Утомленное солнце. Триумф Брестской крепости - Валерий Белоусов

Кстати, по дороге к месту падения пылающее «облако» еще обстреляли и зенитчики города Владимир…

Или вот. 30 июля 1943 года танк Т-26 въехал в белесый туман в густом еловом лесу на Карельском фронте — и через четверть часа по часам командира танк выехал из тумана тоже на фронте, но на другом, на Северном, в тундре под Мурманском, в 580 километрах от того места…

Долго мурыжили несчастных танкистов проклятые особисты — кто и на каком грузовом аэроплане их туда перевез — и главное зачем?… в конце концов, просто списали дело в архив…

Хотите еще? Их — после работы в архиве Особых отделов — есть у меня…

А тут, подумаешь, непроходимое болото…

Во-первых. Лето проклятой памяти черного 41-го отличалось тем, что все стрелки дореволюционных барометров стояли на отметке «Велiкая сущЬ».

Во-вторых, люди же шли? И даже двое — бабушка Олеся (как самая знающая) и Иван Иваныч, как самый грузный, чтобы дорогу проверять, провалится он или нет… Что же, Иван Иваныч был тяжелее экранированного танка? Вовсе нет! Просто вес на единицу площади опоры — у «Беспощадного Красного Пролетария» был меньше… Физика, знаете ли…

А куда же так неторопливо, но безостановочно (принцип перемещения по болоту) двигался тяжелый танк?

А в разведку!

«Автор бредит?» — спросит взыскательный читатель.

Ничуть. Посылали же 24 июня 1941 года тяжелый, тихоходный, практически безоружный ТБ-3 из 3-го ТБАП среди бела дня НА РАЗВЕДКУ МЕХАНИЗИРОВАННЫХ КОЛОНН?

Вот и единственный тяжелый танк дивизии послали в разведку, надеясь, быть может, что никуда Эспадо на этом танке не доедет…

24 июня 1941 года. 16 часов 00 минут.

Шоссе Вильно — Минск. Район Ошмяны…

Да что, в конце концов, в масштабах огромной войны значит один человек? А один взвод? А полк? А дивизия, наконец?

Брошенная под гусеницы всей 3-й танковой группе достойного соперника покойного Гудериана, кадровая 100-я, пусть и знатно отличившаяся на недавней «на той войне не знаменитой» дивизия… горсть песка, брошенная навстречу мчащемуся на всех парах паровозу…

Или по современному — жук об ветровое стекло летящему по автобану BMW. Смахнет «дворник» неэстетическое пятнышко, а сияющий кабриолет даже на четверть секунды скорость не сбавит.

Но если… Та же горсть песка… Да только насыпанная доброй, заботливой рукой этому же паровозу, в буксу его тендера…

Или — по-современному! Жук не станет пробовать ветровое стекло на прочность, а возьмет полет чуть выше, а потом спикирует резко вниз, метясь хозяину мчащейся, открытой сверху машины в выпученный баварский глаз…

Неторопливый, чуть с хрипотцой голос, спокойные крупные руки… Маршал Ворошилов доверительно говорит генералу:

— Ты меня пойми, товарищ Руссиянов… Если на Северо-Западном — сейчас полная жопа, а мне, старому козлу, отчего-то кажется, что так оно и есть… Значит, здесь, на Западном, может повториться позорная, горькая история с Польским походом Двадцатого года! Только виноват в нашем разгроме будет уже не проклятый Тухачевский, а я сам. Потому что… Двадцать лет мы всей страной создавали нашу Красную Армию… Двадцать лет готовились к новой войне, которая рано или поздно была бы разожжена буржуинами… И вот когда она началась… Как всегда. Ничего у нас не готово… А ведь как мы старались… Да. И ты старался, и я… Но на тебе вины никакой нет. А вот я… ну, ничего. Искуплю. Отставить, товарищ генерал-майор! Я еще, слава Труду, Маршал Советского Союза! Так что давай мы с тобой договоримся — ты командуешь, а я тебе, по старой комиссарской традиции, помогаю чем могу. Например, сейчас считаю насущной задачей сформировать группу войск, имея твою дивизию в качестве ядра кристаллизации — вот какие я слова знаю! Не ожидал? А это все Ко… товарищ Сталин, дорогой наш. Сам книжки по ночам читает, и нас заставлял… Даст, бывало, мне в руки толстенный том, а другим вечером требует вернуть, и ох, беда, если моих заметок на каждой странице не увидит. Да ведь не романы давал, а все учебники да справочники, и работы Мэхена, Дуэта, Деголля… Образовывал он нас, обломовых ленивых… Меня вот так французский язык заставил выучить… Да видно, мало нас колотил. Надо бы ему в руки дубину Петра Великого! Ну, ладно…

Маршал устало потер лоб и продолжил:

— Так, с командирскими приоритетами мы разобрались? Я в твои дела не лезу — моя задача, пользуясь звездами в петлицах, сейчас все под тебя грести, и сердца товарищей красных бойцов глаголом большевистским жечь… А танки фашистские жечь — это задача твоя… И вообще. Давай-ка вне строя мы с тобой будем на «ты», как в Гражданскую… Ты меня уважаешь? Ну и славно! Тогда скажи шоферу, чтоб тормознул… вот вроде еще группа бойцов навстречу устало плетется… Щас я их взбутетеню!

