Правда о Николае I. Оболганный император - Александр Тюрин

Приободренный противник довел численность своей армии до 200 тыс. человек и повел решительную борьбу за город.

11 мая две французские дивизии попытались захватить ночью только что созданные русские контр-апроши впереди пятого бастиона и у карантинной бухты — но были отброшены в результате ожесточенного рукопашного боя. Однако на следующий день новый командующий генерал-адъютант М. Горчаков вывел часть наших подразделений с этого участка и оставшимся дал приказал отступить в случае атаки значительных вражеских сил. Ночью французы захватили контр-апроши у пятого бастиона.

Третья массированная бомбардировка Севастополя шла с 26 по 30 мая. В это время Нахимова свалила с ног тяжелая болезнь и командовать Корабельной стороной Горчаковым был поставлен генерал Жабокритский. Этот польский шляхтич уже «отличился» полным бездействием в Инкерманском сражении. Сейчас он, хоть и получил сведения от французского перебежчика о готовящемся штурме контрапрошных укреплений, вывел оттуда почти все силы, оставив лишь 600 человек. Против них должно было действовать 40 тыс. французов.

Перед самым началом вражеского штурма генерал Жабокритский просто покинул позиции, рапортовавшись нездоровым, и уехал на Северную сторону. Сменивший его генерал Хрулев едва успел принять меры для организации обороны.

Пять вражеских дивизий, брошенных на штурм, смогли захватить несколько контапрошных укреплений, в частности Волынский, Селенгинский редуты и Камчатский люнет. Хрулеву удалось отбить французов от Малахова кургана, русские солдаты ворвались и в Камчатский люнет. Но, давя массой, французы снова выбили русских оттуда.

После этой неудачи падение Севастополя стало гораздо более вероятным.

Версия о намеренном предательстве Жабокритского выглядит вполне правдоподобной. Еще более вероятно его нежелание воевать за Россию. Пусть империя делала ставку на полное инкорпорирование в состав российского благородного сословия дворян из присоединенных западных провинций, но та же польская шляхта тянула за собой длинный шлейф идеологической ненависти к российскому государству и вряд ли была готова жертвовать жизнью за чуждое им отечество. Похоже, что нежелание воевать Жабокритского органично наложилось на дезорганизацию обороны города, рекомендованную кем-то из верхов. Горчаков мог элегантно этому поспособствовать, назначив бездеятельного трусливого Жабокритского для командования самым ответственным участком обороны. Судя по биографическим справочникам, генерал Жабокритский не понес за свое бесчестное поведение никакого наказания. Это показывает, что «оборотень в эполетах» имел хорошее прикрытие.

После неудачи 26 мая командующий Горчаков повторно посылает телеграмму новому императору о невозможности удержать город.

А наши инженеры, тем временем, вели строительство на Корабельной стороне общего ретраншамента, который, кроме обороны левого фланга оборонительной линии, должен был служить для закрытого помещения ближайших резервов и защиты Малахова кургана.

6 (18) июня, в годовщину сражения при Ватерлоо, после длительной бомбардировки, западными войсками был предпринят новый штурм. Обороной Корабельной стороны командовал генерал Хрулев. Русские солдаты устраняли повреждения фортификационных лини прямо под огнем противника. По англо-французам били батареи Городской стороны, русские пароходы из Килен-бухты уничтожали скопления живой силы противника в Килен-балке.

В течение дня было отбито 6 вражеских штурмов. Французы ворвались на одну из батарей Малахова кургана, где находился Нахимов, но были переколоты отрядом, который лично возглавили бесстрашный адмирал вместе с Хрулевым.

В этот день англо-французы потеряли втрое больше русских, в том числе погибло и было ранено 10 генералов.

«Об оставлении Севастополя, надеюсь, с Божиею помощью, что речи не будет больше…»,  — написал государь князю Горчакову, но тот опять выразил сомнение в возможности оборонять город.

8 июня раненный Тотлебен покинул Севастополь, а 28 июня был смертельно ранен Нахимов. Свидетельства показывают, что командир севастопольской обороны словно искал свою смерть — адмиралу было хорошо известно о пораженческо-предательских настроениях петербургских аристократов. Для этого не надо было ездить в Петербург, достаточно было взглянуть на командующего Горчакова.

