Рождение Зимы - Брайан Ракли

Кейнин послал гонца в лагерь, как только услышал о появлении Эглисса. Они вернулись с пустыми руками, их не пустили Белые Совы. Они принесли только известие от одного из кирининских воинов, немного говорившего на их языке, что на'кирим из Колгласа умер, а остальные — трое хуанинов и две Лисы — ушли в высокие горы. Эти новости повергли Кейнина в гнев и уныние. Ему безразлично, жив или умер метис. Вот то, что девчонка Ланнис, вероятно, последняя в своем роде, ускользнула от него — это другое дело. Обет, который он дал отцу — вернуться только тогда, когда все члены этой ненавистной семьи канут во мрак, — был обещанием, данным человеку, которого он, Кейнин, не чаял больше увидеть по эту сторону Кайла. Это была клятва чести о готовности принять любую судьбу, какую бы ни послал Темный Путь тому, кто сделал такое смелое обещание. А теперь девчонка исчезла. Эглисса с самого начала интересовал только тот, другой, на'кирим, и он позволил ей проскользнуть сквозь его, а значит, и Кейнина, пальцы.

Какое-то неосознанное ощущение заставило Наследника Крови отвернуться от окна. В дверях стояла Шрева. За ее спиной стоял Игрис и с тем же видом глядел на хозяина. Кейнин кивком головы отпустил щитника. Также молча он показал на одно из кресел, но Шрева оставила приглашение без внимания.

— Твоя сестра сообщила мне, что ты здесь, — сказала она.

— Обживаю новые владения, — криво усмехнулся Кейнин. Он опустился в кресло и вспомнил, как еще отец говорил, что сидящий имеет перед стоящим преимущество в положении. Впрочем, Кейнин не питал иллюзий по поводу того, что Шрева может испытывать какое-нибудь неудобство от этого.

Она оглядела комнату. Гобелены, когда-то закрывавшие стены, были сорваны, на их месте бледнели большие прямоугольники, ее взгляд ненадолго задержался на пятнах.

— Те гобелены сюда не годились, я велел их сжечь, — проворчал Кейнин.

Инкаллим прошла мимо него и выглянула из того же окна, из которого только что смотрел он. Мечи, скрещенные за ее спиной, образовали четкий силуэт.

— Настоящая армия по кирининским меркам, — пробормотала она. — Нужно посчитать копья…

Кейнин прервал ее:

— Триста с небольшим. Я уже посчитал. И что из этого? Судя по кострам, эта армия чуть больше нашей поисковой группы.

— Или Килкри. Или Хейгов, — сказала она, поворачиваясь к нему.

Кейнин вздернул бровь. У него еще до того, как Шрева вторглась в его раздумья, уже было плохое настроение.

— Ты боишься сил наших врагов? — спросил он. Его недостойная надежда, что он может вызвать какую-нибудь обиду, не оправдалась.

— Боятся только дети и неверующие. Не страшно заснуть…

— …когда знаешь, что все равно опять проснешься. Я знаю, Шрева.

— Ты сосчитал копья Белых Сов. А компанию девчонки Ланнис ты тоже изучил?

Вопрос застал Кейнина врасплох. Она явно именно с этим вопросом явилась к нему. И, разумеется, он такого совсем не ждал.

— Удрали пятеро, забрались в горы, — продолжала Шрева. — Девчонка и двое мужчин. И два киринина. Странное сочетание, как думаешь?

Кейнин раздраженно пожал плечами:

— Сейчас вообще странные времена. У меня есть более сложные загадки, над которыми стоит поломать голову. Хотя мне было бы любопытно узнать, как ты добываешь информацию. Я сам об том услышал только вчера. У тебя есть хорошие уши, или даже много ушей.

Шрева отвернулась к окну и сказала в вечерний полумрак:

— Прекрасные следопыты, лесные твари. Почти такие же хорошие, как Охота. Кенек спросил у одного из них о следах.

Кейнин фыркнул:

— И этот, которого он спросил, выжил после такого приключения? Если Охота вознамерится обратить лесных тварей против нас, я хотел бы узнать об этом заранее.

Шрева на его слова не обратила внимания.

— Два киринина: мужчина и женщина. Мужчина более высокий и массивный, чем, в общем, присуще его роду. Три человека. Один — это, конечно, девчонка, которая тебе нужна. Другой — мужчина — очень тяжелый, очень сильный. Скорее всего воин. А третий много ниже, моложе, почти ребенок. Он держался за бок, когда бежал.

Она еще не успела договорить, а Кейнин уже понял, что она хочет сказать.

— Сын Кеннета бежал из Колгласа с одним из наших ножей в боку, и щитник поддерживал его.

— Я понял, — сквозь стиснутые зубы произнес Кейнин. Он чувствовал, как в нем опять нарастает гнев, и постарался его сдержать. Интересно, видела ли Шрева, как жар опалил его лицо?

— Значит, настало время поговорить с на'киримом, желает он видеть посетителей или нет.

