Снег на кедрах - Дэвид Гутерсон

Судья с усилием поднялся и, одернув мантию, перевел взгляд на присяжных.

— Судебное разбирательство подходит к концу, — объявил он, — и ваша задача состоит в том, чтобы, удалившись в комнату для совещаний, сообща вынести решение по делу. Но прежде, господа присяжные, хотелось бы донести до вас следующие соображения.

— Во-первых, вынося приговор о виновности подсудимого, вы должны быть полностью уверены в доводах обвинения. У вас не должно оставаться ни тени сомнения, прошу помнить об этом. Если у вас имеются разумные основания для сомнений, вы не имеете права вынести обвинительный приговор. В случае малейших сомнений относительно убедительности обвинения подсудимого следует оправдать. И недопустимо руководствоваться собственными эмоциями, какими бы сильными они ни были. Таковые обязанности налагает на вас закон.

— Во-вторых, — продолжал судья, — вынося решение по делу, вы обязаны помнить о следующем. Вам предстоит решить только одно: виновен подсудимый в тяжком убийстве первой степени или нет. Только в этом и ни в чем ином. Если вы обвините его в равнодушии, ненависти, словесных оскорблениях, непредумышленном убийстве, убийстве в целях самозащиты или тяжком убийстве второй степени — приговор не будет засчитан. Тяжкое убийство первой степени предполагает наличие заранее продуманного плана. Обвинительный приговор может быть вынесен только в том случае, если подозреваемый совершил убийство, спланированное заранее. Хотя в этом-то, — сказал судья, — и кроется трудность. Потому как невозможно разглядеть простым глазом, что у подсудимого было на уме. Приходится судить, исходя из показаний свидетелей, из того, как они держат себя и что говорят, а также из вещественных доказательств. Чтобы доказать вину подсудимого, вы должны доказать, что он заранее планировал то, в чем его обвиняют. Иными словами, совершил убийство предумышленно. Что намеренно искал встречи с жертвой, что все произошло не в пылу эмоций, а по заранее обдуманному плану. Итак, еще раз призываю вас судить только в отношении тяжкого убийства первой степени.

— Господа присяжные, — продолжал судья, — вам оказали доверие в надежде на вашу беспристрастность, на то, что, находясь в здравом рассудке и рассуждая объективно, вы на основании представленных доказательств вынесете справедливое решение. Предварительно обменявшись взглядами и придя к единому мнению. Каждый из вас должен внимательно выслушать точку зрения и аргументы другого. Присяжный не должен удаляться в комнату для совещаний с твердым убеждением отстаивать свое и только свое решение, он должен быть готов выслушать своих коллег. Итак, судите объективно, руководствуясь здравым смыслом.

Судья помолчал, чтобы присяжные подумали над сказанным. Он посмотрел в глаза каждому из них, чуть задерживая взгляд.

— Господа присяжные, — сказал судья и вздохнул, — мы рассматриваем уголовное дело, и я призываю вас вынести приговор единогласно. Спешки нет, так что никто не должен думать, будто задерживает остальных. Заранее выношу вам благодарность за согласие участвовать в этом процессе. В городе нет света, и ночь в гостинице тоже была не из самых приятных. Понимаю, как непросто сосредоточиться на деле, когда беспокоят мысли о доме, о семье, о родных и близких. Не в наших силах побороть стихию, но исход этого дела зависит только от нас. Теперь вам решать, господа присяжные. Можете удалиться на совещание.

Глава 30

В три часа присяжные удалились из зала. Двое репортеров непринужденно болтали, заведя руки за голову и покачиваясь на стульях, грозивших упасть. Абель Мартинсон защелкнул на подсудимом наручники и, дав жене перекинуться напоследок парой слов с мужем, увел того в камеру.

— Тебя освободят, — успокаивала мужа Хацуэ. — Вот увидишь, они поступят по справедливости.

— Не знаю, — ответил Кабуо. — Но как бы там ни вышло, я люблю тебя, Хацуэ. И детей, передай им.

Нельс Гудмундсон собрал бумаги и опустил в отделение портфеля. Эд Сомс, пребывая в благостном расположении духа, не стал запирать зал, понимая, что это единственное теплое место, больше людям некуда податься. Многие свободно расположились на скамейках или прохаживались между рядов, вполголоса строя предположения об исходе процесса. Эд встал у двери кабинета, куда удалился судья Филдинг; стоя с заложенными за спину руками, он походил на королевского лакея, застывшего в подобострастной позе. Время от времени судебный пристав сверялся со своими часами.

