Сыновья Беки - Ахмед Боков

– Ну и характер у Хасана, – сказал Мурад после минутного молчания, – не как у людей. Попробуй с таким дело сделать.

Амайг недовольно глянул на отца, а Керам все пытался умиротворить My рада:

– Далеко он не уйдет. Схлынет обида – сразу и вернется. Хасан горяч. А горячий человек отходчив, – сказал он и про себя подумал: «Не легкая у меня задача – и с враждой надо дело уладить, и Мурада с Хасаном примирить!..»

Мурад, как ни сердился, понимал, что ему придется похлопотать и позаботиться о семье Беки, на этот раз не отвертишься.

«Первым долгом, – решил он, – надо поселить в безопасное место Кайпу и Султана: кто знает, как поведет себя обиженная сторона». Однако настроение Мурада тотчас изменилось, как только Амайг заявил, что он вместе с Керамом пойдет к Кайпе. Мурад противился, но сын настоял на своем и ушел. И тут отец в сердцах подумал: «И зачем я во все это ввязываюсь? Будь что будет. Умели девушку увести, пусть и расплачиваются!!»

Жену Мурада тоже не радовало, что Амайг ушел к родичам. Боялась она и того, что Кайпа вдруг явится к ним со своим цыпленком Султаном и придется их, чего доброго, на почетное место сажать.

Керам и Амайг вернулись очень скоро. Они были встревожены: ни Кайпы, ни Султана дома не оказалось. Хусен забеспокоился: уж не увели ли их люди Соси? Амайг собрался тотчас идти на поиски Кайпы и Султана, но на этот раз отец был непоколебим: заявил, что до утра он сына не выпустит из дому.

Хусен не заметил, как задремал. Когда он проснулся, перед ним стоял Мурад.

– Виновник события спит, а я чуть свет собираю стариков, – сказал он.

– Ну и что? – вскочил с места тоже было задремавший Керам. – Что из этого получилось?

– С чем пошли, с тем и вернулись.

– Что хоть сказали-то? – не отставал Керам.

– То, что я и ожидал: требуют немедленно вернуть девушку. В противном случае угрожают расправой.

Хусен от неожиданности качнулся. «Вернуть? Да разве можно вернуть? – думал он. – Пока в моем теле душа, они не увидят Эсет!»

В это время вбежал Амайг.

– Кайпа и Султан в доме Исмаала! – крикнул он радостно еще с порога.

– И Хасан тоже там? – спросил Хусен. – Нет. Он, говорят, ускакал на коне.

– А куда?

– Не сказал.

7

У Моздока Терек тихий, плавный, словно уставший от стремительного бега: шутка ли, с самых гор течет. Только не всегда он тих. Когда в горах дождь, он и здесь злобно воет, пытается вырваться из берегов, набрасывается на мост, сотрясая его.

Сейчас время не то. Терек спокоен. Хасан смотрит на него с перевала. Река кажется ему похожей на толстый белый канат. В холодные ночи Терек отсюда не виден – он бывает скрыт в тумане, но едва взойдет солнце, туман рассеивается и река становится хорошо видимой даже издалека.

Хасан еЖится. Ночь выдалась холодная, наканупе уже снег выпал, но сейчас небо ясное. Хасан натянул шапку по самые уши и поднял воротник полушубка. Ему вспомнилось, как он мерз, когда ехал на крыше вагопа. Это было где-то за Ростовом. Он тогда был вместе с земляком Али, с которым встретился в пути. Вспомнился и сам Али, парень из Ачалуков. Как он рвался в родныо места! Не суждено было бедняге вернуться. Хасан еще не побывал у его родителей, а надо бы, ой как надо бы! Они, наверное, ждут сына, если еще живы сами.

Там, где кончается Алханчуртская долина, начал алеть краешек неба, и Хасану даже показалось, что стало теплее. Появилась надежда, что через час-другой солнце окончательно отогреет все живое.

На спуск конь пошел быстрей, порой переходил на рысь, хотя Хасан и придерживал его. Теперь конь спешил. Чувствовал, что держит путь восвояси. Конь-то спешил, а Хасан вовсе нет. Что ему делать ни свет ни заря за хребтом, на берегу Терека? Как там найдешь Исмаала? От злости он даже не спросил Хусена, где они расположились. Скорее бы уж солнце поднялось да потеплело бы, но оно, видно, тоже не спешит. Больше того, заалевший было край неба погас и откуда-то неожиданно стал наползать туман. Снова похолодало. «Эх, если б мой полушубок был подлиннее да потеплее! – не без досады подумал Хасан. – Никакой бы холод тогда не взял».

Что и говорить, не ахти в чем вернулся Хасан с войны, одет так, что людям показаться стыдно. Не привез он с собой и столь ему нужного нагапа. Оно конечно, хорошо и то, что хоть жив остался и домой вернулся, а одежда – дело наживное, и оружие тоже. На первый случай есть у Хасана ружье, что от Довта досталось. Хусен не взял его, у него винтовка, пятизарядная. Ему она теперь, может случиться, очень даже понадобится.

