Смерть на каникулах. Убийство в больнице (сборник) - Джозефина Белл

– Вам казалось, что вы искупаете свою вину перед ним, – тихо произнесла Джилл.

– Да, мэм. Я испортила ему жизнь и готова была отрезать себе руку, чтобы все исправить.

– Но вы не сознались миссис Фринтон, не рискнули сообщить мистеру Фринтону правду и попытались доказать ее.

– Я не могла! – ужаснулась старая няня. – Я бы нигде не нашла работу! Я бы умерла с голоду!

Дэвид поймал ее блуждающий взгляд и скомандовал:

– Продолжайте!

– Мистер Хьюберт никак не мог собраться и закончить то, что начал, – вновь заговорила нянька. – Он мне как-то сказал, что ослабляет ей сердце, так что приступы возобновятся и смерть станет естественной. Но он лишь обманывал себя, заставлял поверить, что не его в итоге будет вина. А я хотела увидеть конец. Ничего не имела против мисс Урсулы, но она стояла между мистером Хьюбертом и его собственностью. Мне тяжело было смотреть, как она страдает, нет, правда. Я всегда старалась облегчить ей эти приступы.

Джилл вскрикнула от ужаса, и старуха удивленно на нее посмотрела:

– Вы мне не верите, мэм. Но это правда, уверяю вас.

– Ужасная правда, – произнес Дэвид. – Вам рассказать конец, или вы сами?

– Когда мисс Урсула заключила помолвку, я ему сказала, что он потеряет свой последний шанс, если не будет действовать быстро, но он все равно медлил. Не мог решиться, говорил, что не знает, как сделать состав покрепче, чтобы она не заметила или ее не вырвало раньше, чем яд подействует на сердце.

– Значит, это вы заставили его сделать последний шаг, – уточнил Дэвид. – Я вам расскажу, что вы совершили. Вы положили флакон с раствором в старый шкафчик в детской, который не использовался с младенчества мистера Фринтона. Ослика вы заменили картиной, так что, войдя в детскую в следующий раз, Урсула ее заметила и осмотрела стену, как это сделал я, и тоже нашла шкафчик. А на этот раз там ее ждал флакон. Тогда вы сказали мистеру Фринтону, что она его нашла и действовать он должен немедленно, если хочет спасти свою шкуру.

– И он понял, что настало время, – мрачно подтвердила нянька. – Он еще с детства был тяжел на подъем, но уж когда что-то начинал, его было не удержать. Он всегда был умнее Артура, во всем становился заводилой. Как это было сделано, вы знаете.

– Да, знаю. Запасная помада у нее в ящике, и вы знали, что ей не нравится цвет, пользоваться ею Урсула не будет и потому не хватится. Вы ее подменили в парикмахерской, пока оплачивали ее счет, и надеялись, что из-за волнения перед медкомиссией она не заметит разницы: какая-то помада есть – и ладно. Вы думали, что она подкрасит губы после ленча в «Зеленом какаду».

– Так я сказала мистеру Хьюберту. Я бы пошла за мисс Урсулой в гардеробную и, когда у нее начался бы приступ, забрала помаду. Тогда бы решили, что она умерла от волнения.

– Но план не удался.

Старая нянька помолчала, потом подняла глаза и посмотрела на Дэвида.

– Она все равно умерла.

– Но мистеру Фринтону это не помогло. Хотя вы избавились и от Алана Дункана – сигаретами, которые подложили в его портсигар.

– Да, я это сделала. Не нужны нам тут чужие.

– От вас это не зависит. Мистер Реджинальд тоже не является наследником.

Старая нянька вцепилась в подлокотники кресла, лицо ее окаменело.

– Мистер Реджинальд – не наследник?

– Нет. По условиям завещания после его смерти имение переходит в Национальный фонд.

Нянька выпрямилась в кресле, вновь охваченная ненавистью и гневом.

– Вот же злобная тварь! – крикнула она. – Нет, я не жалею, что сделала. Мистер Хьюберт был мой ребенок, и я должна была дать ему то, чего он хотел. Но мистер Реджинальд…

Няня осеклась, закусила губу.

– Да? – подтолкнул Дэвид. – Что вы хотели сказать о мистере Реджинальде?

– Не важно. Я отвечу на ваши вопросы, но сама ничего не скажу.

– Вы уже много сказали и вряд ли можете себе навредить. Но осталось прояснить еще один пункт. Вы ведь знали, где находится колодец?

– Да.

– Почему мистер Фринтон отрицал, что вообще о нем знает? Он лгал, будто никогда не видел его в детстве?

– Нет, он говорил правду. Его отец приказал, когда мальчикам был год, завалить колодец землей. Он боялся, что они начнут с ним баловаться, когда подрастут, и смогут снять крышку. Поэтому дал садовым работникам строгий приказ не говорить мальчикам ни слова, и они не сказали. Когда я приехала сюда к мистеру Реджинальду, садовники уже поменялись. Я узнала это место в роще по расположению деревьев, но по колодцу пролегла тропа, и никто не догадывался, что там под ней.