24 июня 1941 года. 16 часов 05 минут.

Минск. Дом ЦК КПБ(б)

— Это что такое?!

— Это, товарищ Нарком, газета «Известия Советов депутатов трудящихся СССР», от сего 24-го числа, матрица доставлена из Москвы, как обычно, самолетом ПР-5 ГВФ, отпечатана в Минске…

— Нет, ЭТО, ЭТО что?!

— Стихи…

— Читай! Вслух читай! Громко читай.

— Священная война… Автор: Лебедев-Кумач…

Вставай, страна огромная —Вставай на смертный бой.С фашистской силой темною,С проклятою ордой!Пусть ярость благороднаяВскипает, как волна,Идет война народная,Священная война!

— Хватит! Идиоты! Слепые идиоты все кругом! Почему мне сразу не доложили? Случайно ведь я увидел! Это же не стихи! Это… это народная идея! Это Гитлеру полный пиздец!!! Записывайте: Исполнить! Немедленно! Стихи перепечатать — где? В окружной «Красноармейской Правде», в армейских газетах — «Боевое Знамя», «Часовой родины», «За Советскую Родину»… Подвижной типографии Главного Управления Политпропаганды — отпечатать сто тысяч листовок с текстом… Немедленно разослать их в войска. Окружному Ансамблю на эти слова написать песню и немедленно мне представить… Что значит, композиция? Я вам дам — вдохновения и гармонии, во все дырки сразу! Сегодня же сочинить, отрепетировать и при мне спеть! Потому что завтра они будут петь ее по Минскому радио! Да что ж такое, а? Это же… это посильнее сотни батарей будет… Еще запишите. Этого поэта, Лебедева, найти и спросить, что ему надо, и дать из моих фондов, что он захочет… Я сказал, ВСЕ дать. Квартиру, «эмку», дачу, Любовь Орлову и барабан в придачу… Нет Орловой? Замужем за режиссером? Тогда Серову пригласим. А кстати, где товарищ Ворошилов? Надо ему немедленно это дело показать…

24 июня 1941 года. 16 часов 10 минут.

Брест. Крепость. Земля и небо. Аппарат «Бодо». Лента

«Здесь Гаврилов. Здравия желаю».

«Здесь Сандалов. Здравствуйте товарищ майор. Как там у Вас?»

«Противник форсировал Буг прорвавшись Северный остров однако остановлен рубеже Восточный форт — казармы 125-го полка. Сейчас надо мной перекрещиваются снаряды со всех сторон света такое ощущение что мы уже окружены. Кругом стоит канонада которой сплошной гул в ушах. В настоящую минуту идет такой концерт что карта на столе подпрыгивает сотрясения. Помощь еще не подошла. Хорошо бы нам продержаться на Северном хотя бы до ночи как видно за нас взялись всерьез.»

«Вам пошли птички. Были ли у Вас?»

«Только сейчас были. Бьют по дальним подступам. Не совсем то что нужно. В настоящую минуту крайне необходимо работать по артпозициям по их минометам по танкам и скоплениям пехоты меньше — по скоплениям машин, так как идет открытый бой. Вообще птички работают прекрасно смело дерзко летают прямо над головами но очень малый боезапас. Как только улетают то начинается старая картина. Однако при них куда спокойнее. Бойцы очень птичкам радуются кидают в воздух фуражки.»

«Держитесь изо всех сил. Противник переправился Буг также в районе Митьки — Аркадия, южнее Бреста но остановлен на рубеже Мухавец. Поэтому у Вас создалась видимость окружения. Послал Вам местную стрелковую команду народного ополчения. Хотя вооружены они слабо нет совсем артиллерии и минометов но они хотят и будут драться. Также послал Вам три подводы с зажигательными бутылками по образцу пограничников.»

«За бутылки спасибо. Ополченцев примем как родных тут каждый человек на счету. В случае чего если действительно окружат буду драться в Цитадели до последнего.»

«Надеюсь на Вас. Сейчас важно как можно дольше задержать немцев нам важен каждый час.»

Сообщение узла связи Брест — в Буховичи: «16 часов 15 минут. Проводная связь с Крепостью прервана.»

Это же время.

Город Брест, улица Московская, перекресток с улицей 17-го Сентября