Африка грёз и действительности (Том 1, все фотографии) - Иржи Ганзелка

Мы остановились недалеко от скалы, господствовавшей над окрестностями. Казалось, ее отделяло от нашего импровизированного лагеря каких-нибудь 10 минут ходьбы. Где-нибудь там, за ней, должна уже быть долина Нила, вдоль которой проходит остаток нашего пути. Идем четверть часа, полчаса, час. На востоке из-за причудливых скал поднимается ясный диск месяца и заливает пустыню бледным светом. Наконец после полутора часов ходьбы мы у подножья огромной скалы. Двадцатиминутный подъем. Когда мы достигли вершины, на востоке местность была закрыта серебристым вечерним туманом. Вероятно, где-нибудь здесь проходит зеленый пояс мощной артерии, которая победно несет жизнь далеко на север, к Нильской дельте. В лагерь возвращаемся поздно ночью, утомленные ездой и походом…

С рассветом две запыленные машины начинают двигаться в юго-восточном направлении. Последний круг поединка — суровый, трудный заключительный этап. Спускаемся в долину. С трудом отыскиваем проезд в скалистых ущельях и высохших руслах рек. Извилистые обрывы заставляют нас резко поворачивать то влево, то вправо. Огибаем последний выступ скалы, и перед нами открывается столь желанный вид. Глубоко в долине узкая полоска воды, окаймленная двумя прерывистыми поясами зелени. За рекой снова поднимается к горизонту переплетение скалистых гор и песчаных дюн.

Впервые за два дня перестаем экономить воду. Устраиваем торжественное умывание и прощаемся с мягкими, бархатистыми дюнами, вздымающимися на несколько десятков метров вверх и похожими на снежные склоны гор. Теперь, когда у нас хоть на время рассеялся страх перед мягким коварным песком, неодолимо потянуло забраться на острый гребень самой высокой дюны, убегавшей вдаль, к долине. Нас охватывает детское желание поваляться в этой стихии, сразу изменившей свое лицо. Делаем несколько шагов по склону дюны, и уже течет вниз сыпучая лавина. Не беда, что в волосы, в башмаки, в карманы коротких штанов набивается песок. Мы не можем отказать себе в удовольствии еще и еще раз на животе, головой вперед, съехать вместе с этим бархатистым, зыбучим потоком. Снова забираешься вверх, ставишь ногу на острый край песочного закрома, любуешься видом миллиардов искрящихся зернышек, приходящих в движение правильными слоями, наконец, бросаешься в сыпучий золотой поток, чтобы он унес тебя на несколько десятков метров вниз, к подножию желтой горы, где стоят три египтянина и захлебываются от смеха. Они думают, уж не помутилось ли в голове у их спутников, ведь еще час тому назад они так напряженно склонялись над стеклянной коробочкой с загадочными черточками и смотрели вдаль сквозь странные очки…

Еще несколько десятков километров по глубокому пыльному песку долины Нила. Колеса теряют опору, моторы ревут. Сотни метров идем на первой и второй скоростях, иначе не продвинешься ни на шаг. Приходится постоянно останавливаться, чтобы хоть на несколько минут охладить перегретые моторы. У «форда» уже второй раз вылетает пробка радиатора от напора пара.

И вот нас приветствуют первые жители Судана, изумленные, улыбающиеся, гостеприимные. С тех пор как окончилась война, здесь не видели автомобиля, поэтому мы, естественно, оказываемся в центре внимания. Из глинобитных построек выбегают люди, стайка детей сопровождает нас по всему поселку, пока мы, наконец, не останавливаемся на высоком берегу Нила. Напротив, за рекой, Вади-Хальфа…

— Здесь нигде нет перевоза, — говорит смущенно молодой суданский учитель, которого мы долго разыскивали в деревне. — Вам нужно на лодке перебраться на тот берег и попросить администратора переправить вас пароходом…

Как всегда, мы предоставили решение жребию.

Мирек сидит на узкой каменной стенке около «татры» и держит на коленях пишущую машинку. Он должен сторожить машину, записать первые впечатления и все даты. Его окружила толпа ребятишек. Сосредоточенно смотрят они на раскрашенные черные кнопки, которые прыгают под пальцами, не отрывают глаз от таинственных клювиков, которые выскакивают вновь и вновь и подталкивают лист бумаги в сторону. Каждый раз, когда звонит звонок, они вздрагивают, а потом вдруг разражаются оглушительным смехом. Какой удивительный музыкальный инструмент! Столько кнопок, столько шума и только по временам что-то звякает! Через четверть часа у нас появился конкурент. Кудрявый парнишка уселся в песок, положил на колени примитивный барабанчик и по натянутой коже заскакали деревянные палочки.

Смеющиеся рты, блестящие глаза. Громкий стук прерывается не металлическим звонком пишущей машинки, а ясным, серебристым смехом счастливых детей…

Многопалубные нескладные суда с плоским килем, глубоко осев в воду, тихо стоят на якоре у противоположного берега, замершие, неподвижные. Их оригинальный внешний вид еще подчеркивается ходовыми колесами, расположенными на корме и прикрытыми широкими барабанами. Эти ветераны еще помнят первые дни англо-египетского господства в Судане. До сих пор не окончился Большой байрам, команды кораблей не работают. Маленькая парусная лодка переправила, в конце концов, Иржи на другой берег. Всеобщее удивление. Иржи является в канцелярию окружного комиссара (District Commissioner) и к офицеру связи египетского правительства. Спустя несколько минут в эфир полетели точки и тире. Через час в Шеллале будут знать, что мы доехали. Предъявляем паспорта, наши и автомобиля, медицинские заключения, справки из каирского министерства здравоохранения о противохолерных прививках. Затем следуют переговоры в канцелярии управления порта.

— Моторного судна у нас тут нет. Придется подождать, пока мы соберем кочегаров и рабочих. Иначе на другой берег вам не попасть…

Через два часа из трубы речного пароходика уже валил густой дым, а суданские рабочие прикрепляли прочные мостки к буксирному понтону. С трудом спускаем машину с крутого берега Нила, уровень которого спал на несколько метров. Мы цепенеем от страха при мысли, что ветхий канат, на котором 60 мускулистых рук удерживали нашу «татру», может перетереться и она покатится прямо в Нил.

Река плещется у бортов понтона, впитывая в себя последние лучи солнца, склоняющегося постепенно к западу.

Вечером в небольшую греческую гостиницу «Пассиурас» нам принесли счет за переправу — 7 фунтов 35 пиастров. По отдельным статьям это выглядело так:

«За 1250 килограммов угля по 4,40 фунта……. 562 пиастра

За 30 рабочих…………………… 173 пиастра»

Глава XVI

ВАКУУМ БЫЛ ЗАПОЛНЕН

В Вади-Хальфе мы встретились с теми же затруднениями, что и в Асуане.