– Кто его раскопал?

Нянька ответила сразу же, без колебаний:

– Я сама.

– Чушь. У вас бы не хватило сил.

– Я говорю, что я. И никто меня не заставит сказать иное.

В коридоре послышались шаги.

– Кажется, сюда идет инспектор, – поднялся Дэвид. – Лучше ему не лгите. Он захочет узнать, что вы мне рассказали.

Старуха начала вставать, но Джилл ее удержала.

– Сидите, – мягко сказала она. – Вы сейчас не в том состоянии, чтобы стоять.

Нянька благодарно на нее посмотрела.

– Вот вы меня понимаете, мэм, – произнесла она, глядя на Джилл в поисках сочувствия.

– Понимаю, – ответила та. – Но то, что вы сделали, все равно чудовищно.

– Мистера Хьюберта больше нет! – всхлипнула нянька. – Больше нет! И я теперь за это расплачиваюсь и буду расплачиваться до конца дней!

Джилл поднялась навстречу входящему инспектору, кивнула ему и Дэвиду и, выйдя из детской, прошла по коридору к скамейке у окна на площадку. Там она села и стала ждать, распахнув окно. Прохладный ветерок из сада развеивал тяжесть зла, содеянного старухой.

Инспектор Стейнс быстро повторил няньке вопросы Дэвида. Она впала в апатию и отвечала вяло, но суть была та же. Когда она дошла до конца своего рассказа, инспектор закрыл блокнот, произвел формальный арест и передал ее своим помощникам. Няня ушла молча. Известие о смерти Хьюберта Фринтона лишило ее желания сопротивляться.

– Что-нибудь накопали на ферме? – спросил Дэвид, когда они с инспектором остались одни.

– Нет, – хмуро ответил тот. – Какие-то совершенно неожиданные дурацкие осложнения. Хотел сгрести за воротник Реджинальда по делу о ложном заключении, а заодно вытрясти из него правду насчет звонка Стивенсона. Но оказалось, что сегодня на ферму никто из Лондона не звонил.

– Не звонил? Значит, Стивенсон звонил сюда, в этот дом.

– Нет. Не было сегодня звонков из Лондона ни в усадьбу, ни на ферму.

– Но Хьюберт был с вами в машине, значит, Реджинальд…

– Реджинальд в Шорнфорде. Сегодня с девяти утра, это очевидно. Наши люди его ищут, но пока не засекли.

Дэвид вытаращился на него в изумлении.

– Но если Реджинальд весь день в Шорнфорде, а из Лондона никто не звонил ни на ферму, ни сюда, тогда… тогда!.. – заорал он, устремляясь к двери. – Я шляпа! Я такое здоровенное сомбреро, которое не носили ни Бог, ни Гэри Купер, ни мистер Черчилль… Джилл!

– В чем дело, дорогой?

– Где Рейчел? В смысле, когда она вернется?

– К приему в шесть. А что?

– Стейнс, слепая вы сова, поехали быстрее в Шорнфорд! Времени терять нельзя, но сперва я должен увидеться с Рейчел!

– Какая вас муха укусила? – тяжело дыша, спросил инспектор, едва поспевая за Дэвидом. – Что за шум?

– Вы не поняли? – спросил тот, дергая дверцу машины инспектора и втаскивая за собой Джилл. – Если Реджинальд сегодня в Шорнфорде, ест свой ленч в «Зеленом какаду», как обычно…

– Ни черта я не понял, – перебил инспектор, заводя машину, – кроме того, что человек уже взрослый и вроде бы с головой вдруг начнет вести себя как какой-то псих. Извините, миссис Уинтрингем, увлекся. С вашим мужем часто такое бывает?

– Только когда он знает, что раскрыл дело, – ответила довольная Джилл.

Глава 20

В офис инспектора в полицейском участке Шорнфорда набилось столько народу, что стало тесно. Инспектор сидел за столом, по бокам стояли два его сержанта. Дэвид расположился на стуле возле стола, рядом с ним устроилась Рейчел Уильямс. По другую сторону от нее сидел доктор Шор из Уэйкли. Напротив них – сэр Иэн Фергюсон и доктор Фримантл. Их не очень интересовало происходящее, и они обсуждали будущие заседания медкомиссии, сравнивали даты и время, написанные на листках. Рядом с ними устроились два лондонца из Скотленд-Ярда, бдительно окидывая взглядами собравшихся. У двери стоял констебль в форме.

Воздух в кабинете был спертый, потому что действовало затемнение – окно загораживал сплошной лист фанеры, не пропуская ни ветерка. От резкого света трех лампочек на лица людей ложились острые тени.

– Он уже должен быть здесь, – сказал Стейнс, не поднимая глаз от доклада, который читал.

Констебль открыл дверь и что-то спросил у коллеги, стоявшего за ней.

– Уже подходит, сэр, – доложил тот, тщательно притворяя дверь.

– Тогда впустите его, – произнес инспектор, морщась. – Не оставляйте в коридоре.