Красный рассвет - Фёдор Березин

Они еще не успевают получить ответ на запрос, когда от акустиков поступает скорбное окончание репортажа:

“Засечены звуки, сопоставимые с проломом жесткого и “мягкого” корпуса. Глубина триста. Дальность шестьдесят два. Координаты...”

Бортник не закрывает глаза, но и без этого видит сознанием, как сминается, ломается красивый семидесятиметровый корпус “Варшавянки” и падает вглубь. Здесь, под ними, около пяти тысяч метров.

Капская котловина.

148

Твердый грунт

Герман Минаков стал предметом зависти всего мужского населения лагеря, включая иностранцев и пленных и исключая лишь мужскую часть программистов, для которых женщины оставались только коллегами. Кое-кто в лагере подшучивал, что, возможно, у них что-то не так с ориентацией. Подтверждений такому предположению не имелось, так что оно оставалось на совести тех, кто об этом шушукался. Но вот у Германа и Лизы с ориентацией было в норме, однако в действительности все выглядело не так захватывающе, как мерещилось со стороны глотающим слюни. Когда однажды Герман в свете прячущейся за тучами луны позволил себе некоторую вольность, Лиза Королева спокойно и без всяческой обиды поставила барьер:

— Нет, милый Герман. Не здесь и не сейчас. Вы разве не замечаете, что мы живем без элементарных санитарных удобств?

Естественно, это Герман замечал. Да и не только он. Однако на его предложение сместить лагерь ближе к какому-нибудь источнику воды Сергей Шикарев ответил просто:

— Вы же военный, Герман Всеволодович. Янки знают, что мы где-то здесь. Они ведают, что нас много, и, естественно, вначале будут искать возле этих самых источников. Да, пока они нас не ищут, видимо, погрязли в других делах. Но рано или поздно — начнут, и тогда наша удаленность от воды даст нам лишние сутки на бегство.

— А почему мы все тянем, а, Сергей Вансович? — спросил по этому поводу и в очередной раз Минаков. — Пора бы действительно сматывать удочки.

— Наши тоже погрязли во всякой дребедени. Точнее, в других делах. Есть неприятности. Янки молотят не только атомными. В основном — высокоточными. Бьют — гады — по источникам излучения. Один наш опорный пункт уже разметелили. Там как раз находились вертолеты, должные нас забрать.

— А что, других нет?

— Нужных поблизости нет. Ты же не думаешь, что сюда, к побережью, доберутся какие-нибудь “Ка-32”? Машины нужно высвободить с других мест и перегнать. Будем надеяться, что они успеют. Раньше, чем за нас возьмутся агрессоры.

— Будем надеяться, — согласился Минаков. В общем-то, теперь он был единственным из тех, кто не торопился. Да, антисанитарные условия не удовлетворяли Лизу. Ну что ж, можно по крайней мере сидеть в обнимку. Конечно, волшебные невидимые вертолеты могли когда-нибудь перенести их в более санитарные места, однако где гарантия, что эти места не окажутся совершенно разными для Германа и Лизы? Гарантии такой не присутствовало совершенно. Даже наоборот, Герман был почти уверен, что Лизу вместе со всеми остальными героями-программистами сразу же уволокут куда-нибудь в Северное полушарие. Так что нужно было ценить теперешнее, отведенное для любви время. Пускай даже эта любовь и имеет ограничители.

Разумеется, простые братья-пехотинцы ведать не ведали об “ограничителях” и достаточно бойко подтрунивали над молодым командиром:

— Ну, как ты ее разделал, Герман? Под орех?

— Как программируется эта программистка? На “Бейсик восемь” или “Цэ плюс плюс плюс”?

— Как уроки позиционирования по звездам? Ориентацию не потеряли?

— Да нет, там все в режиме самонаведения, правда, лейтенант?

И все ржали.

Что было толку рассказывать им о высоких чувствах? О том, что у него имеется адрес постоянного местожительства в Ульяновске, а также все многочисленные хакерские адреса, по которым можно связаться с Лизой? Еще бесполезнее стало бы устраивать каждый раз потасовку. Это наверняка насмешило бы окружающих еще больше. Кроме того, он боялся, что, если, в общем-то, добряк Шикарев заметит нарушения дисциплины, он зарубит эту любовь к чертовой матери, воздействуя, разумеется, не через Минакова, а через подчиненную ему Лизавету Королеву.

Кроме своих, таким же подтруниванием пытались заниматься и морячки-подводники. Но тут Герман Минаков получил неожиданную поддержку от своей шатии-братии.

