Волчья ягода - Анна Данилова

Первый вопрос, который я ей задала, был:

– Тот мужчина, который теперь совсем седой, это Родионов?»

«Мы сидели в залитой лунным светом спальне и курили.

Мила рассказывала мне о том, что произошло с ней после того, как мы с Виком уехали в Москву.

Да, конечно, мое настоящее имя – Светлана. И в моем паспорте до сих пор стоит ненавистная мне фамилия Ромих. Светлана Ромих – что может быть смешнее? А что могло быть смешнее уготованной мне судьбы? Девочка, рожденная от тринадцатилетней матери-нимфоманки и эгоистичного, помешанного на неудовлетворенных сексуальных желаниях десятиклассника – на что она, то есть я, могла рассчитывать в этой жизни? На чудо? Меня, как надоевшую и никому не нужную куклу, отнесли сначала в детский дом, потом отдали в руки нищего саксофониста, женатого на художнице-алкоголичке… Что я видела в этой жизни, которая для одних представлялась яркой картинкой из иностранного журнала, а для других – унылым русским пейзажем с мокнущими под дождем березами или натюрмортом со стаканом водки и хвостом селедки…

О том, что я дочь Ромиха, я узнала совершенно случайно, от пьяного отца. Вернее, отчима-саксофониста. Нет, он не насиловал меня, как это бывает в американских психологических фильмах или мелодрамах мосфильмовского розлива. Он относился ко мне по-человечески, заботился обо мне, когда был трезв, но в его глазах постоянно читалось чувство вины за то, что они с женой не смогли мне дать НИЧЕГО! Абсолютно. Даже приличного жилья. И он пил, а я в это время познавала жизнь… Я научилась воровать, драться, целоваться, играть в карты, делать эротический массаж, готовить, читать… Я очень много читала, хорошо училась, я просто вырывала с кровью свои оценки, чтобы получить „красный“ диплом. Но мне его не дали. Потому что у меня было „неудовлетворительное“ поведение. Однако я подала документы в самый престижный вуз города – Экономическую академию, в которую просто невозможно было поступить без связей или денег. Но у меня была смазливая физиономия, хорошая фигурка и два французских презерватива. Я разделась прямо в деканате, предварительно заперев за собой дверь. Нас там было только двое – ректор и я. И я сказала, что он может делать со мной все, что угодно, лишь бы я поступила, и что все пять лет он может „пользоваться“ мной тоже как угодно… Он смотрел на меня ошалевшим взглядом, не понимая, в своем ли я уме или нет. Я предупредила его, что если он мне сейчас откажет, то я закричу, сюда прибегут люди, которым я скажу, что он хотел меня изнасиловать…

И он не тронул меня. Наверное, было в моем взгляде что-то такое, что остановило его от дежурного ректорского тона: он задал мне несколько вопросов, связанных с моим дипломом, я ответила, что у меня почти все пятерки и что он никогда не пожалеет, если возьмет меня к себе…

И я была принята. Сдавала так же, как все, экзамены, готовилась, училась и поступила. Сама. Хотя, возможно, ректор меня и подстраховал. Позже, вручая мне диплом уже по окончании академии, он сказал мне на ухо так, чтобы никто не слышал: „Я тебя хотел все эти пять лет, но боялся подойти…“ Училась я легко, параллельно с учебой я заводила романы в основном с представителями директорского корпуса, жила каждым днем, пытаясь сориентироваться в городе и определиться, куда же мне пойти работать и как сделать так, чтобы синекура сама пришла мне в руки… Но все, что предлагали мне мои представительные любовники, было не по мне. Должности секретарши или бухгалтерши меня не прельщали. Мне хотелось самостоятельности, возможности раскрыться и доказать всем, что я – лучше их, умнее, способнее… Следующим этапом после окончания академии были курсы арбитражных управляющих… Это было что-то совсем новое, и человек, который оплатил мне эти курсы, научил меня многому… Я бы, возможно, так и жила в квартирке, которую он для меня снимал, если бы не встретила Игоря Родионова. Того самого Игоря, который продавал газ, а точнее – воздух… Он сильно изменил меня, он вдохнул в меня жизнь, открыл мне глаза на многие вещи, о которых я прежде и не догадывалась… Это он научил меня манипулировать людьми – у меня к этому обнаружился талант! Кроме того, он обучил меня своей философии, которая мало чем отличалась от ницшеанства… Короче, пересыпал мои мозги перцем и полил их уксусной эссенцией… Но он слишком уж старался…

Живя с ним, я учила языки. Мы хотели уехать за границу. Насовсем. И уехали бы, наверное. Тем более что к тому времени у нас был очень приличный капитал. Одни только „телефонные“ деньги чего стоили! Карсавинская история закончилась плачевно: я вдруг поняла, что меня использовали. Меня использовал сам Игорь, человек, которому я доверяла полностью. Я случайно узнала о том, что они заодно с Карсавиным…

Я застрелила Игоря, когда он выходил из ресторана, где отмечал с Карсавиным – генеральным директором городской АТС – успех от продажи несуществующих телефонных акций.

