Расследования комиссара Бутлера - Павел (Песах) Амнуэль

Но и эта версия трещала теперь по швам. Как бы ни были заторможены мои способности строить умозаключения, теперь-то я понимал, что для того, чтобы план использования киллера-зомби удался, нужен был не случайный попутчик, но человек с психикой, на которую можно было воздействовать избранным преступниками способом. Ничего не стоило (в наш-то компьютерный век!) определить, кому был продан билет на место 26-D. Но что, если бы этим пассажиром оказался не я, а некто, не поддающийся воздействию преператов? Некто, кому можно было внушить только простейшие вещи? Какие гарантии, что убийца-зомби в последний момент не вспомнит себя-истинного и не превратится из убийцы в свидетеля обвинения? Вот ведь я всадил-таки шип Айше под лопатку, хотя должен был уколоть в шею, и именно это действие, ставшее лишь воспоминанием о действии, было мне навязано, внушено…

Убийцам нужно было, чтобы Айша купила билет прежде, чем в агентство явится за билетом ее будущий убийца. В этом случае убийцы могли выбрать нужный тип человека и…

И иметь возможность так воздействовать на компьютеры компании «Аркия», чтобы они продали нужному человеку нужное место в самолете?

Сложно. Но иначе не получается.

Или получается — если…

Что-то сказал Роман незадолго до моего второго «хождения за окно». Преступник и жертва. Я еще подумал тогда… Что?

И недавно, перед тем, как уйти, он тоже сказал…

Нет, сегодня я не мог думать последовательно, собирая все звенья цепи, обязательно что-то выпадало, и я не мог вспомнить, и мучился, а потом вспоминал, но только наполовину… Что сказал Роман?

Я хотел предложить комиссару непротиворечивую версию о преступнике-зомби, не отвечающем перед законом за собственные действия, и похоже, я мог предъявить лишь обрывок цепи, некое самооправдание, и не более того. Если не сложить мою версию с версией Романа, нам не придти к разгадке.

Я уже думал — «нам».

Вспомнил, наконец! Роман сказал — «там было слишком мало яда». И еще: «даже если бы ты уколол ее пять раз, она осталась бы жива…» Когда, наконец, моя память залатает вновь и вновь возникавшие прорехи и перестанет быть решетом?..

Так отчего умерла Айша Ступник, в конце концов?

Что-то, видимо, сдвинулось в ненужную сторону на лентах самопосцев у Леи-Сары. Она вошла в палату, подсоединила, не глядя на меня, к капельнице какую-то продолговатую кювету, с содержанием которой я ознакомился очень быстро.

Захотелось спать, и я уснул.

Глава 14

Вторая жертва

Проснулся я то ли ночью, то ли вечером, а может, и утром — сказать было трудно, потому что шторы на окне были опущены, и в палате горел свет. У постели сидела Рина и читала книгу — ивритский перевод «Сияния» Стивена Кинга.

— Своих ужасов недостаточно, на американские потянуло, — пробормотал я.

Рина опустила книгу на колени и посмотрела на меня воспаленными глазами.

— Неужели Кинг так волнует? — удивился я. — Не можешь оторваться вторые сутки?

Улыбка жены была вымученной, мне захотелось успокоить Рину, поцеловать эти усталые глаза, но я обратил, наконец, внимание на отсутствие капельницы, и вообще это была другая палата, поменьше, без контрольной аппаратуры; кроме тумбочки, здесь стоял небольшой письменный стол, на котором стопкой лежали книги — добровольным дежурным было что читать на неделю вперед. Могли они и поспать — у противоположной стены стоял короткий диванчик.

Я поднялся и опустил ноги с кровати. Никакого ощущения слабости. Бодрости, впрочем, не было тоже, да и откуда ей было взяться?

— Послушай, — сказал я Рине, — я действительно не виноват, что-то они со мной сделали, но теперь все прошло. Мне бы никогда в голову не пришло, что меня могут так вот использовать. Ты понимаешь, что я хочу сказать?

Рина кивнула — неужели вид мужа, сидящего на кровати и голого по пояс, может лишить женщину дара речи? Впрочем, полученные от Михельсона инструкции она усвоила твердо: вместо того, чтобы продлить удовольствие пребывания наедине, Рина нажала на кнопку вызова, и немедленно явились сначала все та же неизменная Лея-Сара (она что, поселилась здесь навеки?), вслед примчался Михельсон, и мне показалось, что в коридоре толпится еще человек десять, желавших посмотреть на преступника-зомби. Роман наверняка был первым в очереди.