Хасан вспомнил о брате и тут же с досадой в душе поругал его: вот, мол, падел на шею новое ярмо. Видите ли, дочь Соси ему понадобилась с ее гусиными глазами! Нашел красавицу, сопляк! Но уж коли умыкнул ее, возвращать нельзя, даже если Соси и вся его родня пойдут на них войной…

Хасан вспомнил мать и Султана. Он устроил их у Исмаала и они сейчас в безопасности. Миновси не станет коситься на них, как Мурад и его жена Кудас, а что до Хусена, он тоже недолго пробудет у Мурада. Вот только увидит Хасап Исмаала, расскажет обо всем, посоветуется и вернется в Сагопши, а Хусена отправит в Ачалуки. Винтовку у него, конечно, заберет. В Ачалуках она Хусену не нужна, а Хасану с такой винтовкой не страшен ни Соси с Тарханом, ни те, что засватали Эсет, ни Саад… Хасан смотрит на степь. Мрачной и суровой кажется она ему, окутанная туманом. Мрачной кажется и зловещая тишина, что царит вокруг.

Одолеваемый нелегкими думами, Хасан подъехал к мосту, что переброшен через Терек. Глянул и удивился: похоже, проехал Гушко-Юрт и своих – где-то, видно, все в стороне осталось.

Река, еще недавно хорошо видимая, сейчас затерялась в тумане; только местами она вырывалась из его пут и сурово светилась свинцовым блеском. Хасан придержал коня. Въезжать на мост ему вроде и незачем, и он уж было потянул за повод, чтобы повернуть назад, как на противоположном берегу из тумана вынырнул всадник. Тот тоже остановился у моста. Некоторое время они всматривались друг в друга. По одежде и низкой шапке Хасан принял всадника за казака.

Развернув коня, Хасан поехал назад, оставил всаднику и мост и дорогу, но тот, будь он проклят, последовал за ним. И тут Хасан увидел еще одного всадника – он нагонял первого. Хасан делал вид, что не обращает на них никакого внимания, и ехал вперед. Но за ним вдруг раздался окрик:

– Эй, стой!

Хасан не обернулся, но и не прибавил ходу. А про себя подумал, что казаки небось не могут по его одежде решить, кто он есть – горец или казак. Не то, наверно, давно бы взвели курки.

– Стой, говорю!

На этот раз Хасан глянул назад и пришпорил коня: уйти – это сейчас единственный выход. С ружьем да кинжалом глупо вступать в противоборство с двумя вооруженными казаками. Прошли те времена, когда Хасан безрассудно, с закрытыми глазами готов был броситься в бой с любым противником. Теперь он стал старше и мудрее. Годы, когда не раз стоял лицом к лицу со смертью, многому его научили.

Над ухом Хасана просвистели пули. Спасло его то, что конь под ним был быстр. Далеко сзади раздалось еще два выстрела, затем воцарилась тишина.

Хасан отъехал от моста на порядочное расстояние, когда сзади опять раздалось:

– Стой! Стирлят будим!

Остановившись, Хасан оглянулся.

Всадник, стоявший у края дороги, щелкнул затвором и навел винтовку. Это был уже другой, не из тех двоих.

– Ежай наззат! – указал всадник дулом винтовки.

Показался и второй всадник. Хасан медленно ехал к ним, не сводя с них глаз. А те уставились на лошадь Хасана, словно его самого вовсе тут и не было.

– Э, да это ведь лошадь Исмаала! – громко сказал один другому.

Хасан обрадовался: всадники – ингуши!

Второй рванул и подъехал поближе. Хасан узнал его: это был большеголовый Ювси.

– Как она попала к этому гяуру?

– Хусен, сын Беки, вчера поехал на ней домой… – сказал Ювси, наклонив свою большую голову набок.

Всадник, зло глянув на Хасана и не узнавая его, сердито крикнул:

– Бистар ежай, солоч!

Хасан засмеялся.

– Не мучь себя языком, которого ты не знаешь. Я – ингуш.

– Что? Ингуш?

Ювси так и застыл на месте с открытым ртом.

– Ну конечно, такой же ингуш, как и вы. Салам алейкум, – сказал Хасан, направляясь к ним.

Один всадник ответил на приветствие, а Ювси, словно не слыша, пристально всматривался в Хасана.

– Или мне грезится, или это действительно ты?

– Не знаю, за кого ты меня принимаешь, – сказал Хасан, улыбаясь, – но если за сына Беки Хасана, то это я.

– Воай,[62] да будет твой приход счастливым! – заорал Ювси, соскакивая с коня.

Вслед за ним спрыгнул и Хасан.

– Вот это встреча! Не ждал, не гадал! Они крепко обнялись.

– А меня ты узнаешь? – спросил Ювси.

– Как же не узнать? Конечно!

Со вторым всадником Хасан не был знаком, но все равно и тот спрыгнул с коня, и они тоже обнялись.

Недалеко от дороги Хасан увидел шалаш, – похоже, сохранился еще со времен полевых работ. Рядом стоял Исмаал. Он пристально вглядывался в приближающихся всадников.