Повесть о Монахе и Безбожнике - Владимир Перемолотов

— Ага! С голоду околеет! — еще не остыв от потрясения сказал Чен, испытывая огромное желание ударить зверя стволом по морде..

— Вполне может быть, что и околеет, — серьезно сказала Полина Викторовна. — Экологические цепочки разрушены… Когда еще они восстановятся!

Чен понял, что женщины не шутят и засопротивлялся.

— Ничего ему не сделается. Жил он без нас и еще… Вон травы кругом сколько!

Понимая, что деморализованного метеоролога нужно добивать прямо сейчас Татьяна Иосифовна твердо сказала.

— Мне нужен объект исследования. Травоядное. В конце-то концов, мы сюда тоже работать приехали, а это вовсе не саблезубый тигр. Сам ведь видишь, что это какая-то домашняя тварюшка.

Отметая все возражения, она безбоязненно протянула руку и погладила зверя по боку. Чен тихо, но отчетливо выругался. Зверь, словно поняв, что сказал человек, дернулся, и Галине показалось, что он хочет сбежать назад в лес.

— Это ты его пугаешь! Он тебя боится! — не оборачиваясь, бросила она Чену. Ей пришлось шагнуть за зверем, и ее рука нечаянно коснулась носа.

— Нос у него сухой. Возможно, он болен!

Она уперла руки в бока и категорически заявила.

— И вообще я без своего зверя никуда не пойду!

Татьяна Иосифовна выразительно посмотрела на подругу, и та встала рядом.

Чен понял, что проиграл.

— Давайте я хоть парализую вашу корову… — наконец сдался он, но женщины навалились на него сразу с двух сторон и дожали.

— А потом что? На себе тащить?

— Довезем!

— А пустят нас с ним? — с сомнением сказал Полина Викторовна. — Он же септический…

Зверь затопал ногами, затряс шерстяными боками, обдав их запахом раздавленной травы.

— Пустят, — уверенно сказала Татьяна Иосифовна. — Я договорюсь с Игорем. Может же жена начальника иметь какие-то привилегии?

— Зачем его внутрь тащить? — подсказал Чен. — Пусть в клетке пока посидит.

Полина Викторовна отрезала кусок веревки и одела зверю на шею импровизированный ошейник. Тот, если и понял, что происходит, к своему пленению отнесся очень спокойно. Он мотал башкой, не делая никаких попыток вырваться. Махнув рукой на это безобразие, Чен опустил платформу на землю, откинул борт и, не отпуская пальца со спусковой клавиши, стал смотреть, как женщины заманивают зверя на платформу. Тот топтался так, словно никогда в жизни не видел летающей платформы.

Женщины суетились вокруг него, и Чен решил внести в это дело долю мужской организованности. Зайдя сзади, он уперся плечом и неожиданно легко затолкал зверя на борт. Шерсть взметнулась над низким бортиком, и абориген оказался внутри.

— Всего и делов, — довольно сказал Чен.

— А где у него ноги? — спросила вдруг Полина Викторовна, — и сколько их?

— Разберемся… Не на гусеницах же он.

Она наклонилась, что бы тут же и решить все вопросы, но изнервничавшийся Чен сказал:

— А вот он тебя сейчас копытом….

Полина Викторовна отпрянула, и эта тайна осталась не раскрытой.

От боевого настроя, с каким он сунулся в руки пришельцев, к середине ночи мало что осталось.

Отдавая себя в их руки он считал, что предусмотрел все, однако как выяснилось, ошибся. К ночи стало ясно, что он упустил две очень существенных вещи.

Этими двумя вещами были холод и голод.

Клетка, как ей и было положено, не отличалась особенными удобствами. Он собственно и не ждал особенного комфорта, но, только попав за решетку, он понял, что жить в ней может лишь настоящий зверь, которому наплевать на то, где и как жить.

Конечно, о нем позаботились — бросили охапку травы, но что ему та трава? Он-то ведь шел сюда за тайнами, да и при всем своем желании, есть ее он не мог. Воды, правда, было вдоволь. Ее было даже больше чем нужно и оттого страдать пришлось не от жажды, а от сырости.

Он посмотрел на стальные прутья, покрытые мелкими капельками, и содрогнулся. Кроме голода его врагом был еще и холод. Конечно, у него была шкура, но что толку-то от нее? Что толку от шкуры, которая не греет своего хозяина? Чтобы согреться, нужно было вывернуть ее мехом внутрь, а пришельцы, при всей своей наивности, вряд ли поверили бы в то, что привезенный зверь утром ходит в одной шкуре, а к вечеру меняет ее на другую, выворачивая на изнанку. Так что вместе с голодом приходилось терпеть и холод.

Он поднялся, начал ходить вдоль прутьев, стараясь ничем себя не выдать. Пока ему удавалось это. Ничего не заподозрившие пришельцы привели его сюда, заперли клетку и оставили одного размышлять над происходящим.

Да. Сегодня он многое видел. И теперь оставалось только понять, что означает то, что он видел. По правде говоря, он был раздавлен обилием чудес, свалившихся на него сегодня.

Запахнув шкуру поплотнее, он опять уселся вдруг без видимой связи с происходящим вспомнил, как года три назад наткнулся в Императорской библиотеке на комок тряпок.

От них несло прахом и сухой пылью, и по всем правилам место этой пыльной охапке было где-нибудь на полу, в кухне, но она почему-то лежала на полке, среди книг и свитков. Для нее кто-то из его предшественников даже сколотил изрядных размеров ящик, в коем Шумон и нашел ее. Он попытался разобраться, за что выпала комку тряпок такая честь, но ничего путного сразу в голову не пришло.

Он точно помнил, что не огорчился. Это была не первая загадка, встреченная им во дворце. В Императорской библиотеке было много интересного, и мало кто знал, что именно и в каком углу лежало. Ведь бывало, что после успешных войн, книги и свитки, захваченные у врагов Императора, привозили телегами и складывали в библиотеке до лучших времен. Но лучшие времена все не наступали — Император любил повоевать, удача улыбалась ему — и книг и трофеев в библиотеке все прибывало и прибывало, и никто до сих пор так и не удосуживаясь разобраться, что там к чему.

Вытащив ящик из хранилища, Шумон стал рассматривать находку уже внимательнее. Только тогда он увидел, что это не простая веревка. Всю ее усеивали узлы, и она оттого была похожей на плети лошадиной травы, усеянную готовыми выбросить листья почками. При всей похожести, узлы были все-таки разными — большими и маленькими, двойными и тройными. Из некоторых торчали какие-то хвостики, в свою очередь усеянные узелками помельче, а в некоторых торчали какие-то палочки, перья и кусочки камней..

Он быстро понял, что это не моток веревок, а книга и не зря ее положили именно сюда. Про письменность шень-шеней он уже слышал, хотя видеть их книги еще не приходилось, и вот теперь он держал одну из их книг в руках. Меж пальцев, стукаясь друг о друга мелкими камешками, проскакивали слова и мысли сгинувшего двести лет назад народа, но кто сказал бы ему, что означает кусок черного гранита, обвязанный тремя кошачьими узлами?