опустилось за край земли.
В следующие два дня он успел переговорить со всеми бывшими пленниками – взрослыми, конечно. Точней, попытался. Старший из двух спасённых мужчин, сероглазый шимри с волосами, остриженными по плечи, по-прежнему не разговаривал ни с кем и проводил дни, глядя в одну точку. Жрец Ветра Дождей, присматривавший за ним, впрочем, утверждал, что дела идут на лад: мол, его подопечный сам уже принимает пищу, откликается, когда к нему обращаются, а вечерами ходит наблюдать за тем, как город погружается во тьму.
Вот только к морт он не обращался совсем, хотя силы к нему уже начали возвращаться.
– Он оправится, – улыбался жрец, с виду юнец совсем, черноглазый, бритоголовый, с кожей чёрной, как смола. – Ему просто нужно некоторое время наедине с собой. Он не отказывается от лекарств и принимает нашу заботу, а ещё в нём живо любопытство… Значит, он исцелится.
Сейчас, при взгляде на бледное лицо, застывшее, точно маска, в это верилось с трудом; однако жрецы разбирались в излечении ран – и тела, и духа – гораздо лучше, чем даже многие киморты, Алар доверился храму. Что же касалось освобождённых пленниц, то одна из них, совсем юная северянка лет семнадцати, едва не погибла от побоев: как выяснилось, она была устойчивей прочих к дурману и сумела вернуть себе силы, когда никто этого не ожидал – и убила тогда в ярости с полдюжины купцов, которые приехали взглянуть на свежий «товар». Верно, и сбежала бы тогда… если б не сообщница Дуэсы, которая оглушила бунтарку, а потом лично отходила кнутом.
– И хорошо, что она избила, – криво усмехнулась девица, когда Алар её навестил. Лицо у неё опухло настолько, что губы едва шевелились, а один глаз не открывался. – Зато на меня, полумёртвую, никто и не польстился… Гляди, эстра! – вдруг позвала она ослабевшим от радости голосом. – Гляди, морт меня снова слушается!
– Вижу, – улыбнулся Алар, глядя на то, как бледно-голубые потоки закручиваются вокруг искалеченного тела. – Не перетруждай себя, больше полагайся на жрецов. Хорошо?
Девица кивнула растерянно, как зачарованная – и поморщилась от боли.
Третья из спасённых пленниц, невысокая, с коротко остриженными рыжеватыми волосами, была чуть постарше. Северянка-полукровка, она воспитывалась в Ишмирате, правда, не в Шимре, а в Аримме. Два года назад с позволения учителя она направилась в Орм, навестить родичей, и у озера Арирамар остановилась переночевать… а очнулась уже в пустыне, одурманенная. За минувшее время она сменила нескольких хозяев, умудрившись половину из них убить, и трижды бежала. В последний раз её перехватила сама Дуэса – и лично занялась «перевоспитанием».
– Я ей чуть глаз не выбила, – рассмеялась полукровка хрипло, качнув клокастой головой. И подняла руку, на которой не хватало указательного пальца. – Ей-ей, даже не жалко, что вот этого вот лишилась, оно того стоило… А правда, что ты ей зад надрал?
– Правда, – не стал отпираться Алар. Но всё же уточнил, справедливости ради: – Однако убить не сумел. Сейчас собираюсь в Ашраб, надрать зад её союзникам… Хочешь с нами?
– Хочу, – не стала отпираться она. И вздохнула. – Но не пойду. Я здесь нужнее: ко мне-то силы уже вернулись, да и голова ясная, значит, именно я и должна об остальных позаботиться. Во-первых, подожду сперва, пока Чалла оправится… Ну, одноглазая красавица наша, – засмеялась она и резко оборвала себя. – Во-вторых, надо приглядеть за детьми. Как все окрепнут, найму дирижабль – жрица помочь обещала – и вернусь в Аримму, к учителю, а оттуда вместе с ним отправимся в цех. И пусть уже тогда эта Дуэса по всему свету от нас побегает, как гурн с подожжённым хвостом, – добавила полукровка, и лицо у неё стало злым.
Злым – и отчаянным.
Как она ни храбрилась, а всё же боялась – и не столько Дуэсу, сколько собственной беспомощности страшилась. Потому и хотела так страстно вернуться к наставнику поскорее – туда, где её в обиду не дадут… Алару и самому это казалось разумным, да и к тому же было спокойнее, что за спасёнными детьми и за мужчиной-шимри, повредившимся рассудком, присмотрит, кроме жрецов, ещё и киморт.
Из взрослых пленников оставался только Киар – и он, конечно, согласился направиться в Ашраб с готовностью, с радостью даже. Его всё сейчас радовало и доставляло ему удовольствие: и вновь обретённая свобода, и дневная жара, и ночная прохлада, и острая пища, и знаменитые кашимские сладости, и прогулки, и блаженное безделье… Он часами возился с Рейной, помогая ей в учении – и сам вспоминал утраченные навыки,