Описывать то, что происходило в следующие полчаса, не имеет смысла хотя бы по той причине, что описание нанесло бы ущерб моему мужскому самолюбию. После процедур меня кормили, причем Рина норовила подсунуть очень полезный йогурт, который я терпеть не мог по причине наличия в нем кусочков мороженной вишни. Михельсон говорил без умолку, и все не по делу. Единственной полезной информацией было сообщение о том, что я совершенно здоров, и не далее как через сутки смогу отправиться на все четыре стороны под наблюдение домашнего врача.

— Где Бутлер? — спросил я после того, как закончился то ли завтрак, то ли ужин, хотя интуиция подсказывала, что это мог быть и полдник.

— Здесь я, — сказал Роман, который, оказывается, уже несколько минут стоял в дверях.

— Доктор, — продолжал он, войдя в палату, — нам нужно закончить с Песахом разговор, если медицина не имеет против этого возражений.

— Да, пожалуйста, — Михельсон взял под руку Рину и повел мою жену из палаты с таким видом, будто собирался пригласить ее в ресторан «Мигдаль а-опера». Рина оглянулась беспокойно, и я объяснил ей взглядом, что доктора можно не опасаться. Накормит кошерной пищей и расскажет несколько скабрезных анекдотов, иных врачи просто не признают.

Мы в очередной раз остались с Романом вдвоем, и я очень надеялся, что уж теперь-то ничто и никто не помешает нам поставить все точки над i, чтобы я знал, наконец, с каким грузом мне предстоит прожить оставшуюся жизнь.

— Подвинься, — потребовал я и сел на диван рядом с Романом. — Сначала буду говорить я, а ты слушай. Если ошибусь, поправишь, когда я закончу.

— Давай, — согласился Роман, но энтузиазма в его голосе я не расслышал.

— Айша Ступник, — начал я, — была связана с каким-то преступным бизнесом. Каким именно — детали, в которых полиция разберется лучше меня. Скорее всего, наркотики, судя по тому, какой метод использовали «коллеги» Айши, чтобы от нее избавиться. По-видимому, она что-то узнала и стала опасна, возможно, были иные причины. Мотивы тут обычно достаточно стандартные. Нестандартным стал способ убийства.

Айша собралась в Израиль — повидать родственников. Ее могли убрать еще во Франции, но это означало привлечь внимание. Когда Айша приобрела билет, «коллеги», у которых наверняка есть свои люди в туристических агентствах, поинтересовались, кто летит в соседнем кресле. Это оказался я. Найти меня в Париже было несложно — компьютер «Аркии» содержал все необходимые сведения. У них было несколько дней, чтобы присмотреться ко мне и выбрать тип наркотического препарата. Атаку начали вечером перед отлетом на банкете по случаю окончания конференции. Время — чтобы действие наркотика не закончилось, и план не сорвался в самый ответственный момент. И место очень удобное — в ином случае им пришлось бы накачивать меня этой дрянью силой.

Естественно, что все, происходившее со мной в тот вечер и после, путалось в моей памяти. Когда я отключился, меня отвезли куда-то — назову это место штаб-квартирой, и внушили воспоминания, которые были необходимы, чтобы подставить меня окончательно. Им нужно было, чтобы я действовал подобно сомнамбуле, и чтобы я в нужный момент не стал отпираться в полиции от того, что сделал.

Но нужно было подстраховаться. Точнее, нужно было знать твердо, что Айша умрет при любых обстоятельствах. Могло ведь быть так, что я все же не смогу вонзить в нее шип в нужный момент. Действие внушения могло ослабнуть… Да мало ли. Я нужен был не столько даже как непосредственный исполнитель, сколько как человек, уверенный в том, что именно он является убийцей.

Короче говоря, утром, за несолько часов до отлета, Айшу отравили. Скорее всего, сделал это ее любовник во время завтрака в студии — женщина получила смертельную дозу яда в такой концентрации, чтобы действие началось несколько часов спустя, во время полета. Уж это рассчитать «коллегам» Айши было не трудно — они знали и вес женщины, и ее физиологический тип.

Айша умерла бы независимо от моих действий, но у меня осталась бы память о том, что это сделал я и никто иной, даже если я на самом деле не поднял бы на Айшу руки.

На деле я эту руку поднял, но не тогда, когда предполагалось по сценарию. Я чувствовал себя отвратительно и не понимал причины. В моем подсознании постоянно боролись два «я» — нормальное, для которого убийство просто немыслимо, и подмененное, знавшее, что в нужное время ему придется совершить нужное действие.