Сказания и повести о Куликовской битве - Дмитрий Лихачев

Брата своего князя Владимира великий князь отправил вверх по Дону в дубраву, чтобы спрятать в отдалении полк, и дал ему достойных витязей от двора своего. И отпустил с ним знаменитого того воеводу Дмитрия Боброка Волынца.

Уже настала ночь накануне светоносного дня Рождества пресвятой богородицы. Хотя осень обычно бывает дождливой, в ту ночь была тишина и тепло, как в летние дни, и росистые туманы появились. Истинно сказано: «Ночь несветла неверным, а верным светла».* И сообщил Дмитрий Волынец великому князю примету воинскую. Ведь заря вечерняя уже угасла. Дмитрий сел на коня и, взяв с собой только великого князя, выехал на поле Куликово. Став посреди обоих полков, повернулся к татарскому полку. Услышал он стук великий и клики, как будто начинается торг, или будто город строят, или будто трубы трубят. А сзади полков татарских волки воют очень грозно. А по правой стороне вороны и галки непрестанно кричат, и переполох в птицах: они перелетали с места на место, как будто горы тряслись. А напротив, на реке Непрядве, гуси, лебеди и утки крыльями необычно плещут, грозные предзнаменования являют. И сказал Волынец великому князю: «Что ты слышал, господин?». И сказал великий князь: «Слышал я, брат, сильную грозу». И сказал Волынец: «Повернись, князь, к русским полкам». Когда он обернулся, была великая тишина. И сказал Волынец великому князю: «Что ты, господин, слышал?». Он же сказал: «Ничего не слышал, только видел, что от множества огней занимаются зори». И сказал Во-лынец: «Господин князь, это хорошие приметы и знамения. Призывай бога небесного и не оскудевай верой». И снова сказал он: «Есть у меня еще примета». И, сойдя с коня, упал он на землю, на правое ухо, и лежал долго. И встал, и вдруг поник. И сказал великий князь: «Что это за примета, брат?». Он же не захотел сказать ему. Великий князь очень принуждал его. И он сказал: «Одна примета у меня тебе на пользу, а другая — скорбная. Слышал я, что земля плачет двояким образом: одна сторона земли, как некая женщина, оплакивала детей своих татарским голосом, а другая сторона, как некая девица, как свирель, свистела плачевным и одиноким голосом. Я много таких примет испытал, и поэтому надеюсь на вседержителя бога и на святых мучеников Бориса и Глеба. Я предвижу победу над погаными, но христиан много погибнет». Услышав это, великий князь заплакал и сказал: «Да будет воля господня». И сказал Волынец великому князю: «Не следует тебе, государь, никому в полку об этом говорить, вели им бога молить и святых на помощь призывать. Садясь на коня, пусть каждый крестом вооружается: это и есть оружие против врага».

В ту же ночь некий человек, разбойник, по имени Фома Хаберцыев,* был поставлен великим князем в охранение на реке; человек он был простой, а поставлен был в сторожевой отряд от татар. Этому человеку, чтобы он поверил в чудо архистратига Михаила,* бог открыл видение в ту ночь. Он увидел на высоте огромное облако, которое двигалось с востока, а из него вышли два светлых юноши,* держащие в руках острые мечи, и сказали они полководцам татарским: «Кто велел вам губить отечество наше, которое нам господь даровал?». И стали их рубить, и ни один из них не спасся. И с тех пор тот человек стал веровать и сделался целомудренным и христолюбивым. Наутро он поведал об этом только великому князю. И тот сказал: «Никому не говори об этом». А сам, воздев руки к небесам, стал плакать и говорить: «Господи владыко человеколюбец! По молитвам святых мучеников Бориса и Глеба помоги мне, как ты помог Моисею на Амалика,* и Давиду на Голиафа, и прадеду моему князю Александру на короля шведского,* похвалявшегося разорить отечество наше. Ныне же, Господи не по грехам моим воздай мне, но излей на нас милость твою и просвети нас благо-утробием твоим. Не дай нас на посмеяние врагам нашим, да не порадуются враги наши на нас, да не скажут в странах иноверных: „Где он, бог их, на которого они надеялись?".* Помоги, господи, христианам, призывающим имя твое святое!».

И вот настал великий праздник, начальный день спасения рода христианского, Рождество пресвятой богородицы, т. е. сентября 8 день. На рассвете дня воскресного, когда всходило солнце, был туман в то утро, развернулись флаги христианские, затрубили многочисленные трубы. Кони всех князей и воевод и всех удалых людей замерли от звука трубы. Каждый шел под своим знаменем. И все полки построились, как велел им Дмитрий Волынец. Когда настал первый час дня, с обеих сторон послышались звуки труб. Но татарские трубы вдруг замолкли, а русские зазвучали еще громче. А полки друг друга не видят из-за тумана. И всюду земля гремит, грозу передает с востока до моря и на запад до Дуная. А поле Куликово как бы прогибается, затряслись луга и болота, реки и озера из берегов вышли — ведь никогда еще не бывало стольких полков на месте том.

