Тайны Истон-Холла - Дэвид Тейлор
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Следом за ними шагали два джентльмена, из которых мистер Фрис мог при желании сотворить чудеса: один, весь затянутый в черное, с необычными бакенбардами и выдающейся вперед челюстью, с палкой, крепко сжимаемой в одной руке, и дорожной сумкой в другой; его спутник, дородный мужчина с красным лицом, нагружен еще двумя примерно такими же сумками. Что бы в них ни было, дородный явно нервничает, бросает на поклажу беспокойные короткие взгляды и постоянно дергает за ручки. Откровенно говоря, в этих двух господах есть нечто неуловимо загадочное. Приехали они сюда в одном кебе — вот он, еще виден, отъезжает от вокзала, направляясь в сторону Саутуорка, — но по виду не скажешь, что они даже просто знакомы. Уезжают куда-нибудь? Да, тот, с бакенбардами и выдающейся челюстью, подошел к расписанию, изучил его и нацелился палкой в сторону кассового окошка. А дородный просто опустил сумки на пол (совершенно бесшумно) и присматривает за ними, вытирая лоб платком и пристально озираясь вокруг, словно в них спрятано по аллигатору, тайно унесенному из зоопарка из клетки с пресмыкающимися.
Стрелки вокзальных часов приближаются к отметке 7:30 — время отправления дуврского поезда. Несколько пассажиров стремительно шагают по платформе, но не похоже, что обладатель палки и надзирающий за сумками готовы к ним присоединиться. Первый стоит у книжного киоска, листая номер «Корнхилла» с таким видом, будто в нем содержатся вновь обнаруженные фрагменты Писания, не изучив которые возьмешь тяжкий грех на душу. Второй же бросает вокруг себя почти дикие взгляды, сначала на готовый вот-вот отойти поезд, затем на вокзальные часы, на платформу, но ни разу — на человека у киоска. Словно из ниоткуда возникает кондуктор — толстый, довольно-таки непривлекательный тип очень несчастного вида. Он смотрит налево, потом направо и странно — в том смысле, что, похоже, он и сам смущен, — щелкает пару раз указательным пальцем по фуражке. До семи тридцати остается полторы минуты.
Подброшенные какой-то неведомой силой, мужчины бросаются к кассе. Может быть, они покупают билеты первого класса? Да, дородный устраивается в вагоне первого класса, нервно поглядывая на идущего к багажному вагону угрюмого носильщика, которому кажется странным, что три дорожные сумки могут весить так много. Ну а второй, что он делает? Сначала неторопливо направляется вдоль платформы, поглядывая в обе стороны, словно ищет кого-то, кто должен к нему присоединиться. Затем стремительно нагибается, словно этот кто-то лежит за мощными опорами, поддерживающими крышу вокзала. Кондуктор с печальными глазами идет по платформе, звоня в колокольчик и предупреждая об отправке поезда. До половины восьмого остается всего несколько секунд. Скрежещут огромные колеса, раздается ужасный шум, способный отпугнуть любое человеческое существо. Кондуктор поднимается в свое купе, примыкающее в багажному вагону, и печально всматривается в темноту, а мужчина с выдающейся вперед челюстью все еще стоит примерно в ярде от поезда. Сейчас он повернется и отступит к одной из опор, но нет, впереди на платформе он как будто вдруг видит знакомого и окликает его, стараясь перекричать лязг колес. Только никого там нет.
Поезд медленно, но неумолимо движется вперед. Кондуктор, почти скрытый поднимающимся к небу паром, еще раз незаметно постукивает указательным пальцем по фуражке, и человек, опровергая впечатление о возрасте, сложившееся из-за его седых усов, делает рывок, вспрыгивает на подножку и исчезает в купе проводника. Так что мистер Фрис, если бы он все еще сидел за своим мольбертом (но его нет и вообще платформа совершенно пуста), подивился бы, куда он пропал и как можно раствориться в прозрачном воздухе, находясь на железнодорожной платформе летним вечером.
Показания Сэмюэла Спрэгга, служащего железнолорожной полиции
Около семи вечера в наш участок пришло сообщение из Сити от г-на Абеля, согласно которому в Фолкстон почтовым поездом отправляется груз. Это обычная процедура. При приемке груза присутствовали констебль Харлоу и я. Это тоже обычная процедура. Запечатанные красным воском ящики со слитками были извлечены из фургона и перенесены в кабинет начальника вокзала, что может подтвердить и сам мистер Селлингс.
Показания Джеймса Селлингса, начальника вокзала Лондон-бридж
Я впервые узнал о грузе, когда его доставили к дверям моего кабинета. Так оно обычно и бывает: предварительно никого ни о чем не извещают, что может подтвердить мистер Смайлз. Груз состоял, согласно подписанному мной документу, из трех ящиков, один весом 98 фунтов, другой — 92 и три четверти, третий примерно столько же плюс-минус одна унция — вот, все написано. Ящики были покрыты листовым железом; чтобы поднять каждый, нужно два человека. После взвешивания в присутствии сержанта Спрэгга и констебля Харлоу ящики перенесли в багажный вагон и поместили, используя личные ключи мистера Донтси и мой, в один из трех наших сейфов. Я выполнял свои обязанности, и больше добавить мне нечего.
