Фантастический альманах «Завтра». Выпуск четвертый - Владислав Петров

Такова картина русской современной действительности, картина, которую вы можете восстановить по тем штрихам и фактам, которые рассыпаны в докладах, сделанных представителями правительства. И в этой картине русской современности есть еще одна характерная черта сходства, сближающая ее с дореволюционным периодом. В центре этого трагического хаоса русской жизни стоит, как первопричина, современная русская государственная власть. И все пути врачевания наших общественных недугов, которые в совокупности своей сливаются в ту смертельную болезнь, которая ведет наш государственный организм к гибели, все они приводят нас к одной проблеме, проблеме оздоровления нашей центральной государственной власти. Эта проблема оздоровления власти не перестает быть очередной и жгучей с первых же дней переворота. Господа, эта власть больна тем, что ее нет. Эта власть — тень власти (аплодисменты справа), подчас являющаяся со всеми подлинными и помпезными атрибутами власти, с ее жестикуляцией и ее терминологией, с ее интонациями, в которых слышатся подчас оттенки, от которых мы как будто стали отвыкать, и тем трагичнее этот контраст между жизненной необходимостью создания подлинной, твердой, истинно государственной власти и между судорожными поисками и страстной тоской по этой власти.

Господа, почему же эта роковая, все повторяющаяся неудача? Можем ли мы рассчитывать, что проблема власти будет все же решена в тех путях, по которым шли до сих пор поиски? Я не буду говорить об основной ошибке, допущенной русским обществом, или, вернее, руководящими кругами русского общества, в том кризисе, который привел в конце концов к перевороту. Исторической виной этих руководящих кругов я признаю, что когда выяснилась невозможность дальнейшего мирного сотрудничества с властью, что когда удаление этой власти стало условием спасения родины, эти руководящие круги не взяли на себя самостоятельного руководства, а только присоединились к участию в нем наравне с другими, когда произошел стихийный сдвиг. (Голос: «Правильно»!)

Эта историческая вина предопределила и самый характер переворота, и все последующие события. Переворот в тех условиях, в которых он совершился, выдвинул на одно из первых мест в нашей политической жизни демократические силы, или, вернее, силы так называемой «революционной демократии». Этот термин далеко не покрывал собой все те демократические группы населения, которые столь многочисленны в нашем действительно демократическом русском народе. Это была лишь часть русской демократии, демократии, из которой были исключены некоторые наиболее культурные элементы демократии. Эта «революционная демократия», создавшая себе сперва в Петрограде, а затем и по всей России многочисленные организации, сделалась сейчас фактическим хозяином положения. Если юридически она являлась наравне с Исполнительным Комитетом Государственной Думы источником власти как первого состава Временного Правительства, так и последующих составов, то фактически, располагая значительной частью вооруженных сил среди солдат и рабочих, именно так называемая «революционная демократия» являлась носительницей государственной власти. Эта власть отнюдь не ограничилась моментами назначения и смены правительства. Это была постоянная, очень бдительная и очень деспотическая опека над той официальной властью, которую представляло собой Временное Правительство.

Вы вспомните знаменитую формулу «постольку, поскольку», и горячий протест Исполнительного Комитета Государственной Думы, и мой уход из состава правительства, как последнюю попытку протеста против такого уродливого и опасного положения, когда вся власть принадлежит безответственным людям, а вся ответственность лежит на людях безвластных. (Аплодисменты справа.) Эта черта нашего политического строя сохранилась и до сих пор, и в ней первопричина хронической слабости нашей государственной власти и безнадежности попыток ее оздоровления.

