Атеизм и другие работы - Александр Кожев

В отношении США советское общественное мнение никак не оспаривает их экономического превосходства, равно как военную слабость (впрочем, Дп0' вольно сомнительную) в сравнении с СССР. Однако комплекс военно — политического превосходства, ко торый несомненно распространен по всей стране, яалеко не равнозначен желанию военного столкновения с западным блоком, даже если он сведется к 0дним Соединенным Штатам. В России все осозна- что предполагаемое ныне существующим политико — военное превосходство может стать зримым только в результате «ужасной» войны, а грядущее подавляющее превосходство, которое сделало бы войну ненужной или «терпимой», потребовало бы да русских долгих лет лишений сталинского типа, а йх сегодня в СССР уже никто не желает выносить.

Советское общественное мнение единодушно в том, что явной и откровенной политической и военной целью СССР может и должно быть то, что ею уже скрыто и прикровенно уже является на протяжении последних лет. Иначе говоря, с русской точки зрения советские руководители обязаны искать удовлетворительного договора с США (и только с ними), который окончательно обеспечил бы полное политическое равенство между двумя странами на самом низком уровне военного потенциала (причем Желательно сведенного к «классическому» оружию, без атомной составляющей).

(N. B. В этом контексте военный потенциал прочих стран практически не принимается во внимание.)

Чтобы правильно оценить пацифизм, свидетельства которого обнаруживаются в советском общественном мнении, следует не терять из вида тот факт, *то строгое военное равновесие с США рассматривается в СССР как максимальная политическая уступка. Иначе говоря, если СССР считается сегодня в альтернативой: принятия американской политической гегемонии или предельной гонки вооружений (с перспективой победоносной войны, но ценой сталинских» лишений), то общественное мнение единодушно и без колебаний предпочитает победу ценой бедности подчинению в изобилии (к тому всем известно, что изобилие это будет весьма относительным, по крайней мере в ближайшем будущем).

2. Советский блок

Общественное мнение (т. е. мнение буржуазии и военных) в СССР почти единодушно (за исключением некоторых коммунистических групп, которые не следует принимать во внимание) в том, что нынешние отношения с Китаем и народными демократиями представляют собой главную помеху экономике, которая навязана военными нуждами, возникающими из‑за отсутствия политического договора с США. Точнее, бремя, которое представляют собой сателлиты, является не столько тяжелым, сколько «раздражающим», тогда как по — настоящему значительная тяжесть оказываемой Китаю помощи несколько преуменьшается, чему способствуют своего рода симпатия и уважение к этой стране.

Во всяком случае, коммунистический Китай и народные демократии рассматриваются как порождения холодной войны — они могут и должны исчезнуть вместе с ее окончанием, каковое может принести политический русско — американский договор. В советских глазах такой договор должен позволить им сохранять и направлять на повышение уровня жизни те ресурсы, которые продолжение холодной войны вынуждает растрачивать на атомное оружие, с одной стороны, и на индустриализацию Китая, на экономическую поддержку народных демократий, с другой стороны.

Русские откровенно признают, что идеальным для них было бы оставление презираемых и неблагодарных сателлитов их собственной судьбе, тогда как по отношению к Китаю политика должна быть аналогична той, которую США проводят применительно к Формозе и Южной Корее, Сиаму или Вьетнаму (а именно, обеспечивать там «достойный» уровень жизни, не прибегая к ускоренной индустриализации, которая раньше или позже приведет к политическим и военным затруднениям). В чем все согласны в России, так это в том, что этот идеал недостижим без договора с США, который обеспечит равенство двух более или менее разоружившихся стран.

3, Оптимизм и пессимизм

Если такого рода политические перспективы признаются желательными практически всеми в СССР, то различия в оценках их достижимости достаточно велики. Как и повсюду, ответы зависят не столько от рациональных интерпретаций объективно установленных фактов, сколько от пессимистической или оптимистической ориентации интерпретирующих лиц.

Пессимисты полагают, что конца бедствиям не будет, поскольку американцы никогда не пойдут на договор с СССР на базе строгого политического равенства при существенном сокращении вооружений: то ли по причине их демонической натуры (разоблачаемой русским правительством), то ли в силу их врожденной глупости (которую они демонстрируют своими передачами по — русски по «Голосу Америки»), то ли, наконец, потому, что замирение вызовет в самих Соединенных Штатах политически опасный экономический кризис (так считают советские экономисты).