— А вы тут при чем? — сказал подводным героям Захар Кисленко. — У вас шанс был? Был. Сколько она с вами по морям ездила? Не всплывали б, пока ей самой не приспичило. Так что вы пролетаете мимо, тюлени. Наш лейтенант герой, у него в отличие от вас торпеда в цель попадает. А вы тренируйтесь в заряжании — на холостом ходу!

И все снова ржали.

Так что, хотя “торпеда” у Германа пока стояла в готовности “один” зазря, от любви все-таки имелся не только внутренний толк. Он поднял авторитет среди подчиненных. Правда, до Потапа Епифановича ему было еще расти и расти.

149

Морские песни

Глупость это, конечно, что можно “под шумок” проскользнуть под носом у американских поисковиков. Современная техника способна одновременно отслеживать тысячи целей. Вряд ли в теперешнее время на всем земном шарике наберется столько подводных лодок. Разве что они пустят в свободное плавание сразу все наличные торпеды. Но как тогда их уместить в сравнительно малой акватории? И тем не менее некоторое отвлечение, наверное, имеет место. Ведь, чтобы сбросить очередную ракетную торпеду, надо куда-то подлететь, ну хоть развернуться в необходимом ракурсе. И понятно, Бортник не наглеет, он не прет полным ходом, как давешний командир “Шейха Акбар-Али”. Будем надеяться, что все-таки какой-нибудь араб, а не соотечественник. Конечно, все люди братья, но все же... Да и не так обидно, можно списать на всегдашнее азиатское разгильдяйство. Пусть русская удаль поэкономится. Например, для случая с “Индирой Ганди”. Однако думать о таком нельзя.

И сто процентов, что натруженные бортовые компьютеры янки уловили запросный сигнал “Ганди”, хоть он и узконаправленный и сверхуплотненный и замаскирован под фоновый радиошум. И, значит, процентов эдак девяносто восемь, что сейчас они уже ведут поиск. Хуже того, может, им надоело играть в поддавки, ибо ордер приблизился и за ошибку пребольно дадут по шапке. И следовательно, теперь не будет никакого предупреждения в виде направленного акустического удара. Тихо и бесшумно начнет наводку аккуратно опущенная в воду торпеда, ориентируясь не по отраженному импульсу, а по индивидуальному почерку “Индиры”. И пойдет след в след, а может быть, встречно. Но глупость, не может этого случиться, уж торпеду мастер-эхолокаторщик Юрий Синийчук почует издалека. Точнее, почует чудо-техника, ну а он идентифицирует на фоне любых отвлекающих шумов.

Однако кое-что в погруженном во мрак американизации мире изменилось и в пользу русской лодки “Индира Ганди”. Например, мы знаем, на каком расстоянии находится сейчас боевой ордер янки. Ведаем построение составляющих тот ордер корабликов. Располагаем скоростными и прочими характеристиками. А еще изначально в курсе мы, что стотысячетонному гиганту “Клэнси” с его скоростью сорок миль в час не нужно менять галсы в ловле ветра для пуска самолетов. И, кроме всего, сверху нам доложено, что в этом районе зависли аж два “Сниэра”. И следовательно, янки не шутят, ибо боевых патрульных дирижаблей-гигантов у них пока вообще немного. И уж ясно, что если два здесь — а на каждом, как водится, десять беспилотных поисковиков и носителей торпед, — то именно сюда, в “просмотренную” зону, направится авианосный эскорт. И кстати, еще мы в курсе, что идет в этом же направлении штатовский корабельный конвой. И там, среди прочего, большая десантная штуковина — старичок класса “Эссекс”: сорок тысяч тонн, двадцать вертолето-самолетов “Оспрей”, двести единиц боевой техники и около двух тысяч мужичков-десантников. На суше силища не многим меньшая, чем оснастка “Тома Клэнси”.

И какой же вывод? Идем дальше, пока нас не остановили или покуда не будет наклевываться полный верняк. Конечно, в обычных обстоятельствах один в поле не воин. По крайней мере против такой армады.

И потому надеемся и еще раз надеемся, что, хотя американцы почти наверняка знают, что мы здесь, они глаза выпучат, когда поймут, что у нас было — а пока еще есть — внутри. Хотя все может случиться. Из пояснений Центра, применение ядерного оружия уже имело место. “Клэнси” не уничтожен, но поражен.

150

Твердый грунт

Вот так они и жили. В радостях, печалях, кто-то в любви, а кто-то в зависти, и все, разумеется, в одинаковых неудобствах походной жизни, пока однажды Сергей Шикарев не сказал Герману Минакову:

— Все — конец!

— Что конец? — не понял и даже возмутился Герман, будучи, как всякий влюбленный человек, несколько зашорен, а потому считая, что фраза касается его отношений с Лизой.