Внешне это выглядело как заказное убийство.

Но я освободилась, вздохнула свободнее. И в это самое время мы встретились с Милой. Она пришла ко мне, в ту квартиру, где я жила, встречаясь с Игорем, и принесла свои фотографии. Она сказала, что ей нужны деньги на хорошую аппаратуру, что ей нужен спонсор, и она выбрала меня… Я обругала ее матом и выставила за дверь. Так случилось, что к тому времени я снова села на мель – вложенные мною в газовое предприятие деньги пропали. Мне пришлось искать работу, квартиру, потому что оставаться на прежней у меня уже не было возможности. И тогда я вспомнила про Милу, разыскала ее, извинилась и переехала к ней жить».

«Мы хоть и старались разговаривать шепотом, но все равно почти что орали… Мы спорили, кому изначально принадлежала инициатива убийства Анны – старшей сестры Милы, которая представляла собой шизофренического плана сорокалетнюю бабу, вмешивающуюся в жизнь Милы и постоянно попрекающую ее куском хлеба… Она куда-то уезжала, потом вновь возвращалась, привозила деньги и тут же спускала их на всякую чепуху вроде земельных участков, расположенных в ста километрах от С., или на чугунные емкости для воды… Она могла, к примеру, купить в какой-нибудь деревне бычка, чтобы потом перепродать его на рынке в С., но бычок непременно подыхал, а деньги пропадали… И таких случаев были десятки… Обо всем этом я знала от Милы. А тут вдруг мы узнаем, что Анна собирается продавать квартиру и перебираться в центр С.! Откуда деньги? И мы нашли ее тайник. В кладовке, за фанерной перегородкой, заменяющей часть стены, отыскался пакет, набитый деньгами…

– Я не убивала ее, – говорила я охрипшим голосом, докуривая десятую уже, наверно, сигарету. – Уверяю тебя, когда я пришла, она уже была мертвой…

– Ты отравила ее крысиным ядом, там вся кухня была в ее рвоте… – возражала мне осипшим от напряжения голосом Мила, которая боялась, что нас услышат трое мужчин, ночевавших в этом доме.

– Но ты же сама слышала, ЧТО говорил по этому поводу следователь… В квартире были обнаружены отпечатки пальцев еще одного человека и следы его ботинок… А пакет с крысиным ядом так и остался нераспечатанным…

– Но ее же все-таки кто-то отравил! Убил! И это была ты, ты, ты!

Я снова начинала ненавидеть сестру. Я совершила в своей жизни много убийств, но я не травила Анну. Однако она умерла, пусть и при загадочных обстоятельствах. На похоронах мы с Милой говорили всем, что у нее был рак. Следствие по этому факту почти не велось, а вскоре и вовсе закрылось.

Сразу же после похорон, после поминального обеда, заботы о котором полностью легли на мои плечи, мы с Милой долго сидели и строили планы на будущее. Сразу продавать квартиру (благо, ей теперь никто не мешал жить так, как хотелось) было бы слишком опасным, поскольку параллельная покупка хорошей квартиры в центре города вызвала бы у знакомых естественный в этом случае вопрос: откуда деньги? И мы решили с этим повременить и пока пожить вместе. Я успела взять несколько крупных кредитов в банках, пользуясь документами умершей Анны и своими связями в администрации города. Кто там мог знать о смерти какой-то там Анны Рыженковой. У нее была такая бесцветная внешность, что, завязав волосы узлом и стерев в лица всю косметику, мне можно было без труда выдать себя за нее, с тем, чтобы потом, когда подойдет срок выплаты, представить через подставных лиц документы, свидетельствующие о смерти Рыженковой… Я до сих пор не могу понять, что же это за система у нас в стране, при которой человеку смелому и решительному и, разумеется, наделенному талантом и знанием основ психологии, ничего не стоит прибрать к рукам просто-таки колоссальные суммы… И они у меня были, другое дело, что не было опыта обращения с ценными бумагами, в которые я вкладывала эти самые деньги…

– Что случилось после того, как я уехала, бросив тебя? Ты сильно страдала по Вику?

Она, плача, рассказывала мне о своей дурацкой болезни, из-за которой чуть не умерла… Но я ее почти не слушала… Я спросила ее, откуда взялся Игорь Родионов. И услышала просто-таки фантастическую историю о том, что он, оказывается, был только ранен.