Трафик. Психология поведения на дорогах. - Том Вандербильт

Порой мы склонны вести себя осторожнее, если окружающая обстановка становится все более опасной. Возьмем, например, метели. Нам всем доводилось видеть в новостях сюжеты о том, как машины преодолевают трассы, постоянно попадая в заносы. Часто рассказывается о резком росте количества смертельных случаев «по вине снежной бури». Однако статистика показывает довольно интересную картину: во время метелей количество столкновений выше, чем в обычные дни, однако число смертей при этом ниже{99}. Судя по всему, связанная с метелью опасность влияет на нас двояко: погодные условия приводят к росту столкновений, однако при этом водители едут на скорости, при которой можно избежать смертельно опасного столкновения. Разумеется, метель также вынуждает водителей вообще не садиться за руль, что тоже можно считать формой адаптации к растущему риску.

Когда вам предстоит повернуть налево через встречную полосу, риск и выгода кажутся простыми и понятными. Однако насколько мы последовательны и действительно ли способны правильно оценить степень риска и безопасности? Готовы ли мы дойти до «точки» и знаем ли, где грань? Критики концепции «гомеостаза риска» утверждают: поскольку люди плохо умеют оценивать риски и вероятность наступления того или иного события, а также вследствие того, что мы подвержены ошибкам и предубеждениям, вряд ли можно ожидать, что мы будем способны удерживать идеальную «температуру» риска{100}. Например, велосипедисту может показаться, что ехать по тротуару безопаснее, чем по проезжей части. Почему? Тротуары часто отделены от дороги, однако не стоит забывать о перекрестках — где и происходит большинство столкновений автомобилей и велосипедов. Водители, уже начавшие съезд с одной полосы на соседнюю, не предполагают увидеть велосипедиста, съезжающего с тротуара (и не успевают отреагировать). Велосипедисты, чувствующие себя в полной безопасности, могут не обратить внимания на поворачивающий автомобиль{101}.

По мнению тех же критиков, обычный человек вряд ли представляет себе, насколько велики его шансы выжить в тяжелой аварии в случае, если он пользуется ремнем безопасности или в его рулевой колонке спрятана воздушная подушка. И в этом случае (как может показать любая поездка в Лас-Вегас) мы можем довериться интуиции и сделать вывод на основании неполной информации о риске и вероятностях. Споры о «риске и его компенсации», громкие и порой нелицеприятные, чаще всего вращаются вокруг вопроса о том, часто ли случается то или иное событие и почему оно происходит, а не о том, может ли оно произойти в принципе.

Большинство исследователей считают, что поведенческая адаптация вполне возможна и действует подобно обычной обратной связи. Если мы в состоянии что-то почувствовать, то нам довольно просто изменить свое поведение. Мы не можем почувствовать, как именно работают ремни безопасности и воздушные подушки, и не занимаемся регулярной проверкой их возможностей — и ощущение того, что они обеспечивают безопасность, связано с чем-то еще, помимо самих устройств. С другой стороны, ведя машину в условиях снегопада, мы не задумываемся о риске: мы можем почувствовать степень опасности непосредственно в процессе вождения (некоторые исследования показали, что водители автомобилей с шипованными шинами часто ездят быстрее обычного{102}).

Зачастую мы как водители получаем обратную связь благодаря размерам автомобиля, которым управляем. Она проявляется множеством способов, начиная от близости к дороге и заканчивая уровнем шума при движении. Исследования показали, что водители небольших машин берут на себя меньше риска (с точки зрения скорости, расстояния до едущей впереди машины и склонности пристегиваться ремнем безопасности), чем водители автомобилей большого размера{103}. Многие автомобилисты, особенно в США, предпочитают внедорожники, поскольку считают, что их вес и заметность повышают безопасность. Есть, однако, свидетельства того, что водители внедорожников злоупотребляют этими преимуществами и ездят более агрессивно. По данным исследований, внедорожники ничуть не безопаснее средних и крупных пассажирских автомобилей и значительно менее безопасны, чем минивэны.