28 августа начался новый штурм. Многотысячные массы французов смогли захватить Малахов курган, где по странному стечению обстоятельств находилось лишь несколько сотен русских (в развалинах укрепления еще пять часов сражались несколько десятков солдат и матросов). Но атаки на других направлениях были отбиты. Французы были разгромлены при атаке на второй бастион, не выдюжили при атаках на четвертый и пятый бастион, на люнеты Белкина и Шварца. Англичане потерпели полное поражение при попытке взять третий бастион, где дело решил рукопашный бой. (Собственно, англичане так и не смогли взять ни одного крупного севастопольского укрепления, в том числе большой редан и третий редут, которые они осаждали почти целый год.)

На занятом французами Малаховом кургане неожиданно взорвался пороховой погреб, уничтожив большое количество вражеских солдат. Многие французские подразделения покинули высоту и можно было попытаться отбить ее силами двух славных полков, Азовского и Одесского. Но генерал Горчаков отдал приказ оставить Южную сторону, что он, собственно, и мечтал сделать с момента назначения его командующим. Русские солдаы и матросы не хотели оставлять свои позиции. Несмотря на тяжелейшие 11,5 месяцев обороны у наших войск сохранялся высокий боевой дух.

Вечером 28 августа, по наплавном мосту, русские войска начали отход на Северную сторону. Почти все укрепления на Южной стороне были взорваны нашими саперами. С разведением моста оборона Севастополя, продолжавшаяся 349 дней, закончилась.

На следующий день были взорваны оставшиеся укрепления Южной стороны, добровольцы обеспечили эвакуацию еще несколько сотен раненных. Русские войска расположились на Северной стороне города и никуда не собирались оттуда уходить. Обескровленный противник долго боялся входить на Южную сторону, а о занятии Северной стороны и не помышлял.[203]

Весной-летом 1855 г. коалиционный флот производил бомбардировки и высадки своих войск в некоторых прибрежных пунктах восточной части Крымского полуострова и Азовского побережья.

Фактически эти операции свелись к мародерству, насилию над мирными жителями и истреблению имущества частных лиц.

Занятие Керчи 18 (25) мая обернулось резней. Интервенты и коллаборационисты из числа крымских татар грабили и убивали жителей города, не щадя ни детей ни женщин.

Характер возможной оккупации нашей территории был явлен во всем кровавом блеске.

«Просвещенные» европейцы вели себя на русской земле, также как в Индии и Китае. По счастью, русская армия была далека от сикхской или китайской…

Позорно провалились попытки западных сил захватить Мариуполь, Таганрог, Бердянск. Не помогали массированные бомбардировки жилых кварталов этих городов. Нескольких казачьих сотен хватало, чтобы загнать обратно в море морскую пехоту интервентов.

Накрылась и попытка вражеских судов войти в Сиваш, чтобы отрезать русскую армию в Крым от путей снабжения.

В конце октября 1855 император Александр Николаевич приехал в Крым. 27 октября он был в Симферополе, 28-го в Бахчисарае, а в следующие два дня побывал в окрестностях Севастополя, на Инкерманской высоте, и в самом городе, на Северной стороне, где располагалась 9-ая пехотная дивизия. Император находился в Севастополе, который, согласно мнению, навязанному публике, был уже сдан противнику.

Кавказский провал коалиции

Нередко события на Кавказе вылетают из кратких обозрений Восточной войны. Не без умысла, надо полагать, потому что происходившее здесь никак не укладывается в рамки «тяжелого поражения». На Кавказе русские войска продемонстрировали замечательные успехи при весьма скромных силах.

Кавказский корпус, участвующий в постоянной изнурительной войне против горцев и кочевых разбойничьих племен, существовали вне парадной эстетики. На Кавказе действие считалось более важным, чем внешность. «Кроме решительности удара, кавказские войска в высокой степени обладали инициативой. В бою каждый делал свое посильное дело, не ожидая приказаний свыше; ротного командира заменял младший офицер, его — фельдфебель и даже рядовой, и заминки при этом не бывало. Действуя в горах, лесах… войска эти в бою всегда умели применяться к местности. Размыкание под огнем, смыкание перед ударом делались, по свидетельству очевидцев, как бы инстинктивно, без приказаний. Между родами оружия существовала самая тесная связь.»