Сталин. От Фихте к Берия - Модест Алексеевич Колеров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Автор особенно подчёркивал объективный характер внешних угроз, исходящих от великих держав непосредственно и косвенно, через содействие лимитрофов: «В результате мировой войны ни одна великая держава не считает себя „насыщенной“. Империалистическое государство всегда находится в стадии расширения. От этого расширения своей территории не желают отказаться ни Япония, которая выдвигала доктрину неуклонного расширения, ни С. Штаты, ни Англия, ни тем более Франция, ни Польша, ни Италия, ни Юго-Славия, ни Греция, ни даже Румыния. Угрозы для СССР от великих держав, Англии и Франции, через действия Польши, Румынии, Латвии, Финляндии, в Средней Азии и Персии… Кроме С. Штатов, нет другой страны, за исключением Советской России, которая обладала бы такими безграничными естественными богатствами. Россия — единственная страна на европейском континенте, имеющая в своём распоряжении все основные элементы производства, без которых ни одна страна не в состоянии собственными силами обеспечить своё существование. Мы имеем хлеб, мы имеем уголь, имеем железо, имеем хлопок и вдобавок богаты нефтью, многочисленные источники которой у нас ещё не затронуты…»[617].
Генерал-полковник, первый генерал-квартирмейстер Германской империи, «главнокомандующий Востоком» — Восточным фронтом и восточной политикой Германской империи во время Первой мировой войны Эрих Людендорф (1865–1937) подводил немедленные итоги Первой мировой войне в категориях, которые любым внешним наблюдателем должны были быть восприняты как прямое руководство к действию: «В этой войне уже нельзя было отличить, где начиналась мощь армии и флота и где кончалась мощь народа. И вооружённые силы и народ составляли единое целое. Мир увидал войну народов в буквальном смысле этого слова. (…) Война возлагала на нас обязанность собрать и использовать все силы до последнего человека. Будут ли они брошены в сражения или пойдут на работы в тылу, понадобятся ли они для военной промышленности или для какой-нибудь другой работы в запасных частях или в государстве — это являлось безразличным»[618]. Вовсе не случайно, что финальный военный труд Э. Людендорфа «Тотальная война» (1935) о всеобщих правилах новой войны по времени совпал с интенсивным публицистическим рождением терминов тоталитарность и тоталитаризм, которые употреблявшие их критики коммунизма и нацизма стыдливо отграничивали от практики «демократий» и, главное, тотальности западного колониально-милитаристского индустриализма и империализма[619].
Э. Людендорфу по-своему вторил его противник в войне — другой внимательный практик высшего политического уровня: «очень многое изменилось: вместо того, чтобы обрекать на голод отдельные укреплённые города, подвергшиеся осаде, теперь целые нации методически подвергались или их старались подвергнуть осаде и голоду. Всё население страны в том или ином количестве принимало участие в войне; все одинаково являлись объектом нападения. По воздуху открылись новые пути, по которым люди несли смерть и ужас далеко за линию фронта, в тыл, среди женщин, детей, стариков и больных, среди всех тех, кто раньше остался бы нетронутым. Великолепная организация железнодорожного, морского, моторного транспорта позволяла использование десятков миллионов людей на войне. Врачебное дело и санитария, достигшие изумительного совершенства, позволяли вылечивать раненых и отправлять их вновь на бойню. Ничего не было упущено из того, что могло бы способствовать страшному процессу опустошения!.. Установлено, что отныне всё население страны будет принимать участие в войне, и в свою очередь всё население будет служить мишенью для нападения со стороны неприятеля. Установлено, что нациям, считающим, что их жизнь поставлена на карту, не может быть поставлено никаких ограничений в использовании всех возможных средств для того, чтобы обеспечить свое спасение. Вероятно, даже более того — достоверно, что среди средств, какие будут в следующей войне в распоряжении воюющих, будут факторы и процессы неограниченного уничтожения, причем — раз они будут приведены в действие — ничто не сможет их остановить»[620].
Ещё один стратег и практик высшего уровня, генерал, главнокомандующий польской армией В. Сикорский (1881–1943, премьер-министр Польши в 1921–1923, глава правительства Польши в изгнании в 1939–1943) не оставлял никаких вариантов в своём главном труде, подготовленном по итогам обучения в Высшей военной школе во Франции (после 1928):
«Будущая война будет всеобщей… Будущая война наций, в особенности в Европе, быстро превратится в новый, ещё более грозный, чем 20 лет тому назад, всемирный катаклизм. (…) Война 1914–1918 гг. … приняла характер всеобщей, интегральной и длительной войны. Были вовлечены в игру все источники человеческих и материальных средств государства…
В результате опыта мировой войны современная система обороны государства принимает в расчёт все без исключения факторы силы. (…) Вполне логично, что страны с высоко развитой промышленностью придают главное значение материальной войне (в польском оригинале: wojna materiałowa. — М. К.) (…) Будущая война — будь она продолжительной или нет, всеобщей или местной — безусловно потребует интегральной мобилизации государства»[621].
Идеологическая и практическая подготовка Польши — как ближайшего и серьёзного противника СССР[622] — к будущей войне заслуживает особого внимания для выяснения стратегических ориентиров самого СССР. Авторитетный историк отмечает реальную и весомую военно-политическую роль Польши как «санитарного кордона» между СССР и Германией, даже в контексте надежд на революцию в Германии: «анализ документов командования Красной армии позволяет утверждать, что каких-либо широкомасштабных военных приготовлений для поддержки революции в Германии в 1923 г., упоминания о которых характерны для историографии, в Советском Союзе не проводилось. Это было связано как с реальным состоянием советских вооружённых сил, так и с отсутствием сухопутной советско-германской границы». По его данным, 1923 г. при отсутствии вообще единого мнения в рядах Красной Армии о необходимости вмешательства в ожидаемую революцию в Германии, территориально отрезанной от СССР Польшей, «более или менее единым мнением было, что если Польша нападёт на Германию, то надо бить Польшу» (то есть стратегические угрозы весили больше политических революционных интересов, для которых военное поражение Германии толковалось как предреволюционная ситуация[623].
Польская исследовательница свидетельствует, что именно в 1926 году (то есть в момент вооружённого
