Последние магнаты. Тайная история - William D. Cohan

Статья "Конец эпохи в Lazard", опубликованная в январе 1977 года в Times, обнажила гнойную болячку, сфокусировав внимание на наболевшем вопросе о том, кто, если кто-то, может стать преемником Андре. Его изнурительная болезнь (подробности которой он уклончиво пытался обойти стороной, называя ее "строго конфиденциальной, очень болезненной и не той, которой можно хвастаться") уже два года не позволяла ему находиться в офисе, которым он когда-то управлял железным кулаком. Феликс не стал рассматривать этот вариант. Книффин был болен. Хотя Андре и нанял Кука для управления фирмой, статья в Times подорвала его авторитет, как и сентябрьский меморандум Андре и Мишеля. Статья также подтвердила, что Мишель был единственным потенциальным руководителем Lazard, обладавшим легитимностью, которую давали право собственности и кровное родство. У Кука не было легитимности, потому что у него не было собственности и власти над кошельком, истинной валютой Уолл-стрит. Андре "не сделал того, что должен был сделать создатель института, а именно - не разработал план выхода из него", - сказал один из наблюдателей Lazard. "Он не сделал этого, но продолжал говорить об этом, что было еще хуже". Со временем то же самое можно было бы сказать и о Мишеле.

Причины, по которым усилия Кука потерпели неудачу, стали очевидны из его комментариев газете Times. Кук объяснил, что прежний стиль управления Lazard - и здесь он нарисовал для репортера картину ступицы и спиц - представлял собой колесо с Мейером в центре. "Он, безусловно, был доминирующей фигурой, но организация типа "колесо и ступица" больше не принесет фирме наилучших результатов". В режиме Кука - и тут он нарисовал еще одну диаграмму - "Лазард" будет управляться по принципу пирамиды, с советом директоров наверху, генеральным директором под советом и руководителями, подчиняющимися генеральному директору - "более классическая" корпоративная структура, объяснил он: "Я - постоянный бюрократ; все, что я могу сделать для этой фирмы, - это стать архитектором переходного периода".

Очевидно, что Кук не смог - действительно не смог - понять этику Lazard. Феликс сказал в интервью Times, что согласен с тем, что фирма переживает переходный период, но он знал, что лучше не соглашаться с тем, что подход Кука к управлению будет работать в Lazard. "Когда у вас больше нет мистера Мейера, - сказал он, - вы должны изменить свой метод работы - и мы это сделали". Мистер Кук - управляющий партнер, и он управляет фирмой, но никто из нас не примет политического решения, не посоветовавшись с другим..... Мы действуем как партнеры, а не как слуги". Влияние Кука неуклонно снижалось с момента появления статьи. Однако его экономическая доля оставалась на уровне 4 %, в то время как доля Феликса упала до 11 %. "Было ощущение дрейфа", - заметил в то время один из партнеров Lazard. "Это был удручающий период".

Конкуренты начали замечать. "Мы увидели, что они дрейфуют вниз и становятся неконкурентоспособными", - сказал тогда Institutional Investor неназванный глава другой инвестиционно-банковской фирмы. Они теряли клиентов и не производили хорошего впечатления на тех, кто у них был". Андре был пожилым, больным, но все еще не хотел полностью передать бразды правления". Позже Мишель скажет о том безрульном времени: "Риск был не в том, чтобы потерять бизнес. Он заключался в потере людей. То, что мы теряли клиентов, было неважно, как ни странно. Мы теряли людей. Это было серьезно. Но люди были обескуражены. Моральный дух был плох. Вечный вопрос: "Какое будущее у этого места? Должен ли я остаться? Стоит ли мне оставаться? Людей необычайно легко расстроить и необычайно легко успокоить".

В тот год за кулисами, где-то между тускло освещенными коридорами парижского офиса Lazard на бульваре Хаусманн и швейцарским шале Андре, вновь разгорелись ожесточенные дебаты о будущем нью-йоркского партнерства. В отличие от Ротшильдов, в Lazard не существовало правила, запрещающего руководить фирмой не членам семьи. Пятидесятиоднолетнее пребывание Андре на посту главы компании, включая тридцать четыре года, после того как он стал одним из самых уважаемых валютных трейдеров во Франции, было явным доказательством того, что Дэвид-Уайльсы не испытывали тех же опасений, что и Ротшильды, по поводу поиска лидеров за пределами семьи. Но Андре и Мишелю - да и всем остальным партнерам фирмы - было очевидно, что Кук - это не выход. Столь же очевидно было и то, что от Андре больше нельзя ожидать управления Нью-Йорком - не говоря уже о том, что он по-прежнему не принимал активного участия в делах фирмы из своих филиалов в Карлайле и Кран-сюр-Сьерре.

Феликс должен возглавить фирму, решили они. Его выбор был очевиден. Он был выдающимся инвестиционным банкиром своего поколения. Он умел "вести дела". Он был очень известен. Он свободно говорил на французском, немецком и английском языках. Он понимал как американскую, так и европейскую культуру. Одним словом, великий человек. Именно то, что нужно было фирме. Но Феликс был сильно вовлечен в разрешение финансового кризиса в Нью-Йорке. "Он занимался политикой", - говорит Патрик Гершель. К тому же Феликс упорно не соглашался на эту работу. Публично он всегда прятался за событиями дня. Он не мог руководить фирмой, потому что решал проблему бэк-офиса на Уолл-стрит, или был слишком занят скандалами с ITT, или был поглощен своими обязательствами перед MAC. Или он занимался сделками. Он еще раз посоветовал Андре забыть об этом. "Я сказал ему, что это не принесет пользы ни ему, ни мне", - рассказывал Феликс в 1981 году в интервью журналу Newsweek. "Это была очень тонкая психологическая ситуация".

Несомненно, Lazard была бы сегодня совсем другой фирмой, если бы Феликс согласился ее возглавить. Он твердо верил в изречение Андре о том, что малое прекрасно. Он был экономным, осмотрительным и безжалостным. Феликс был гораздо более несклонным к риску, чем Андре, и избегал основных инвестиций, которыми Андре какое-то время упивался. Говорят, что Феликс предпочитал государственные облигации в качестве личных инвестиций и отмечал, что живет гораздо менее показно, чем его коллеги, что, вероятно, верно в относительном смысле, несмотря на его квартиру на Пятой авеню, саутгемптонский дом и ранчо в Вайоминге. Такой фискальный консерватизм окупился для Lazard, по крайней мере, однажды, в начале 1970-х годов, когда другие фирмы испытывали финансовые трудности - Феликс видел это воочию, будучи главой Антикризисного комитета Нью-Йоркской фондовой биржи. "В начале семидесятых мы ехали на горе казначейских векселей", - сказал однажды