Оранжевый цвет радуги - Милена Завойчинская

– Прости, – прошептал Акир, укладываясь рядышком. – Я тебя разбудил. Спи!

Он прижал меня к себе и поцеловал в щечку.

– Ты поздно, – констатировала я очевидный факт.

– Да, много работы.

– Угу, – неопределенно промычала я, судорожно размышляя, что делать и как разговаривать. Вечерние советы тут же вылетели из головы.

Завозилась, чтобы повернуться к Акиру лицом, а он судорожно вздохнул и на секунду ослабил объятия, чтобы дать мне повернуться. Лица его в темноте видно практически не было, но ярко горели глаза.

– Я совсем тебя не вижу… – шепнула, глядя в эти зеленые огни.

– Да. Так легче…

– Что – легче? – уточнила я. Надо же поговорить, а то опять ускачет утром, и снова его не увижу.

– Легче, когда ты спишь. Тогда мне совесть не позволяет тебя будить. Ты такая сладкая…

Его ладонь погладила меня по спине. От этой легкой ласки у меня вверх к шее побежали мурашки, и я поежилась, невольно посильнее прижавшись к лежащему рядом телу.

– Алеся… – выдохнул мужчина сквозь сжатые зубы.

– Да? – И я сама, осмелев, кончиками пальцев погладила его по щеке, а затем не удержалась и, закопавшись в шевелюре, почесала за ушками. – Ты мне помурлычешь?

– Ты?.. – В одно мгновение я оказалась перевернута на спину, а сверху меня прижало к постели сильное крупное тело.

Акир осторожно наклонился и нежно поцеловал меня в губы. А спустя несколько мгновений мы отчаянно целовались, а его руки гладили меня везде, куда дотягивались. Ну и я гладила…

Он глухо застонал и оторвался от моих губ.

– Алеся… Алесенька… – жарко прошептал Акир и вдруг скатился с меня. – Пойдем со мной?

– К-куда? – опешила я.

Мы же вроде как… ну… И я решилась, и он вроде как хочет… Куда идти-то? Зачем?!

– В шаттл. Там звукоизоляция, а здесь нас услышит весь лагерь, – прошептал он, наклонившись к самому моему уху.

У меня снова врассыпную бросились мурашки, и вырвался невольный смешок.

– Пойдем! – уговаривал меня мой как бы муж. – Я так больше не могу… Пойдем, Алеся!

Из угла палатки донеслось сдавленное хихиканье. О! Яшка подслушивал. Нет, ну никакой личной жизни!

– Пойдем! – решилась я, принимая протянутую руку и вставая с постели.

А потом мы как воришки, прячась от посторонних взглядов, пробирались к стоявшему в стороне от лагеря шаттлу. Меня постоянно пробивало на смех, настолько глупо я себя ощущала. С собственным почти мужем пробираемся «огородами», чтобы спрятаться от посторонних взглядов и ушей.

Черная громада летательного аппарата оказалась совсем рядом. Я видела в темноте плохо и все ноги себе переломала бы, если бы Акир мне не помогал и не удерживал. Он сам открыл двери. Вспыхнувшее освещение меня на некоторое время ослепило, и я забиралась внутрь на ощупь, с закрытыми глазами. Точнее, это Акир меня подсадил. Раздался щелчок, и свет погас. Я сразу же открыла глаза, но теперь вообще ничего не видела. Абсолютно! На улице хотя бы свет звезд имелся, а в закрытом салоне шаттла без включенного освещения стояла кромешная мгла. Только светились глаза Акира…

А потом все смешалось. Ощущения, мысли, чувства… Меня торопливо раздевали чуть дрожащие руки мужа, я сама пыталась на ощупь найти застежки его одежды.

– Я сам… – прошептал он, отрываясь на секунду от моих губ. – Позволь, я все сделаю сам. Я так долго этого ждал…

Я ничего не видела, могла только прикоснуться к нему и погладить. Но и этого мне сделать не давали. Нежно, но твердо мои руки отводились в стороны, и именно я, лежа на сиденьях шаттла, плавилась под прикосновениями, то жадными, нетерпеливыми, то нежными и почти невесомыми… А учитывая, что я была абсолютно слепа, это невероятно щекотало нервы. Когда думаешь, что сейчас рука Акира погладит тебя по плечу или груди, а она оказывается совсем в другом месте. Когда пытаешься дотянуться и поймать губами его рот, чтобы поцеловать, а в это время тебя целуют совсем не там, где ты этого ожидаешь… Когда уже задыхаешься от остроты ощущений, ждешь, что вот-вот все произойдет…

Меня уже буквально трясло, и я не могла сдержать стонов. Акир же все медлил, но и его периодически пробивала дрожь, да еще вырывались короткие судорожные то ли вздохи, то ли стоны. Последняя связная мысль, которая меня посетила, была: «Я не девственница!»

Выбирались мы из нашего приюта, когда уже стало светло. Лагерь просыпался, потянуло дымком от походной кухни, слышались тихие голоса… А мы с Акиром, как нашкодившие школьники, боящиеся попасться на глаза взрослым, прячась и смущенно улыбаясь друг другу, пробирались обратно в нашу палатку.

Я двигалась с трудом, так как болело все, что только могло болеть. Ночь была… долгой, жаркой и незабываемой. Определенно!

– Мне пора вставать, – прошептал муж, теперь уже действительно муж, когда мы оказались внутри нашего убежища.

– Вставать? – хихикнула я. – Ты еще даже не ложился.

– Мм, – прижав меня к себе, простонал он. – Моя! Алесенька… Моя! Никогда тебя не отпущу, слышишь? Даже если ты все вспомнишь. Даже если у тебя были жених, семья, муж… Не отпущу никогда!

– А вдруг у меня и дети были? – спросила я. Такая мысль меня посетила только сейчас. А что? Ведь запросто могло случиться и такое. И муж, и дети…

– Значит, ты разведешься, я снова женюсь на тебе. А детей заберем, и я стану им хорошим отчимом. А потом ты родишь мне ребенка, – без тени улыбки сказал он, пристально глядя мне в глаза. – Все, что угодно, только бы ты была со мной. Ты – моя, слышишь? Моя!

Он так сжал меня в объятиях, что ребра затрещали.

– Слышу! – пискнула я.

– Мне нужно идти, – мрачно сказал он спустя пару минут.

– Угу.

– Правда, нужно.

– Угу.

– Я сейчас пойду.

– Угу, – снова промычала я, уткнувшись носом ему в грудь.

– Вот прямо сейчас соберусь и пойду!

– Иди…

– Не хочу!

– Надо ведь… – вздохнула я.

– Надо… Иду! – и снова не сделал попытки выпустить меня из объятий.

Из угла палатки послышались шорох, сопение и тихое хихиканье. О! Яшка не выдержал и дал о себе знать.

Долго бы мы еще так прощались, если бы снаружи не послышались деликатное покашливание и шепот Майки:

– Командор! Нам пора…

Следующие супружеские ночи у нас проходили… в шаттле. Акир теперь возвращался раньше, ужинал с нами в лагере и весь буквально светился. Это заметили даже Тарри и ее приятельницы. Им хватило такта не говорить об этом вслух, но будто невзначай они мне сообщили: «Командор счастлив!» А муж не сводил с меня глаз, постоянно держал за руку и пытался прикоснуться каждый раз, когда мы оказывались рядом.