— Я тоже так думаю. Утром? — спокойно спросила Шрева.

Кейнин выехал из замка со Шревой с одной стороны и Игрисом — с другой. Еще десять щитников ехали сзади. Под ногами у лошадей крутились собаки. Стая полудиких дворняжек, которых теперь великое множество развелось в городе, сердито вякала на пришельцев. Одичавшие собаки питались падалью на пепелищах и образовавшихся пустырях, но каждую ночь нагло подкрадывались к сторожевым кострам; у одного костра они украли такую теперь дорогую еду, а у другого растерзали спящего раненого. Кейнин приказал уничтожить всех собак, что попадутся на глаза, но не разрешил своему эскорту заняться этим прямо сейчас. Сегодня утром у него не было настроения развлекаться.

Они проехали мимо тюрьмы. Над воротами были выставлены головы, кажется, полдюжины. Над ними сейчас трудились птицы. Там были и головы тарбенов, чье пьяное вмешательство позволило ускользнуть девчонке Ланнис-Хейгов. Большинство соплеменников, которых он привел на юг, рассеялись по всей долине, но его не волновало опустошение в их рядах. Во всяком случае, до тех пор, пока они не сталкивались с его собственными фуражирами и разведывательными отрядами. Зато те немногие, что еще оставались в городе со времени побега Эньяры, поняли, что в Андуране совсем другая власть и что никакие нарушения дисциплины больше не допускаются. Небольшой отряд всадников въехал на большую площадь. Уцелевшая кузница на площади была центром самой яростной деятельности. Там сортировали и приводили в порядок лошадей, пригнанных со всей округи. Всех пригодных для войны животных собрали здесь, потому что многие из них нуждались в перековке. Здесь было и несколько огромных местных битюгов. Они не годились ни в бой, ни под седло — они вообще не терпели человека на спине, — зато могли таскать самые тяжелые грузы, например, подвозить материал для ремонта городских стен.

Отряд двигался дальше, петляя по разоренным огнем районам города. Кейнин заметил крысу, сновавшую среди обугленной древесины. Он подумал, что, независимо от того, что еще может произойти, Кровь Ланнис-Хейг уже унижена: крысы шныряют по трупу гордой Крови. Но все-таки этого еще недостаточно. Он обещал отцу, и себе, большее.

На окраине бригада лохматых рабочих — горожан, которых обязали обслуживать своих завоевателей, — трудилась над куском стены. По всему периметру Андурана трудились такие же команды, за ними наблюдали стражники Горин-Гира, чтобы хорошо делалось то, чем долгие годы пренебрегали. Когда все будет сделано как следует, то даже в случае осады города Кровями Хейг, все равно это будет совсем другое дело; пожалуй, у него даже появилось бы достаточно времени, чтобы дождаться помощи. Через несколько часов после падения замка он послал сообщение на север, в Хаккан. Он знал, что Шрева послала и птиц, и всадников с теми же новостями в Кан Дредар, в Инкалл. Тем или иным путем Регнор ок Гир узнает, что Кровь Горин-Гир совершила невозможное. Это действительно должно расшевелить ленивого Верховного Тана.

Несколько угрюмых лиц обратилось в его сторону, когда всадники проезжали мимо работающих. Возможно, эти люди знали, кто он такой. Ему показалось, что он уловил проблеск ненависти и строптивой заносчивости в выражении некоторых из тех лиц. Упрямство и вызывающе молчаливое поведение тех, кто показал столь мало желания защитить свой город, вызвало у Кейнина раздражение. Если бы не Нынешнее, неотложное, дело, он остановился бы и приказал наказать тех, кто так смотрел на него. Как раз в этот момент один из стражников прикрикнул на рабочих, и все вернулись к своей работе.

Они выехали в поле, а когда подъехали ближе к крытым оленьими шкурами палаткам, которые Белые Совы разбросали по огромному пространству, он увидел, что воинов здесь больше, чем три сотни, о которых ему докладывали разведчики в последний раз. У него даже появилась неуютная мысль о том, что в случае чего к Эглиссу стеклось бы много народу.

Серые глаза провожали их на всем пути следования по лагерю. Они нашли Эглисса во дворе большого сельского дома. Частично укрепленный дом представлял собой центр с расположившимися вокруг него строениями: стиль, очень нравившийся некоторым богатым семьям Андурана. Компания кирининов приспособила его для себя. Скот либо разбежался, либо его забрали фуражиры Кейнина. Хотя по крайней мере одно животное не убежало, поскольку Эглисс сидел в центре группы кирининов возле выпотрошенной коровьей туши, шкура с которой была снята и растянута на деревянной раме. Куда бы ни посмотрел Кейнин, везде молча сидели киринины, в то время как другие накалывали им лица длинными, тонкими и острыми шипами с краской. На коже из-под крошечных бусинок крови проступали темно-синие завитушки. Когда они подъехали, Эглисс встал.