А великий князь, пересаживаясь с одного борзого коня на другого, ездил по полкам своим и говорил со слезами: «Отцы и братья, идите на подвиг ради господа, за веру христианскую! Эта смерть — не смерть, а вечная жизнь. Не желайте, братья, ничего земного, не помышляйте о богатстве, чтобы не совратиться на себялюбие, — чтобы Христос, наш бог и Спаситель, увенчал нас победными венцами!». И укрепил он речью своей полки русские. Исполнив это, пришел он под свое черное знамя, и сошел с коня, и сел на другого коня, и снял с себя царскую одежду, и в другую облачился. А коня своего отдал Михаилу Андреевичу Бренку,* которого он безмерно любил, и одежду царскую на него надел, и то знамя велел рынде своему возить перед ним. Под этим знаменем и был убит Михаил Андреевич за великого князя.

Великий князь Дмитрий Иванович стал на месте своем, воздев руки к небесам, потом сунул руку свою за пазуху, где был у него живоносный крест, на котором изображены страсти Христовы,* и заплакал горько и сказал: «На тебя только надеюсь, живоносное древо!* Честный крест! Таким образом явился ты православному греческому царю Константину* и дал ему победу в битве с нечестивыми, твоим всесильным образом победил он их, ведь не могут обрезанные против твоего образа устоять. И ныне покажи, господи, милость свою на рабах своих», — так он говорил.

В то время пришли посланные от преподобного игумена Сергия с письмом. В нем было написано так: «Великому князю Дмитрию, всем русским князьям и всем православным христианам мир и благословение». Великий князь, услышав, что от преподобного старца послание принесено, принял послание, а посланника приветствовал любовно и тем посланием, как некиими бронями твердыми, укрепился. Посланный же подал ему дар от игумена Сергия — богородичную просфору.* Великий князь съел тот хлеб святой, простер руки свои к небесам и воскликнул громким голосом:. «О великое имя святой троицы! Пресвятая госпожа богородица, помоги нам молитвами твоими и молитвами преподобного игумена Сергия!».

И сел великий князь на коня своего, крепко держа его в руках, и взял палицу свою железную, и выехал из полка; желал он сам начать — от горести душевной и за свою обиду. Многие князья русские и воеводы удерживали его, не пускали его, говоря: «Не следует тебе, государь, великий князь, в нашем полку быть, тебе надлежит в своем полку стоять и за нами наблюдать, — а то перед кем нам показать, как мы бьемся. Если бог, по милости своей, тебя, государя, великого князя, спасет (а нам как бог судит — кому смерть, кому жизнь), — как же ты сможешь узнать, кого из нас почтить и пожаловать? Мы готовы ныне

головы свои сложить за тебя, государя, великого князя. А тебе, государь, следует увековечить тех, кто за тебя, государя, головы свои сложит, и в книги соборные записать их для памяти, для сынов русских, которые после нас будут, как царь Олентий* увековечил память Феодора Тирона.* Если тебя одного убьют, то можем ли мы рассчитывать, что нас не забудут? Если мы все живы будем, а ты один погибнешь, — что за успех нам будет? Мы будем как стадо овец без пастыря, побредем мы, ничего не видя, и пришедшие волки разгонят нас, и кто сможет собрать нас? Государь, тебе надлежит спасти себя и нас». Великий князь прослезился и сказал им: «Братья мои милые, хороши ваши речи, я не могу возразить, правильно вы говорите, и ваши речи делают вам честь. Но знаете и понимаете, братья мои, мучение страстотерпца Христова Арефы,* который был замучен Иустинианом, царем омиритским.* Через много дней царь велел вывести его на площадь и отсечь ему голову. Доблестные воины этого сильного воеводы друг перед другом спешат на смерть, преклоняют головы свои под меч и видят уже конец своей жизни. А тот сильный воевода Арефа запретил это своему войску и сказал: «Послушайте, братья мои, вернитесь, ведь я у земного царя был выше вас и дары прежде вас получал. А теперь прежде вас подобает мне увидеть царя небесного и венец от него принять. Прежде ваших моей голове положено быть отсеченной». И подошел воин, и отсек ему голову, а после и пятьсот воинов казнены были. Так и теперь, братья, кто выше меня среди русских князей? Я был вам глава и блага'от бога получил. Разве я не могу теперь перенести испытание? Из-за меня одного началось нашествие на Русь. Как же я могу видеть, как вас убивают, а сам стоять и смотреть? И всего прочего я не вынесу. Нет, я хочу общую с вами чашу испить и общей с вами смертью хочу умереть. Если умру — вместе с вами. А сейчас останемся, и потянемся за передовым полком, выступившим впереди нас».