Показания Питера Донтси, заместителя начальника вокзала Лондон-бридж
Печати, за сохранность которых, как уже говорилось, отвечал на этот раз я, не тронуты.
Мистер Пертуи сидел в одиночестве в багажном вагоне, чувствуя, как под ним постукивают колеса. Сзади, в нескольких футах справа от него, через полуоткрытую дверь мелькали дымоходы, шиферные крыши, серебристо-серая полоска реки. Этот вид подействовал на него успокоительно, ибо теперь он знал: поезд идет по виадуку, перекинутому через Тули-стрит. Поднявшись на ноги и прислонившись к железной стойке, поднимавшейся до самой крыши вагона, он начал громко, чтобы перекричать скрежет колес, говорить что-то Дьюэру и замолк, только когда обнаружил его отсутствие. Осторожно — ведь любое неловкое движение, и ему конец — мистер Пертуи вытянул руку и запер дверь. Стало не так шумно, теперь можно было и осмотреться. В дальнем конце вагона, поодаль от чемоданов и дорожных сумок он увидел стоявшие у самой стены в ряд три плоских сейфа. Было в них нечто такое — может, тусклый отблеск металла, — что хотелось потрогать их, но что-то останавливало. Нерешительно переминаясь с ноги на ногу в покачивающемся вагоне, мистер Пертуи вдруг осознал, как ему страшно. Это был какой-то абстрактный страх, и хотя он не отпускал ни на минуту, но приглушил тревогу, мучившую Пертуи.
Прежде всего, и это следовало признать со всей откровенностью, ему казался совершенно невыносимым Грейс — фамильярностью, вообще одним своим присутствием. Чем бы ни кончилась ночная работа, от клерка он избавится, и независимо от того, сохранится ли контора на Картер-лейн, Грейса в любом случае в ней не будет. Эта мысль ободрила его, и хотя за ней по-прежнему мерцал большой страх, он, несколько успокоившись, потянулся к сумкам и с немалым трудом передвинул их почти вплотную к сейфам. Не будет больше Грейс суетиться рядом и досаждать ему — нет, ни за что, об этом мистер Пертуи позаботится. И тут на него накатило одно странное воспоминание, навеянное, возможно, мельканием крыш на Тули-стрит: из дальних уголков памяти выплыл школьный двор, и расстилавшиеся за его каменными стенами низкие унылые холмы, и обращающийся к нему пожилой господин, о котором мистер Пертуи не думал последние тридцать лет. Мистер Пертуи, содрогнувшись, вцепился в ручку ближайшей дорожной сумки и так стоял, пока звук шагов не вывел его из задумчивости.
При виде Грейса, который, казалось, не знал, куда деть руки-ноги в этом замкнутом пространстве — кожа на его лице как-то неестественно сморщилась, напоминая гофрированное железо, — и старый господин, и школьный двор, и серый камень — все это мгновенно куда-то испарилось.
— О Господи, да ты же пьян! Признавайся, в пивной сидел, перед тем как на вокзал явиться? Так?
— Сэр, я трезв, как отец Мэтью.[34] Слово даю.
— Халтуры я не потерплю, ясно? Ты с самого начала знал, что это за дело, и должен идти со мной до конца.
Грейс пробормотал что-то невнятное, возможно: халтуры не будет и он пойдет с мистером Пертуи до конца.
— Ладно, — тон мистера Пертуи несколько смягчился, — все будет хорошо, только делай, как я говорю. Который теперь час?
— Без двадцати пяти.
— Где Пирс и Лэтч?
— В кебе, уже час как дожидаются.
— Дьюэра видел?
— Столкнулся с ним в коридоре вагона первого класса и раскланялся.
Мистер Пертуи довольно кивнул. Он знал: для завершения первой части плана у него осталось всего тридцать минут, но также и то, что сейчас шансы на успех неизмеримо выше, чем раньше. Через полчаса поезд будет в Рэдхилле — это первая остановка. Если постараться, можно многое сделать. Запустив руку в первую из трех дорожных сумок, мистер Пертуи последовательно извлек несколько предметов, тщательно подобранных на Картер-лейн три часа назад. Щипцы, тяжелый молоток, несколько деревянных клиньев, пара весов (были позаимствованы накануне вечером на кухне в Сент-Джорн-Вуд) — все это легло на квадратный кусок сукна, предварительно расстеленный мистером Пертуи на полу вагона. Попутно раскрылась тайна неподъемной тяжести сумок. Каждая была до предела набита дробью, разложенной по бумажным пакетам. Смотреть, как мистер Пертуи занимается всем этим хозяйством, было сплошным удовольствием. Он имел вид мастерового, скажем кузнеца, раскладывающего свои инструменты перед кузней, а то и живописца, промывающего кисти и разводящего краски на палитре. А сознание того, что в его движениях действительно присутствовал артистизм, придавало им особый шик. Однако все равно примешивалось к этому ощущение страха и дурных предчувствий, вызванных даже не возможностью разоблачения, а скорее тем, что во всем замысле могло вдруг не хватить какого-нибудь элемента первостепенной важности.