Морское кладбище - Аслак Нуре
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Какое давление?
Улав, словно не слыша ее вопроса, продолжал:
– Нам бы не мешало получше присматривать за теми, кто идет на самые большие жертвы. Бедняга Джон Омар Берг. Все не могло не кончиться плохо. Берг возненавидел страну, которая дала ему все. Обычная история: ПТСР, распад гражданского брака, тяжбы из-за ребенка. Он начал флиртовать с крайним исламизмом. Отправился добровольцем в Исламское Государство. Был схвачен на ничейной полосе у линии фронта, после того как посетил норвежских джихадистов. А теперь вот вернулся.
– На прошлой неделе Джонни едва не погиб в Курдистане в бою с ИГ, – сказала Саша. – По-твоему, игиловский доброволец поступил бы так?
– По-моему, ты очень мало знаешь о том, чем занимаются за рубежом такие люди, как он, Александра.
– Что ж, во всяком случае я знаю вот что. – Она открыла в «Инстаграме» страничку NorwegianSNIPER. – Вот Джонни Берг вместе с бойцами курдской Пешмерга, после боя с ИГ.
Улав надел очки, взглянул на фото.
– Фотография – это чепуха. Но мужчину с голым торсом ты, стало быть, узнаёшь?
– Да, – сказала Саша, слегка покраснев, – узнаю.
– О таких, как он, тебе надо знать одно, – строго сказал отец. – Они обученные манипуляторы. Их работа – развязывать людям язык, любыми средствами. Приемы эмоционального шантажа, из черной книги психологии. Они делают все, чтобы добиться своих целей, даже если для этого требуется вступить в интимную связь.
– В интимную связь. Что это за разговоры?
Улав не ответил. Лишь немного погодя заговорил снова:
– Джонни Берг – опасная связь, даже очень опасная. Берг стремится уничтожить САГА и сделает все, чтобы достичь своей цели. Почему – можно только гадать. Для этого же он выдает себя за биографа Ханса Фалка. Ты ведь не поверила, что он напишет биографию дяди Ханса?
Она не ответила, но почувствовала укол беспокойства.
– У него договор с издательством, – сказала она, беспокойно глядя на отца. – Я знаю, что он сидел в тюрьме в Курдистане. Не в пример тебе он все время говорил правду.
– Договор не стоит бумаги, на которой написан. Использовать журналистику как прикрытие – широко известный в его кругах способ подобраться к нужной цели. Это специальность Берга, его подпись. Он ловко находит поводы завязать контакт. Немножко off-the-record разговоров про Ханса, кто устоит перед таким искушением?
Check[95], подумала Саша с растущим ужасом.
– Стало быть, – продолжал Улав, – он мимоходом упоминает, что в ходе разысканий о Хансе нашел кое-что интересное насчет Веры в семидесятом, и ты, наверно, можешь пособить? А женщина, которая любила свою бабушку, немного устала от мужа и нуждается в новом жизненном проекте, превосходная жертва, когда появляется харизматичный тип вроде него. Кто устоит перед маленьким приключением? Конечно же, она соглашается.
Саша перевела дыхание. Check, check.
– Они едут в Берген. Но Берг, разумеется, слишком умен, чтобы приставать и осрамиться. Нет, он прибегает к старым, испытанным психологическим методам. Изображает безразличие. Ты краснеешь? Значит, мы находимся в уникальной ситуации, когда директор музея Александра Фалк, воплощение лояльности семье, никогда словом не обмолвившаяся посторонним о наших внутренних делах, фактически сама ползет на коленях к Джонни Бергу, в которого, понятно, готова влюбиться, и просит его помочь уничтожить семейное предприятие и даже саму семью.
Улав улыбнулся.
– Н-да, не знаю-не знаю, дорогая Александра, я же всего лишь тиран и лгун, чье время на исходе, но ведь все обстояло примерно так?
* * *
Джонни шел по дорожкам среди вилл к соколиным воротам, шел легко, как птица. Уже стемнело, когда он до них добрался. Его переполняли предвкушение, адреналин и вчерашний вечер, взлом кабинета Улава и она.
Входная дверь оказалась закрыта. Он осторожно постучал.
– Саша?
Тишина. Она должна быть здесь, и вообще за все время знакомства она неизменно была пунктуальна.
Дверь открылась автоматически. В полумраке он видел только ее силуэт и собаку рядом. Прижав уши, собака оскалила зубы и злобно зарычала.
Что-то не так, совершенно не так.
– Саша?
– Ты лгал, – сказала она, не глядя ему в глаза.
– О чем ты?
– В твою программу подготовки входило разыгрывать удивление, когда жертвы уличают тебя во лжи?
– Это ошибка.
– Не собираешься ты писать никаких биографий. Тебе надо уничтожить семью и бог весть еще что. Тебя нанял дядя Ханс или кто-то другой?
Джонни достал григовский конверт.
– Вот вторая часть «Морского кладбища». Теперь мы можем найти ответы на Верины…
– …Джаз охраняет меня. Если ты сделаешь что-нибудь, он бросится на тебя.
Джаз глухо зарычал и оскалил зубы.
– Уходи, – сказала Саша. – Можешь делать с рукописью что угодно. Я больше не хочу тебя видеть.
Он остановился, ноги вдруг отяжелели.
– Скажи мне только одно, – голос у Саши сдавило от ярости. – Все это вместе было твоим заданием?
Он молчал, чувствовал ее боль, такую знакомую ему.
– Ты просила меня уйти, – сказал он.
– Сначала ответь, а потом можешь уйти.
– Все было ложью, – сказал он, глядя ей в глаза. – Но помни. То, что произошло с твоей бабушкой, произошло и со мной. Возможно, лояльность к семье для тебя выше правды о том, что случилось. У меня нет семьи, но понять это я могу.
– Уходи, уходи.
– Я выясню, говорила ли правду твоя бабушка, – сказал он. – И то, что было ложью с моей стороны, переросло в кое-что другое.
Джонни повернулся и пошел прочь. Сквозь тени на мысу, вдоль темных полей. Вот и железнодорожная станция. Он сел на авиаэкспресс, купил билет на север, но не мог выбросить эту мысль из головы. Историю всегда пишут богатые и могущественные, а тех, кто портит их рассказ, карают. Саша Фалк пробовала выйти из этой колеи, но ходила по кругу.
История – беличье колесо. Она повторяется.
Джонни начал читать.
Вера Линн. Морское кладбище. Часть вторая
ТРОНХЕЙМ-БЕССАКЕР
Внизу на причале я заметила, что настроение совсем не то, что раньше. На судно будто пришла война. Колонна немецких грузовиков подъехала прямо к пароходу, шеренги солдат грузили на борт снаряжение. Крепкий горячий запах дизельного топлива от моторов, работающих на холостом ходу, смешивался с холодным морским бризом. Повсюду слышалась возбужденная немецкая речь.
Я пробиралась между машинами. Между лебедками и грузовиками с высокими бортами и брезентовой покрышкой кишмя кишели солдаты. В коричневых
