ФАТА-МОРГАНА 8 (Фантастические рассказы и повести) - Брайан Олдисс

Все, о чем эти люди думали — это смерть и загробная жизнь. Они действительно верили в воскрешение тела, что заставляло их с безрассудной тщательностью мумифицировать его и сохранять жизненные органы в сосудах около трупов. Они верили не только в воскрешение тела, но и в два других элемента: душу, которая, взвешенная и одобренная богом Озирисом, могла быть допущена на священную землю; и мрачную, зловещую «ка», которая вселяла страх и блуждала в небесах или на земле, требуя время от времени доступа к сохраненным останкам. Она поглощала пищу, преподносимую жрецами и благочестивыми родственниками в погребальной часовне, а иногда — ходили и такие слухи — забирала свое тело или его деревянную копию, которую всегда размещали рядом, и украдкой выносила его из гробницы с намерением, вызывающим особое отвращение.

Тысячи лет покоились эти тела, уложенные в саркофаги, глядя остекленевшими глазами, ожидая посещения «ка», ожидая того судного дня, когда Озирис возвратит на прежнее место «ка» и душу и поведет дальше легионы окоченевших мертвецов из домов вечного сна, находящихся глубоко под землей. Это должно было быть чудо второго рождения — но не все души к этому допускались. Некоторые гробницы считались оскверненными, в чем следовало усматривать либо нелепые ошибки, либо злодейски обдуманные нарушения правил погребального обряда. Даже в наши дни арабы шепотом говорят о неосвященных сборищах и отвратительных культах и службах, творимых в забытых гробницах и посещаемых летающими невидимыми «ка» и лишенными душ мумиями.

Возможно, самыми страшными легендами, от которых кровь стынет в жилах, являются те, что рассказывают нам о результате порочных склонностей и извращений разлагающегося духовенства той эпохи — смешанных мумий — искусственных соединениях человеческих туловищ и конечностей с головами животных в подражание древним богам. Во все периоды истории священных животных мумифицировали, чтобы освященные быки, кошки, ибисы, крокодилы и им подобные могли вернуться, когда наступит время, в еще большем великолепии. Но только во времена упадка Египта соединяли в одной мумии человека и животного только во времена упадка, когда не до конца была понята сущность «ка» и души.

Что случилось с теми смешанными мумиями, об этом не говорится — по крайней мере, совершенно точно известно, что ни одному египтологу их не удалось обнаружить. То, что рассказывают арабы, слишком нелепо, на это нельзя полагаться. Они даже намекают на то, что царь Хефрен — тот, что воздвиг Сфинкса, Вторую пирамиду и главный храм — живет глубоко под землей. Он вступил в брак с царицей-вампиром Нитокрис и правит мумиями, не похожими ни на человека, ни на животное.

Именно они — Хефрен со своей супругой и их странными полчищами умерших гибридов — явились мне в видениях, которые постепенно сгладились в памяти. Но самое ужасное из них было связано с вопросом, который я задал себе вчера, глядя на высеченную из камня великую загадку пустыни и интересуясь, на какой глубине может тайно соединяться с ней храм, расположенный неподалеку. Тот вопрос, столь невинный и причудливый тогда, приобрел в моем сне неистовое и истерическое безумие… какую же колоссальную и вызывающую отвращение ненормальность первоначально представлял собой Сфинкс?

Мое второе пробуждение — если это было пробуждение — это воспоминание о совершеннейшей мерзости, которая ни с чем в моей жизни не может сравниться, кроме одного случая, происшедшего гораздо позже. А надо сказать, что жизнь моя была полна приключений, которых хватило бы на многих. Помните, я потерял сознание, заваленный лавиной падающей на меня веревки, бесконечность которой вскрыла ту катастрофическую глубину, на которой я находился. Теперь, когда восприятие вернулось ко мне, я уже не чувствовал на себе ее груза и, поразмыслив, понял, что, хотя я до сих пор связан, с кляпом во рту и повязкой на глазах, какая-то сила сбросила с меня прямо-таки удушающие пеньковые кольца, чуть было не погубившие меня. Значение происшедшего медленно доходило до моего сознания. Несмотря на это, я бы вновь впал в забытье, если бы к этому времени я не достиг такого состояния эмоциональной депрессии, когда никакие новые страхи не могли ничего добавить. Я был наедине… с чем?

Прежде чем я мог начать терзать себя новыми размышлениями или сделать еще одну попытку освободиться от веревки, еще одно обстоятельство стало очевидным. Мое тело было истерзано болью, и казалось, будто я весь покрыт толстым слоем запекшейся крови от многочисленных порезов и ссадин. Грудь моя вся горела, будто какой-то громадный злой ибис долбил ее клювом. Несомненно, сила, сбросившая с меня веревку, была враждебной и начала терзать все мои раны. Тем не менее, мои ощущения были как раз обратными тому, что можно было ожидать. Вместо того, что бы погрузиться в ад отчаяния, я почувствовал побуждение к новым действиям, так как теперь понял, что злые силы были явлением физически реальным, явлением, с которым мужественный человек мог встретиться на равных.

Под воздействием этой мысли я с усилием потянул стягивающие меня узлы и использовал все свое мастерство, накопленное с годами, чтобы освободиться, как я неоднократно проделывал при свете рампы и под аплодисменты зрителей. Знакомые ощущения начали овладевать мной, и теперь, когда исчезла длинная веревка, во мне вновь появилась вера в то, что пережитые ужасы были всего лишь галлюцинацией, что никогда не было этого жуткого бездонного колодца с бесконечной веревкой. В конце концов, действительно ли я находился в храме Хефрена около Сфинкса? Забирались ли сюда эти подлые арабы, чтобы мучить меня, пока я лежал здесь беспомощный? В любом случае я должен освободиться. Надо развязать узлы, вытащить кляп, снять с глаз повязку, чтобы поймать хоть лучик света, просачивающийся из какой-нибудь щели! И тогда я действительно буду счастлив сразиться со злыми, коварными врагами!

Как долго я освобождался от узлов и веревок, я не знаю. Должно быть, все это заняло больше времени, чем во время представления, так как я был ранен, измучен, обессилен испытаниями, через которые прошел. Когда в конце концов это мне удалось, я глубоко вдохнул прохладный, сырой, насыщенный вредными испарениями воздух, еще более ужасный теперь, когда я был без кляпа и повязки на глазах. Я почувствовал такую усталость, что не мог пошевелить пальцем. Так я лежал какое-то время, пытаясь вытянуть свое скрюченное тело и напрягая глаза в попытке хоть мельком увидеть луч света и таким образом определить свое местонахождение.

Постепенно мои силы и подвижность вернулись ко мне, но глаза по-прежнему ничего не видели. Когда я, пошатываясь, поднялся на ноги, то начал оглядываться по сторонам, но повсюду натыкался на такую тьму, хоть выколи глаз, будто я все еще был в повязке Я попытался опереться на ноги, покрытые кровавой коркой под изо дранными в клочья брюками. Оказалось, что я могу ходить. Однако я не мог решить, в каком направлении двигаться. Очевидно, я не должен был идти наугад, чтобы не удалиться от входа, который мне предстояло найти. Поэтому я остановился, чтобы определить направление холодного и зловонного, с запахом окиси натрия, воздушного потока, который постоянно на себе ощущал. Приняв место его источника за возможный вход в пропасть, я приложил все усилия, чтобы держаться этого ориентира и последовательно двигаться в одном направлении.