Химера (СИ) - Ворожцов Дмитрий

Угадал…  это было любимое оружие киллера. Не зря все-таки его прозвали «Дровосек». За свой недолгий век он сгубил жизней больше, чем деревьев в Венсенском лесу.

«Отличный выбор. Ты знаешь толк в хороших вещах, Странник, — пробурчал «Дровосек» в моем сознании. — Возьми еще метательные ножи. Пригодятся. Они справа от центра…»

Теперь он меня еще и наставляет? Или это мой внутренний голос? Я ничего не понимаю…

Приготовления были закончены, так особо и не начавшись. Умываться негде и нечем. К сожалению, оборудовать помещение примитивной душевой кабинкой киллер не додумался. В переодевании не было смысла. Скоро я перепачкаюсь в крови еще больше, чем сейчас.

М-да…  Отдохну я, видимо, лишь по ту сторону ворот, в бездне загробного мира. Чтобы жить, чудовищу нужна кровь…  Как же он стал таким?

«Когда-то давным-давно…  — вновь заговорил со мной «Дровосек». То ли оправдывается, то ли хвастается. Неважно…  Я не стал ему мешать. — Когда небо было ярко-синим, и трава зеленее зеленой…  Когда солнце светило ярче и птицы пели гораздо звонче. На свете жил мальчик, который мечтал о другом. Его мечты были глупыми и неосуществимыми. Тогда он еще верил в сказки, которыми его потчевали, и потому слушал их в немереном количестве. Чтобы если и сдохнуть от голода, то счастливым.

Обветшалая берлога старика Диконсона пользовалась в то время сумасшедшей популярностью. Это было любимое пристанище местной шпаны и обездоленных сирот. Ближе к вечеру в него набивалась разнородная толпа, да так, что яблоку некуда упасть. Все ждали лишь одного — когда старик начнет рассказывать новую историю.

Диконсон — личность причудливая и запоминающаяся. Обезображенное рытвинами оспы лицо. Беззубый рот. Выпученные красные глаза со следами разорванных капилляров. Всегда немытые взъерошенные волосы пепельного цвета. Свисающая лохмотьями ветхая одежда. Неаккуратно отесанное дубовое полено вместо половины правой ноги.

Бывший солдат удачи. Охотник за сокровищами и пират в отставке. С его слов — по великому везению отсрочил встречу с реей. Основное время он скрывался от лап правосудия. А еще понемногу просвещал детишек. Малолетняя шантрапа отдавала ему последнюю еду и весь свой улов за день, а Диконсон взамен травил для них байки.

После того как с его растрескавшихся губ слетали первые слова, все находящиеся в обители замирали, словно кролики перед зажравшейся тушей удава. Глаза старика пылали ярким пламенем, разгоняя тьму помещения, освещенного огнем одинокой свечи из свиного жира.

Сказания о путешествиях в далекие земли, затерянные посреди морей и океанов, завораживали и восхищали всех без исключения. Даже самых невпечатлительных.

Диконсон любил рассказывать…  О жарких странах у черта на куличках, жизнь в которых больше напоминает муки ада. О крупных кошках в песочно-желтых шкурах, густо усеянных черными пятнами. Они мчались по пескам бескрайней пустыни быстрее пули, выпущенной из мушкета. Мифические пятнистые сфинксы, которых никто не смог бы догнать и тем более убежать от них. О толстокожих животных с трубой вместо носа и клыками с человеческий рост. О черных, как смоль, аборигенах, увешанных птичьими перьями, священными амулетами и человеческими черепами. О горах золотых монет, украшениях и драгоценных камнях, которых хватило бы на всех присутствующих.

Воздух в такие встречи насыщался загустевшими мечтами, так что становилось трудно дышать. Кружилась голова и перед глазами летали черные «мушки».

Каждый витал в своих особенных облаках…  Кто-то мечтал о безумно опасных приключениях. Кто-то о несметных сокровищах. Были и те, кто фантазировал о невероятных охотничьих трофеях. Некоторые — обо всем сразу и желательно побольше.

Маленький мальчик грезил стать неуловимым леопардом…  Порой голодным, усталым, но свободным от той скверны, которая окружала его.

Лишь спустя время мальчуган узнал, что человек, которому он безгранично доверял, на поверку оказался шарлатаном, который пользовался их наивностью. Разогретые до белого свечения клещи в руках виртуоза издревле творят чудеса. За секунды выворачивают душонку наизнанку и выкорчевывают из сердца горькую истину.