Сидевший на галерее Исмаил Чэмберс просматривал сделанные записи, время от времени поглядывая на Хацуэ. Слушая ее, когда она давала свидетельские показания, он особенно остро ощущал, что стоит за каждым ее выражением, за каждой паузой. Ему захотелось снова вдохнуть ее запах, зарыться руками в ее волосы. Желание вернуть Хацуэ было таким же сильным, как и желание обрести цельность, зажить другой жизнью.

Листки с маяка лежали в левом кармане брюк Исмаила; надо было лишь встать, пройти через зал к приставу и попросить о разговоре с судьей. Вытащить из кармана листки, развернуть, показать и пройти в кабинет судьи мимо пристава с вытянутым от удивления лицом. Судья поморгает сквозь очки, пододвигая мерцающие в канделябре свечи ближе, а когда до него дойдет смысл записей, уставится на него, Исмаила. «В 1:42 грузовое судно начало резко поворачивать. Часы в кармане Карла Хайнэ остановились в 1:47». Никаких дальнейших объяснений не требуется.

Как там сказал Нельс Гудмундсон в своей заключительной речи? «Обвинитель, господа присяжные, ожидал, что вы прислушаетесь к его доводам, основанным на предвзятых суждениях… И мистер Хукс рассчитывает именно на это. Что вы поддадитесь эмоциям, справедливым разве что десять лет назад, когда шла война». Но десять лет — это совсем недолго. Как он, Исмаил, может не поддаться эмоциям, живущим своей жизнью, отдельной от него, и тем не менее таким же осязаемым, как фантомная рука, от иннервации которой он до сих пор отказывался? То же самое и с Хацуэ: она давно уже не с ним, но он все не может забыть ее. Хацуэ отняла у него история, непредсказуемая и равнодушная к надеждам и стремлениям людей. Исмаил подумал о матери, которая со своей верой в Бога стоит безучастно в стороне, вспомнил Эрика Бледсо, истекшего кровью в полосе прибоя, того раненного в пах парня на госпитальном корабле…

Исмаил снова посмотрел на Хацуэ, стоявшую посреди группки японцев, которые перешептывались между собой, поглядывали на часы и ждали. Он оглядел ее юбку в складку и блузу с длинными вытачками на плечах, ее волосы, затянутые в тугой узел, простенькую шляпку в руках. Залюбовался ее рукой, легкой и изящной, стройными лодыжками, прямой спиной в благородной, естественной осанке, которая запомнилась ему, еще когда он был мальчишкой. Исмаил вспомнил соленый привкус на губах Хацуэ, когда они с ней покачивались на волнах, вцепившись в коробку со стеклянным дном; он тогда ее быстро поцеловал. А потом ему вспомнились их встречи, когда он прикасался к ее телу, вспомнился запах кедра…

Он встал, собираясь уйти, и в это время в зале мигнул и загорелся свет. С галереи раздались приглушенные возгласы радости сдержанных, скупых на эмоции жителей острова; один из репортеров взметнул вверх кулаки; судебный пристав кивнул и заулыбался. Унылой серости как не бывало, загоревшийся свет казался даже ярче, чем раньше.

— Электричество… — сказал Нельс Гудмундсон, обращаясь к Исмаилу. — Вот уж не думал, что без него будет так плохо.

— Вам бы сейчас домой, отоспаться, — ответил Исмаил. — Включите обогреватель и выспитесь хорошенько.

Нельс щелкнул застежками портфеля и поставил его на стол.

— А знаешь… — вдруг сказал он. — Я когда-нибудь говорил, как мне нравился твой отец? Артур был поразительным человеком!

— Да, — согласился Исмаил. — Да, был.

Нельс пощипал кожу на подбородке и взялся за портфель.

— Ну, ладно, — сказал он Исмаилу, глядя на него здоровым глазом; другой в это время безумно вращался. — Передавай привет матери, она замечательная женщина. Будем молиться, чтобы судьи вынесли правильное решение.

— Да, — ответил Исмаил. — Будем.

Эд Сомс сделал объявление: зал будет открыт до тех пор, пока не закончат совещаться присяжные, или до шести часов, смотря по тому, что случится раньше. А в шесть он объявит собравшимся о текущем положении дел.

В гардеробе Исмаил оказался рядом с Имада Хисао; оба надевали пальто.

— Огромное вам спасибо, что подвезти нас тогда, — поблагодарил Исмаила японец. — А то бы нам тогда идти и идти. Наше огромное вам спасибо!

Они вышли в коридор, где, сунув руки в карманы пальто, ждала Хацуэ.

— Может, вас подвезти? — предложил Исмаил. — Мне все равно по пути, я к матери еду. Могу и вас захватить.

— Нет, — отказался японец. — Огромное вам спасибо. Мы есть на чем ехать.