Демченко Оксана - Оксана Демченко

   - Вплети одно перо, снизойди до бледной, и родится девочка, вплети два и жди мальчика, - давясь смехом, повторил он якобы данные отцом наставления, усердно записанные оптио. И добавил так же тихо, разговаривая с самим собой: - Ичи, ты был в ударе. Ты его потряс. Он намерен предложить ментору подарить перья королю. Они, оказывается, наилучшее средство устранения причин споров о престолонаследии, вот как. Если бы я взялся искать способ победить бледных, я счел бы суеверия и страхи неплохим подспорьем...

  Выпив воду, Ичивари лег на пол, прикрыл глаза и стал слушать море. Сперва вблизи, у самого корабля. Потом все дальше, точнее - шире. Асхи отзывался охотно, так, словно ему уже давно было одиноко без общения с открытой душой, без собеседника, пусть и не самого духовно зрелого и опытного. Кто знает, может быть, ведомо одиночество и духам. Как говорил дед? Закат несовершенен без взгляда людского, ибо только взгляд создает золотую дорожку от самого солнца и до правой души... Прикрой глаза - распадется она бессчетными неупорядоченными бликами света. Открой - снова закат улыбается тебе, человеку. И ты ему - улыбнись...

  Улыбка получилась слабая, короткая. Блики света, танцующие перед внутренним взором, оборвались у темной черты. Ичивари распахнул глаза, задышал часто, сердце заспешило, перекачивая кровь и торопя мысли. Там, впереди - берег! Край владений асхи. Конец договоренностей с оптио. За краем океана начинается берег, где сына вождя ждет новый плен, куда более тягостный, уже не дающий надежды на побег. Он почти проиграл невесть в какой раз, поверив в неизменность привычного. Должен был насторожиться сегодня утром, когда Алонзо предложил повторить правила приветствия ментора. Это важно, потому что настанет скоро.

   - Проклятая 'живая вода', - процедил Ичивари сквозь зубы. - Я не пью, но запах в каюте сам впитывается в кожу, я дышу им и я болен... Надо думать. Надо срочно думать, не позволяя себе расслабляться.

  Слуга стукнул в стену, завозился, отпирая замок. Поставил поднос с тарелкой и кувшином на доску, укрепленную возле стены и заменяющую стол.

   - Лито Диаз ждут через час, просили умыться.

  Второй слуга внес ведро, бросил на койку полотенце, морщась от спертого, тяжелого запаха. Постарался уйти поскорее. Ичивари проводил его взглядом, резко вскинулся, озираясь, растирая затылок и плечи. Берег совсем недалеко, но и не рядом, учесть расстояние сложно, но прикинуть время... Остаток дня, ночь, еще день, еще ночь и время до нового полудня, так получается. Ветер не переменится, но ослабеет, в настроении асари махиг сегодня уверен, потому и знает надежнее капитана, когда моряк на мачте углядит берег... Утром бежать станет поздно. Это тоже безусловно. Не зря стало так много птиц, и не зря их появлению радуются: он слышал обрывки разговоров и должен был сообразить. Что для него означает близость берега? То, что завтра его, пленника, под видом наказания упрячут в трюм, если не сделают этого уже сегодня вечером. Плыть отсюда самому далеко и трудно. Плыть с ядром на ноге - невозможно. Лодку, одну из тех, что имеются на палубе, взять нельзя, заметят. У бледных оружие, их много и они снова перехитрят и поймают, уже окончательно...

  Набрав полные горсти воды, Ичивари плеснул в разгоряченное лицо. Вздохнул, чуть успокоился и стал мыться, продолжая даже не думать, просто слушать асхи, разыскивая хоть самую малую надежду. Справа, довольно близко, в воде постепенно обозначилось искажение, не сразу отмеченное сознанием: слишком оно мало. Едва удалось выделить из общего шевеления волн, из мешанины малопонятных образов, плохо подходящей для сознания человека - не глазами ведь видит асхи и не руками ощущает... Лодка. Совсем маленькая лодка.

   - Рыбак, рыбак, я тебя поймал, - шепнул Ичивари. - Теперь уже не потеряю...

  Проглотив обед быстро, давясь пищей и не ощущая вкуса, Ичивари с подозрением глянул на кувшин. Прошлый раз он выпил нечто, и тело отказалось слушаться. Чистую воду ему не дают уже очень давно, и вдруг - перемена. Опасливо принюхавшись и попробовав на язык, никакого подвоха сын вождя не обнаружил. Задумчиво нахмурился - и не стал пить. На всякий случай...

  Час спустя оптио встретил 'посла' все в той же каюте, обыденность не нарушало ничто. Прежнее место, прежнее перо в чернильнице, бумага приготовлена. На столе две чашки чая.

   - Встань там, - велел оптио, указав на место у двери. - Подними ядро. Хорошо. Теперь пройди до стола, исполняя в точности приветствие ментору. Слова, поклоны, затем молитва Дарующему, вставание на колени и все прочее. Надеюсь, ты не пропил остатки памяти и ума. Прошлый раз ты не справился; если это повторится, строго накажу.

  Ичивари засопел, виновато поводя плечами и обшаривая внимательным взглядом каюту. Особенно - плотно прикрытые створки, прячущие запас бутылей. Оптио сердито постучал пальцами по столу, требуя внимания. Сын вождя нехотя кивнул, переложил ядро в левую руку, освобождая правую для сотворения знака приятия света. Без выражения пробормотал первые слова, шагнул вперед, чуть увереннее продолжил речь посла, которую оптио вынудил заучить наизусть. Исподлобья глянул на Алонзо, уточняя и спрямляя путь слегка заплетающихся ног.

   - ... и да будет вовеки полна светом чаша его, и да не иссякнет благость, направляемая людям и питающая души, ныне и впредь...

  Если бы оптио лучше знал способы обучения воинов зеленого берега, он, пожалуй, насторожился бы еще тогда, когда сын вождя перебросил ядро в левую руку и поддел снизу ладонью, взвешивая и уточняя длину цепи. Но оптио жил в поселках фермеров и столице, а воинов воспитывают в лесах, во время малых и дальних охотничьих походов. Дед Магур своих учеников гонял и наставлял постоянно, но тоже - никогда вблизи столицы, чтобы не бросить на родной дом и тени немирья...

  Пальцы толкнули ядро почти без замаха, резко и коротко, оно полетело вперед, над столом - слишком широким, на что наверняка рассчитывал Алонзо, полагая себя в относительной безопасности по другую его сторону. Оптио успел откинуться на спинку кресла, как и ожидалось. Тихо щелкнул курок пистоля, каждую их встречу лежащего на коленях оптио, невидимкой для пленника. Но оружие, предавшее Гуха, снова оказалось бесполезным... С некоторых пор Ичивари глубоко верил: спокойная расчетливость асхи куда страшнее взрывной непредсказуемости ариха.

  Ядро смяло вскинутую в защитном жесте кисть руки, с хрустом сокрушило ребра, вынудило ножки кресла пискнуть. И вернулось в ладонь сына вождя, разочарованно лязгнув до предела расправленной цепью. Ичивари поймал её обеими руками, не позволяя сложиться и создать звук. Убрал со стола левую ногу, опиравшуюся при броске на самую середину столешницы. Покосился на чашку с чаем, поднял, принюхался.