В. А. МАКЛАКОВ. Есть одна программа, один способ спасти революцию, это — программа разумного управления России, без утопий, грехов и ненужных ошибок. Сумейте использовать ее, покажите, что вы на высоте положения, и тогда революция укрепится. И я хочу сказать правительству, которым эта программа уже начата, которое первые шаги по ней сделало: пусть оно по ней идет до конца. Правительство не видит, что политические партии, организованное меньшинство страны — это не все. Правительство не видит, что народ, это — даже не партия, не те, которые голосуют за партийные списки. Правительство не хочет видеть, что партии как таковые могут ошибаться, даже самые передовые, самые популярные. Каждый может знать, что он хочет, но не каждому дано видеть, что можно. Политическая программа момента диктуется не волей политических партий, а волей истории. Пусть поймет правительство, что нужно России, что ей действительно нужно, и пусть идет по этой дороге смело, какие бы сопротивления это ни встретило. И я скажу больше: если правительство думает, что у них, разошедшихся с политическими партиями, не окажется фактической силы, то это ошибка, — за ним будет не организованное меньшинство, не партия, а та глубинная, темная масса народа, которая сейчас тихо, по недоразумению, подает свой голос за партийные списки. Эта масса, голос которой, как говорится, и есть «божий голос», эта масса своим инстинктом поймет, кто ее губит и кто ведет к спасению. (Шумные аплодисменты справа; возгласы: «Правильно!») И того, кто ведет ее к спасению, она окружит той любовью, тем сочувствием и той преданностью, против которых будут бессильны злопыхательства политических партий. (Аплодисменты.)

Россия, большая Россия, не партийное большинство, а большая настоящая Россия, пойдет за всяким, кто поведет ее к указанной цели. Россия, господа, за революцию себя не продаст! Для России нужно — спасать ее, а не революцию. И Россия любит революцию только за то, что революция, по ее мнению, спасет ее, и если она когда-либо в этом усомнится, никакими силами вы завоеваний революции не удержите. И те, кто дрожит сейчас над этими захватами и завоеваниями революции, увидят очень скоро, как они в своей политике ошибались. (Бурные аплодисменты справа.)

И. Г. ЦЕРЕТЕЛИ. Граждане и товарищи. Я имею честь выступать от имени Всероссийского Центрального Комитета Советов Рабочих и Солдатских Депутатов, а также от имени Всероссийского Центрального Комитета Крестьянских Депутатов.

Вы помните, граждане, говорили о том сыне, который сидит в бешено мчащемся автомобиле, который на верную гибель несет его мать, и говорили о трагическом положении этого сына, обрекшего себя на бездействие. Но оказался тут же рядом другой, более смелый сын, у которого рука не дрогнула сбросить на всем ходу того шофера, который вел к верной гибели мать-родину. И своею рукой, быть может, неумелой, но твердой рукой, с твердой надеждою и верою спасти свою мать, этот сын стал на место сброшенного, ведущего к гибели шофера. И те, которые боялись этого порыва, этого сдвига на всем ходу, когда совершился этот сдвиг, они признали: да, в этом единственный путь спасения страны. И в том, что они это признали, их заслуга. Но в том, что после этого они каждое неверное движение, совершенное неумелыми руками, хотели использовать для того, чтобы в еще более критическую минуту сбросить этого последнего шофера для того, чтобы уже на верную гибель обречь мать, у которой бы не осталось никакого… (голоса: «Правильно!» Аплодисменты. Голос из ложи: «Неверно!»)… в этом, я скажу, вина еще большая, и мне безразлично, сознательна эта вина или бессознательна. Конечно, она бессознательна, но она все равно погубит страну, если на этот путь будет увлечена страна.

Но я вам скажу, есть одна цена — и вы хорошо это заметьте — есть одна цена, которой нельзя купить порядок в стране: нельзя купить порядка ценою потери веры народа в силы народные, силы демократии. Если бы вы создали такой порядок в стране, это был бы порядок не живого борющегося государства, а это был бы порядок кладбища, похороны судеб России.

Здесь говорят о том, что есть один основной вопрос, которым определяется возможность совместной работы. Это вопрос об отношении к войне, вопрос о защите родины, вопрос о патриотизме. Есть два патриотизма — один был сформулирован Вильгельмом Гогенцоллерном в атмосфере войны и в применении к войне. Он сказал, что любит свою родину так, что он хотел бы, чтобы этой его родины все боялись, как гуннов, как Аттилы.

Но есть другой патриотизм, воплощенный в русской революции: мы любим нашу страну и до последней капли крови будем отстаивать ее от всякого насилия, от всякого порабощения. Но великую гордость свою, но величайший идеал свой видим в том, что наша родина, защищая себя, отстаивая себя, свои права, несла миру факел свободы, факел права и братства народов. (Аплодисменты.)