Напротив, оптимисты считают, что после того, Как Удастся (воспользовавшись Хрущевым) ликвидировать (предназначенную на экспорт) коммунистическую идеологию, а затем избавиться и от этого подлого и посредственного во всех отношениях индивида, русский сероглазый маршал однажды встретится с голубоглазым (?) американским генералом, они посмотрят друг другу в глаза и тут же заключат к общей радости (за исключением Тито и Гомулки) полный и окончательный договор.

Наконец, между считающими себя умными пессимистами и не признающими себя наивными оптимистами имеется еще целая гамма оттенков мнений, которые высказываются людьми, которые полагаются не столько на собственные знания, сколько на то, что они слышали от других. При всей неопределенности этих представителей «середины», они приводят два противоречивых аргумента, склоняясь по случаю то к одному, то к другому.

Первый аргумент заключается в том, что американцы прекрасно понимают: они могут продолжать гонку (атомных) вооружений, поскольку она не слишком сказывается на их уровне жизни, и даже способствует благосостоянию, обеспечивая полную занятость; русские же не могут этого делать, не подрывая свой standard of life[70]. Поэтому американцы будут стремиться продолжать до бесконечности эту игру, надеясь на то, что русские будут вынуждены сдаться.

Противоположный этому аргумент заключается в надежде на то, что американцы раньше или позже поймут, что русские никогда не сдадутся, а гонка вооружений с необходимостью (раньше или позже^) приведет к войне, которая завершится безусловной капитуляцией США

.[N. B. Все в СССР согласны в том, что американцы когда‑нибудь поймут ту угрозу, которую представляет для них (как и для русских) индустриализация Китая; при этом никто из говорящих об этом не видит возможности того, что Китай индустриализируется сам (как это сделал в свое время СССР) без всякой внешней помощи, идет ли речь об Америке или о России.]

27.09.1957

Христианское происхождение науки [1]

Terra est Stella nobilis (Земля — благородная звезда)

Николай Кузанский (Об ученом незнании, 11,12,166).

Найдется немного исторических фактов столь же трудно оспоримых, как факт взаимозависимости науки, современной техники, христианской религии и даже теологии.

Дабы убедиться в этом, достаточно отметить, что невероятно быстрое развитие современной техники со всей очевидностью предполагает теоретическую науку всеобщего характера; она допускает возможность представлять все феномены, — воспринимаемые вооруженным и невооруженным глазом — как видимые проявления отношений, которые на самом деле таковыми не являются и которые строгим образом соответствуют не рассуждениям, каковы бы они ни были, а точно их выражающим математическим формулам и функциям. Можно, если угодно, назвать эту науку математической физи кой. Но тогда нужно уточнить, что эта физика не ограничивается изучением какой‑либо части вселенной или одного из ее аспектов: она может и обязана охватывать без всяких исключений все то, что ею наблюдаемо (то есть все то, что в конечном счете учтено).

Однако никто не отрицает, что математическая физика всеобщего характера появилась в XVI веке в Западной Европе и что мы не обнаруживаем ее нй до этого времени, ни где‑либо еще. Конечно, сегодня мы можем найти ее где угодно в мире. И все же она оказывается лишь там, где выявляется христианство, если не как религия, то, во всяком случае, как цивилизация.

Разумеется, предаться математической физике разного рода дикарям мешало и продолжает мешать не только отсутствие крещения. Но кто помешал это сделать проницательным китайцам, приобщившим к высокодифференцированной и до предела изысканной культуре огромные массы? Почему индийцы, воспользовавшиеся эллинистическими науками и искусствами и сделавшие их доступными для многих других народов, никогда не пытались превзойти в технической и научной области границы (впрочем, довольно узкие) того, что они исследовали? Как случилось, что некоторые великие еврейские мыслители, весьма пожелавшие приспособить к иудаизму кое — какие плоды интеллектуальных усилий цивилизованных язычников, никогда не пытались хоть как‑то способствовать развитию идей, которые могли бы однажды стать основой науки в строгом смысле слова? А арабы, которым ислам не мешал активно содействовать развитию и распространению эллинистической цивилизации и которые, позднее, первыми возродят ее? Почему не пытались они математизировать, например, химию, которую открыли, вместо того, чтобы лишь усваивать и совершенствовать достижения математиков — чистых, божественных, Древних?