Путешественница. Книга 2: В плену стихий - Диана Гэблдон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Она спрашивает, что случилось, а? И правда — что? Ничего особенного, просто я говорю ей, чтобы она тихо сидела внизу и носа не высовывала, после чего она падает, не иначе как с неба, прямо к моим ногам, истекая кровью.
Джейми склонился над койкой, вперив в меня взгляд. Он производил устрашающее впечатление, а уж когда его свирепая, заросшая щетиной, окровавленная и разъяренная физиономия нависла в нескольких дюймах над моим лицом, мне оставалось только снова зажмуриться.
— А ну, посмотри на меня! — потребовал он не терпящим возражений тоном.
Пришлось подчиниться.
Джейми пробуравил меня насквозь голубыми глазами, сузившимися от гнева.
— Ты хоть понимаешь, что чуть не отправилась на тот свет? — прорычал он. — У тебя рука рассечена от подмышки до локтя, рана такая, что кость видно, и не успей я вовремя ее перевязать, ты бы сейчас была кормом для акул.
Здоровенный кулак обрушился на мою койку, заставив меня вздрогнуть. Это отдалось болью в руке, но я не издала ни звука.
— Черт возьми, женщина! Ты, похоже, никогда не будешь делать то, что тебе говорят.
— Похоже, — смиренно ответствовала я.
Джейми сурово нахмурился, но я видела, как уголок его рта подергивается под медной щетиной.
— Ладно, — проворчал мой муж. — Надо бы оставить тебя привязанной к пушке, физиономией вниз, да чтобы конец веревки был у меня в руке. Уиллоби! — крикнул он, и на зов мигом явился мистер Уиллоби с подносом, на котором стояли дымящийся чайник и бутылка бренди.
— Чай! — выдохнула я, порываясь сесть. — Амброзия!
Несмотря на царившую в каюте духоту, горячий чай был как раз тем, что мне требовалось. Бодрящая, сдобренная бренди жидкость скользнула вниз по горлу и наполнила мое дрожавшее чрево приятным теплом.
— Никто не умеет заваривать чай лучше, чем англичане, — заявила я, вдыхая чудесный аромат. — Кроме китайцев.
Мистер Уиллоби просиял и отвесил церемонный поклон.
Джейми фыркнул.
— Ну так и наслаждайся им, пока есть возможность.
Это прозвучало несколько зловеще, и я с подозрением воззрилась на него.
— О чем это ты, хотелось бы знать?
— О том, что, когда ты закончишь, я намерен заняться лечением твоей руки, — проинформировал он меня, поднял чайник и заглянул в него. — Сколько, ты говоришь, крови содержится в человеческом теле?
— Около восьми кварт, — растерянно ответила я. — А что?
Джейми опустил чайник и перевел взгляд на меня.
— А то, — с нажимом сказал он, — что, судя по луже, которую ты оставила на палубе, из тебя вылилось не меньше половины. Давай пополни ущерб хоть этим.
Он снова наполнил чашку, поставил чайник на стол и удалился.
— Боюсь, Джейми на меня злится, — пожаловалась я мистеру Уиллоби.
— Дзей-ми не злиться, нет, — постарался утешить меня китаец, деликатно положив руку мне на плечо. — Болеть, да?
Я вздохнула.
— Если честно признаться, то еще как!
Мистер Уиллоби улыбнулся и, легонько похлопав меня по плечу, пообещал:
— Моя помогать. Потом.
Несмотря на пульсирующую боль, мне было приятно узнать, что урон, понесенный остальной командой, если верить мистеру Уиллоби, свелся к порезам и ушибам, не считая контузии да несложного перелома.
Топот в проходе возвестил о возвращении Джейми, сопровождаемого Фергюсом, который нес под мышкой мой ларец с лекарствами, а в руке бутылку бренди.
— Ладно, — решившись, вздохнула я, — давайте посмотрим.
Разумеется, раны мне видеть случалось, и эта была не самой страшной. С другой стороны, рассматривать собственную разорванную плоть было затруднительно.
— Ох! — вырвалось у меня.
Джейми высказался по поводу моей раны более забористо, но и более точно. Это был длинный глубокий разрез, тянувшийся чуть наискось по передней стороне моего бицепса, не доходя примерно на дюйм до локтевого сгиба. Края раны широко расходились, а глубина была такова, что позволяла увидеть белую кость.
Кровотечение продолжалось, несмотря на тугую повязку, но кровь сочилась медленно, кажется, главные сосуды рассечены не были.
Джейми откинул крышку моего ларца с лекарствами и задумчиво ворошил содержимое большим пальцем.
— Тебе нужен шовный материал и иголка, — подсказала я и вздрогнула: до меня только сейчас дошло, что мне предстоит выдержать наложение тридцати, а то и сорока стежков без всякого наркоза, не считая бренди.
— Что, настойки опия нет? — спросил Джейми, хмуро уставясь в коробку.
Наши с ним мысли явно работали в одном и том же направлении.
— Нет. Я использовала весь запас еще на «Дельфине».
Сдерживая дрожь в левой руке, я налила в свою пустую чайную чашку основательную порцию крепкого бренди и отпила изрядный глоток.
— Спасибо за заботу, Фергюс, — сказала я, кивком указав на принесенную им бутылку бренди, — но сомневаюсь, чтобы мне потребовались аж две бутылки.
Учитывая крепость выдержанного Джаредова французского бренди, представлялось сомнительным, что мне удастся осилить больше чайной чашки. Я думала лишь о том, что лучше: осушить ее залпом или оставаться в относительно трезвом состоянии, чтобы наблюдать за процедурой, потому что никакой возможности зашить рану самой, левой рукой да еще дрожа как осиновый лист, у меня не было. Фергюс помочь тоже не мог. Правда, большие руки Джейми могли действовать с удивительной ловкостью.
Джейми прервал мои размышления, взяв вторую бутылку.
— Это не для питья, англичаночка, а для промывания раны.
— Что?
В своем шоковом состоянии я и думать забыла о необходимости дезинфекции. Не имея ничего лучше, я обычно промывала раны чистым зерновым спиртом, разведенным пополам с водой, но мой запас уже был израсходован.
Я чувствовала, что губы слегка немеют, причем не только из-за действия выпитого бренди. Горцы относились к числу самых отважных и стойких воинов, и моряки относились к той же категории. Эти люди не жаловались, когда я вправляла им сломанные кости, делала небольшие операции, зашивала страшные раны и вообще причиняла нешуточную боль, но когда дело доходило до дезинфекции спиртом, даже они орали так, что крики разносились на многие мили.
— Подожди минутку, — встрепенулась я. — Может быть, немножко кипяченой воды?
Джейми посмотрел на меня неодобрительно.
— От проволочек легче не станет, англичаночка. Фергюс, бери бутылку.
И прежде чем я успела открыть рот, он усадил меня к себе на колени, крепко прижал мою левую руку к телу, а правую зажал, словно в тисках, раной вверх.
Кажется, старина Эрнест Хемингуэй как-то изрек: «Предполагается, что от боли вы лишитесь чувств, но, к сожалению, этого никогда не происходит». Вот что я могу сказать папе Хему в ответ: или у нас существенно разные представления о понятии «лишиться чувств», или ему просто никто и никогда не лил бренди на открытую рану.