Нет, он не сделал этого сам. И без него хватало возмужавших подростков, желающих выведать тайну клада старика Диконсона. Можно сказать, что старикашка сам себя и сгубил…  Все оказалось враньем!

Не было никаких путешествий, сокровищ и прочей «пафосной лабуды»…  Он даже моря ни разу не видел. Не дышал соленым воздухом. Никогда не сражался с буйством стихии. Он не выезжал из окрестностей Парижа и большую часть жизни провел в своей «зловонной дыре». Не знал, что такое мужество и отвага. Никогда не чувствовал на губах вкуса победы. Его вены не мучил адреналин страшных битв…  Ничего…  Все наглая ложь. Пересказ пьяного трепа моряков и вояк. В молодости Диконсон подрабатывал в таверне, пока хворь его не срубила. Даже ногу он потерял не при бунте на корабле, когда он с его слов в одиночку расправился с полусотней одичавших матросов. А от запущенной раны, которая переросла в черную гниль жадной до плоти гангрены…  Собака покусала…  Но это другая история…»

Все рухнуло в один момент. Рассыпались стеклянные осколки из оправы розовых очков, и волшебная сказка закончилась. За ней пришла суровая реальная жизнь, полная горестей, страданий и смертей…  Красивая занавеска спала на землю…  Глупый мальчик умер и родился…  Убийца, не знающий пощады…

А как же его мечта? Разум, проведя критический анализ, вынес однозначный приговор — формально сбылась. Все, как он и планировал. С небольшими шероховатостями при грубой обработке жизнью. На некоторые вещи у нее специфичный взгляд. Он стал быстрым, ловким, неуловимым, свободным…  чудовищем, жаждущим свежей крови.

«Все правильно, Странник…  Но тебе нужно поторопиться, — посоветовал «Дровосек», выводя меня из временной контузии чужих воспоминаний».

Я подошел к зеркалу на стене, с потускневшей и местами растрескавшейся амальгамой. Поднял отяжелевшие веки и взглянул на отражение. На меня взирал мужчина. На вид не больше двадцати пяти. Замасленные, свисающие на плечи волосы средней длины цвета вороного крыла. Исхудалое бледное лицо, лишенное растительности. Проблем с бритьем у «Дровосека» не было — борода и усы просто не росли. Сжатые в одну полоску губы…  Прозрачно-голубые глаза, выделяющиеся на фоне всего остального. Как у столетнего старика, уставшего от скверной жизни настолько давно, что уже и не помнящего, когда именно. Печальные, безжалостные и пустые. Повидавшие все, что можно увидеть по пути во тьму…

— Скоро встретимся, Шарлотта, — прошептали высохшие губы. Я так и не разобрал, кто из нас это произнес. «Дровосек» или я…

В то же мгновение из лабиринтов Зазеркалья проявились размытые силуэты. Роскошная девушка и зареванная девочка рядом с ней с большими белоснежными бантами на голове. Они были не из этого времени — из будущего. Красавица подмигнула и взмахнула ресницами, словно павлин раскрывшимся хвостом. На ее губах проскользнула едва заметная милая улыбка. Несколько секунд она пристально смотрела на меня, а затем исчезла. Так же внезапно, как и появилась. Наваждение…  Показалось, что она чем-то похожа на Елену. Другая прическа. Переизбыток краски на лице. Но взгляд…  улыбка. Моей «Джульетты» становится слишком много в жизни. Даже в галлюцинациях чувствует себя как дома.

Еще раз я обвел взглядом помещение, не упуская ни единой, даже самой незначительной детали. Я ничего не искал, просто пытался оттянуть неприятный кульминационный момент.

Перед смертью не надышишься! Нужно действовать, время не резиновое и оно не потерпит неуважительного обращения. Подозвал к себе Цербера, погладил короткую шерсть на голове и резким взмахом руки провел по шее.

— Прощай, не свидимся, — прошептал я ему на ухо. Содрогающееся, обмякшее тело любимого «пса» опустилось на каменный пол, а кинжал вернулся в ножны на бедре.

Не спеша я преодолел расстояние до полок. Взял из бесчисленного множества две неприметные колбы с мутной жидкостью и вылил все в третью, размером побольше. С ярко-зеленым содержимым и ужасающим запахом. Тщательно перемешал бурлящую смесь и пулей вылетел в узкий лаз в завале. Преодолев бесконечный по ощущениям туннель, побежал к выходу из пещеры.