Исследования также показали, что водители внедорожников ездят быстрее (возможно, из-за того, что чувствуют себя в большей безопасности). Кажется, что они ведут себя особым образом и в других ситуациях. В Новой Зеландии было проведено исследование положения рук водителей на руле. Ученые полагали, что это хороший показатель степени воспринимаемого риска. Например, исследование показало, что большинство людей при движении на высокой скорости и на дороге с несколькими полосами склонны держать руки на верхней половине руля{104}. При этом водители внедорожников чаще, чем водители других видов легковых автомобилей, были склонны управлять одной рукой или обеими, но расположенными в нижней части руля (что в обоих случаях сигнализировало о меньшем уровне воспринимаемого риска{105}). Еще одно исследование было проведено в нескольких районах Лондона. В результате наблюдений более чем за 40 тысячами автомобилей ученые выяснили, что водители внедорожников чаще говорили по телефону в дороге, реже пользовались ремнями безопасности, и — что уже совсем не удивительно — чаще не пристегивались ремнями безопасности во время разговора по телефону{106}.

Не исключено, что внедорожники покупают себе именно те люди, которые любят говорить по мобильному телефону за рулем или игнорировать ремни безопасности. Но почему они выбирают внедорожники? Потому ли, что считают их более безопасными, или же полагают, что эти машины дают им право вести себя на дороге безответственно? Водители пикапов (вроде нашего вымышленного героя Фреда) используют ремни безопасности реже водителей машин других типов. В соответствии с теорией компенсации риска Фред не всегда пристегивается потому, что чувствует себя в большей безопасности. Однако почему он не думает о том, чтобы снизить возможные «издержки» своего рискованного поведения, просто пристегнувшись? Возникает вопрос: где мы берем информацию о том, что рискованно, а что безопасно, и как ее используем? Мало кому из нас доводилось попадать в аварии, когда срабатывает воздушная подушка — так можем ли мы почувствовать, насколько на самом деле безопасно находиться в машине, оснащенной подушками, и достаточно ли этого для того, чтобы изменить свое поведение?

Риск — гораздо более сложное явление, чем кажется на первый взгляд. Кому-то может показаться, что самое безопасное — ездить на новейших моделях машин, оснащенных самыми свежими разработками в области безопасности и прочими технологическими чудесами. Разумеется, такая машина будет безопаснее более старых моделей. Однако, как показало проведенное в Норвегии исследование, новые машины чаще попадают в аварии. Дело не в том, что на дорогах появляется больше новых машин, а в пропорции. После изучения данных о 200 тысячах автомобилей исследователи пришли к заключению: «Если ваша машина новая, то вероятность аварии или травмы для вас выше, чем у водителя старого автомобиля».

Новые модели машин обеспечивают бóльшую степень защиты при авариях, поэтому исследователи предположили: скорее всего, водители таких автомобилей просто меняют свои привычки. «Когда вы едете на более старой и менее безопасной машине, — говорили они, — вы движетесь медленнее, аккуратнее. Вы больше сосредоточиваетесь на дороге и, возможно, едете дальше от машины, движущейся впереди{107}». Новые автомобили чаще попадают в аварии везде, в том числе и в США. Другое возможное объяснение состоит в том, что после покупки новой машины люди чаще ездят на них, чем на своих старых автомобилях{108}. Это само по себе может служить некой неявной формой компенсации риска: я чувствую себя в новой машине безопаснее, поэтому езжу на ней чаще{109}.

Изучение риска — не высшая математика. Это нечто куда более сложное. Сами машины становятся безопаснее, однако нам вряд ли удастся спроектировать автомобиль, который способен преодолеть риски, присущие человеческой природе.

В большинстве регионов количество самоубийств превышает количество убийств. Добровольно лишает себя жизни больше людей, чем погибает в результате военных действий{110} или убийств (примерно 1 миллион). Подобная статистика всегда нас удивляет, и мы сразу понимаем причину этих эмоций: убийства и военные жертвы привлекают куда большее внимание прессы, чем самоубийства. Поэтому и кажется, что их больше. Все это помогает объяснить, почему в странах вроде США проблема гибели людей в результате аварий не привлекает большого внимания публики. Если считать публикации в СМИ своеобразным выражением общественной обеспокоенности, то можно сделать вывод, что в последние несколько лет основной угрозой для жизни американцев стал терроризм. Эта мысль звучит в средствах массовой информации постоянно. Мы слышим о «подозрительных посылках», оставленных в общественных местах. Нас, как и многих других, подвергают обыску в аэропортах. Мы выслушиваем непрерывные предупреждения Министерства национальной безопасности. Нам постоянно говорят об уничтожении очередной террористической ячейки (хотя на самом деле это может быть всего лишь жалкая кучка сочувствующих или подражателей).