Не бойся друзей. Том 1. Викторианские забавы «Хантер-клуба» - Василий Звягинцев

Фёст сам себе удивился, произнеся такой длинный и логически безупречный период[135].

О том, что любые попытки Санникова с его командой предпринять ещё какие-то «логически небезупречные», зато «эмоционально окрашенные» действия повлекут за собой полный провал не только до боли примитивно задуманной, но ещё хуже исполненной операции, он говорить не стал.

Вспомнились то ли шестой и седьмой, то ли девятый и десятый постулаты Александра Ивановича. «Если сумел довести противника до белого каления, этим и ограничься. На очень горячую железку плевать не надо». И — «Даже Наполеона проще отпустить из Москвы на старую Смоленскую дорогу, чем навязывать ему уличные бои в городе. Товарищи Сталин и Жуков в случае с Паулюсом этого не поняли».

Санников с товарищами отправились по той самой «Смоленской дороге», к скамейке напротив ресторана, где их с интересом ждали бойцы группы прикрытия. Оттуда и стали звонить, сразу по трём телефонам отчего-то. Впрочем, кто-то мог звонить и жене или подружке, сообщить, что намеченный уик-энд отменяется.

Герте с Людмилой, вернувшимся с позиции «засадного полка», биноклей не требовалось, чтобы наблюдать за противником, расположившимся в сотне метров, они умели подстраивать остроту зрения по принципу трансфокатора. Но кроме сделанного Санниковым доклада начальству, ничего осмысленного они по губам оперативников не прочитали. Перемежающийся малоинформативными фразами мат — и только. А кто бы на их месте не матерился, медленно, с трудом въезжая в ситуацию, в какую их поставили сначала командиры, а потом и этот… Фраером и козлом Ляхова, правда, никто не назвал. Испытали положенное уважение к достойному противнику.

Вадим вкратце пересказал девушкам суть происшедшего разговора и собственный план на предстоящую встречу.

— А вы не боитесь, что нас всё же попытаются перестрелять вон с той пятнадцатиэтажки? — спросила Герта, указав на жилую башню полукилометром севернее. Три её верхних этажа очень удобно возвышались над вершинами столетних лип. И это было единственное подходящее для снайперов место, если не считать окрестных кустов.

— Вот тебе и задача, — сказал Ляхов, — держи объект под контролем, ни на что более не отвлекаясь. Остальное — мы с Людой.

Герта кивнула, сориентировав свой блок-универсал в указанном направлении.

Официантка, опасливо-уважительно посматривая на Вадима, но лишних слов, выходящих за пределы её непосредственных обязанностей, не произнося, подала «агнешку на шкара», которой славился этот ресторан. Проще говоря — большой чугунный мангал с раскалёнными, но без пламени углями внизу и сковородой, накрытой крышкой, сверху. Под крышкой — тонко нарезанные ленточки ягнятины, болгарского перца, помидоров и масса всяких специй. Вкуснятина! Особенно если запивать терпким красным вином.

Вадим, кстати, с самого первого дня знакомства с «валькириями» не переставал удивляться их великолепному аппетиту. Девушки никогда не жеманничали, типа «бежала через мосточек, ухватила кленовый листочек». Нет, они, не скрывая склонности к гурманству, с тем же успехом могли питаться из солдатского котелка и с нормальным солдатским азартом. Понятно, что офицерская служба в войсках спецназа требовала массы энергии. Те, в институтских учебниках прописанные нормы калорийности, вроде: «Семь тысяч калорий косцу и кузнецу, три с половиной — работнику умственного труда», совсем не учитывали, что двадцатипятикилометровый марш-бросок с полной выкладкой и штурм-полоса на финише, и стрельба, из чего прикажут, на промежуточных рубежах — побольше усилий требует, чем «коси коса, пока роса».

Сейчас Людмила и Герта, не оставив без внимания закуски, серьёзно обратились к баранине.

Да и гость не заставил себя ждать. Наверняка ведь сидел поблизости с биноклем и, несомненно, матерился, наблюдая за «мастер-классом» своего посланца. Легко, думаете, видеть, как сыплется на свой страх и риск предпринятая акция? Шансы которой и так болтаются, как стрелка поломанного спидометра, от нуля до двухсот километров, пока машина, взрёвывая мотором, так и не трогается с места.

— Появился, — доложила Людмила, смотревшая в сторону входа. Сам Ляхов предпочитал любоваться плавающими по бутылочного цвета воде лебедями. «Человеку, обладающему знанием, приличествует важность» — эту фразу он ввёл в круг своих понятий ещё в школе, прочитав в книжке ныне всеми забытого автора о войне с басмачами.

