Государи и кочевники. Перелом - Валентин Фёдорович Рыбин

— Махтумкули, помоги сам русскому! Или ты ждешь, когда я подойду?

Хан понял, что вмешательство его сейчас в судьбу русского доктора более чем необходимо. Стрельба, в которой не было никакой надобности, ранение русского гостя целиком лежали на совести самого Махтумкули. Гюльджемал смотрела на него полными упрека глазами, и он читал ее взгляд: "Ничтожный мальчишка, ты не смог справиться с собственной трусостью и приказал стрелять в гостей. Так наберись же мужества хотя бы исправить свою ошибку!"

Махтумкули взял бинт и подождал, пока капитан сделает тампон. Но вот Студитский смочил чем-то тампон, приложил к ране и велел хану забинтовать плечо. Махтумкули усердно взялся за дело. Ишан подсказывал ему и виновато поглядывал на доктора.

— Ну вот и все, — удовлетворенно сказал Студитский. — Слава аллаху, что стрелок оказался не очень меткий, а то бы пришлось отправиться на тот свет.

Омар опять виновато взглянул на капитана.

— Доктор, прости нас за оплошность: мы метили в Тыкму-сердара, а попали в тебя. Тыкма — дурной человек, за нашим Махтумкули охотится. — Ишан указал подбородком на Махтумкули, который укладывал в хурджун сумку Студитского.

— Так это и есть Махтумкули? — удивленно спросил Студитский. — А я хотел из этого джигита доктора сделать. Сижу и думаю: как войдет народ Мерва в состав России, так обязательно открою в вашем ауле фельдшерский пункт и этого молодого человека обучу врачебному делу.

Джигиты тихонько засмеялись. Студитский посмотрел на ишана:

— Уважаемый, а о какой охоте вы мне сказали? Вы, вероятно, пошутили?

— Зачем нам шутить? — возразил ишан. — Разве царю не нужна голова Махтумкули? Тыкма мечтает отправить нашего хана в Петербург, чтобы выкупить сына.

Студитский с досадой вздохнул и покачал головой.

— Вы притворяетесь или на самом деле глупы? Кому нужна голова вашего хана?

Ишан терпеливо перенес обиду и, ожесточась, спросил:

— Ну тогда объясните нам, зачем вам нужен хан, если не нужна вам его голова?

— Я все объясню, уважаемые, — пообещал капитан. — Но сначала дайте мне отдохнуть.

Джигиты заговорили между собой, соглашаясь с просьбой русского. Махтумкули повел его в комнату, придерживая под руку. Гюльджемал, ревниво следившая за неловкими движениями пасынка, вновь подсказала:

— Не забудь накормить гостя! Скажи, чтобы принесли шербета!

— Сам знаю, не учи, — буркнул Махтумкули.

IX

Рана не опасна — это капитан понял сразу, как только ему помогли перевязать плечо. Вероятно, пуля сорвала кожу с плеча, и только. Боли почти не чувствовалось. Студитский лёг на ковер, под голову ему дали подушку и накрыли шубой. "Однако помощь неотложная у них выполняет службу не очень исправно, — подумал он, вспомнив, что еще час назад ишан послал джигита за лекарем. — Будь ранение посерьезнее — и околеть можно".

Лекарь все же пришел. Низенький седенький старичок приоткрыл дверь в комнату, где лежал капитан, и тихонько сказал:

— Милость аллаха в нашем деле распространяется на всех. Если вы не отвергнете моих рук, я окажу вам помощь.

— Здравствуйте, яшули, — отозвался Студитский. — Проходите, присаживайтесь.

Лекарь протянул руку, чтобы дотронуться до забинтованного плеча, но капитан отвел ее:

— Слава аллаху, молодой хан позаботился обо мне. Передайте ему от меня спасибо и скажите, что я жду его с шербетом и чашкой чая.

— Вий, вислоухий, он все еще не принес гостю обещанного! — возмутилась за дверью Гюльджемал и разразилась долгой бранью на своего пасынка.

Вскоре в комнату вошли Махтумкули, ишан и сама ханша. Любопытство к русскому доктору было столь велико, что она пренебрегла обычаем, не закрыла лицо перед мужчиной. Впрочем, среди своих слуг и многочисленных джигитов она уже давно ходила без яшмака. Платок молчания не давал ей власти повелевать людьми, но она повелевала ими с того дня, как умер ее муж Нурберды. Студитский с интересом посмотрел на нее. В парчовом платье, увешанном серебряными монетами и золотыми подвесками, в сафьяновых туфлях, она заставила капитана вспомнить о Шахерезаде. У нее было монголоидное лицо, глаза казались узкими. Смотрела на него она с некоторой опаской.

— Пейте, доктор, — сказала она, неловко улыбнувшись, и, встретив ответную улыбку, налила чай в пиалы.

— Спасибо, ханум, — сказал он и сам убрал шубу и подушку в угол комнаты.

Все сели на ковер. Мужчины рядом с капитаном, Гюльджемал в некотором отдалении.

— Почему вы не захотели, чтобы лекарь осмотрел вашу рану? — спросил Махтумкули.

— Не имеет смысла, — отозвался капитан. — Через три дня заживет. Пуля была неопасной. Какими, кстати, пулями вы заряжаете ружья?

— Ай, круглыми пулями, — сказал с пренебрежением ишан, словно круглой пулей человека не убьешь и говорить об этом даже стыдно.

— Тыкму зря отпугнули, — сказал Студитский. — Он ехал к вам с самыми добрыми намерениями.

— Доктор! — взволнованно воскликнул ишан, словно задели его самое больное место. — Но ходят дурные слухи, будто Тыкма хочет выкупить своего сына за голову Махтумкули!

— Точно так же боялся за свою голову и Тыкма, когда я уговаривал его принять подданство России. Но, как видите, Тыкма цел и невредим, носит погоны старшего офицера и повелевает людьми своего племени. Согласитесь, уважаемый, у Тыкмы больше было оснований бояться, что с него снесут голову. Он целый год ездил на коне Скобелева, и все это время ак-паша грозил ему: "Ну, погоди, шайтан. После взятия крепости я повезу тебя в Европу, надену на тебя седло и буду ездить на тебе по улицам Парижа и Петербурга!" А когда Скобелев взял крепость и я уговорил Тыкму сдаться, Скобелев обнял Тыкму при всем народе Ахала.

Гюльджемал откровенно рассмеялась над рассказанным, а Махтумкули и ишан улыбнулись.

— Но зачем же понадобился Махтумкули царю? — не отступал ишан.

— Дорогой ишан, неужели так трудно сообразить? Ведь Махтумкули — это Ахал и Мерв, вместе взятые. Примет он подданство России, значит, примут подданство и его люди. А если хан и его подчиненные станут подданными России, следовательно, и территория Мерва будет принадлежать ей! Разве не эту цель преследует Насретдин-шах, посылая вам письма, чтобы переселились в Хорасан?

— Ай, этот Стюарт специально пугает меня Тыкмой, — оживился Махтумкули. — Он заодно с каджарами.

— Махтумкули, я обещаю вам, что с вашей головы не упадет и волоска, когда вы вновь приедете в Ахал. С моей помощью стали офицерами Оразмамед, Худайберды, Софи, Тыкма… Пожалуют и вам звание. И землю в Ахале вернут.

— Доктор, — сказала Гюльджемал, — это такой глупый и упрямый человек: уговорить его невозможно. Возьмите с собой в Петербург моего другого сына. Он пока дитя, но, когда он вырастет, будет настоящим офицером. Только не надо