— Наблюдай. «Я к нему не выйду» — это уже из Стругацких, «Попытка к бегству».

Только когда Контрразведчик образовался прямо напротив, на ступеньках крыльца, с самой любезной улыбкой, столь же приятной, как за президентским столом, Ляхов соизволил его увидеть.

Поднялся навстречу, протянул руку.

— Присаживайся. Рад встрече. Что не пришёл, куда договаривались — извини. Естественная предосторожность. Правда, я думал, ты просто позвонишь, а не «курьеров» пошлёшь. Они моим сотрудницам не понравились…

Он представил гостю Люду и Герту, без фамилий, но с залегендированными должностями.

Сделал жест официантке, чтобы подала ещё прибор и всё полагающееся.

И к Контрразведчику по имени обратился. Специально, разумеется. На прошлой встрече Президент и его друзья предпочитали, как в романе Лема «Эдем», называть себя только по профессиям и специальностям, будто это хоть что-то меняло. Разве что просто обычай, как полумаски на маскараде, якобы делающие участников неузнаваемыми. Ну, мы — люди, политесу не обученные.

— Товарищ генерал-майор, ничего, что я вас Леонидом Ефимовичем звать буду?

Генерал хоть немного, но удивился. Неужели считал, что при всех ранее продемонстрированных способностях его будущим партнёрам сложно будет не только имя и звание выяснить, но самые засекреченные личные дела поднять?

— Ничего, конечно. Мы не на службе…

А Ляхов продолжал резвиться:

— Кстати, а почему генерал-майор всего лишь? Это когда я службу только начинал, генералы в живой природе редко встречались. Небожители! А сейчас по четыре генерал-полковника в одном кабинете сидят. На метро «Арбатская» в восемнадцать вечера на эскалаторах больших звёзд больше, чем в Млечном Пути. Мой первый комкор, генерал-лейтенант Попов, единственный в таком чине от Чукотки до Хоккайдо, на персональном «ЗиЛе» по Южно-Сахалинску любил кататься, и любой военнослужащий, завидев его машину, по дворам и подворотням прятался, от греха. Вот то был «авторитет мундира». Ты бы тоже три звёздочки нацепил. Эстетично смотрится…

Это было сказано, чтобы сразу привести ситуацию «в соответствие». Мол, в тот раз мы с тобой водку в одном качестве пили, а теперь — совсем в другом будем. Если… Если я тебе болтливым дураком покажусь, так ещё и лучше. Но, вот беда, не выйдет.

Правильный (на его взгляд) ход нашёл Леонид Ефимович, разулыбался вроде Манилова[136]:

— Вадим, кажется, Петрович? Простили бы вы моих… лейтенантов. Они за отсутствием постоянной практики совсем элегантно думать разучились.

Явное предложение забыть предыдущее и начать с чистого листа. С «табулы разы», по-латински выражаясь. Оно бы и можно, только не бывшему капитану медслужбы Ляхову такие «контрдансы» предлагать. Уж если он целого начпрода бригады куда нужно носом потыкал, пока не привёл «в соответствие», так что ему совсем по службе посторонний генерал?

— Лейтенантов бы — простил. Так ты целого подполковника прислал, товарища Санникова. Какая тут элегантность мышления? А что самое главное у медиков, да и у чекистов — результат? Результат — отрицательный, и ты сам глупее своих подручных выглядишь. Вам ведь всем недавно сказано было — ребята, не надо дёргаться. Или мы с вами совсем и навсегда расходимся, или — будем искать консенсус, как последний Генсек и первый Президент СССР выражался. Ну а вздумалось в детские игры со взрослыми людьми играть, так и получите адекватный результат.

— Вадим Петрович, давайте прекратим этот разговор. Все, бывает, ошибки совершают. Я свою готов признать… — Мятлев старательно пытался выглядеть честным, но недалёким чиновником. Крайне удобная позиция, когда на руках в покере не хорошие карты, а чистое «джокерное мучение»[137].

Ляхов не собирался с ним спорить или вообще затевать сложные комбинации. Смотрел на его румяное, до того честное и открытое лицо, что аж противно стало, и вспоминал себя, брата-аналога Секонда, Сергея Тарханова с его пятигорскими делами, Уварова заодно. Эти парни своё право не считаться «тварью дрожащей» под пулями доказали. А ты, мордастенький, что собой представляешь, за что погоны получил?

Для разрядки повисшего над столом напряжения Мятлев спросил, во все глаза глядя на девушек, чересчур, на его взгляд, штучного разбора. Одной — и то выше головы хватило бы господину Ляхову. Две — явный перебор.