Гражданская война. Генеральная репетиция демократии - Алексей Щербаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Некоторые машины все-таки прорвались сквозь окопы, но с ними случались и вовсе веселые истории. К примеру, танк «Атаман Ермак» провалился гусеницей в полковую баню (землянку, крытую камышом) и намертво там засел. Красномармейцы пытались закидать его гранатами, но не выходило — гранаты тогда были маломощные, да и кидали, видать, так себе. Тогда орудие под командованием некоего товарища Дубровина выкатили на прямую наводку на расстояние 90 (!) метров — то есть меньше дальности выстрела из маузеровского пистолета. С шестого выстрела танк добили. Еще один и вовсе подбили из миномета.
В итоге белые потеряли 7 танков из 12, остальные отошли. Что же касается пехоты, то она, заняв первую линию обороны, так дальше и не двинулась — видимо, рассчитывая, что танки все сделают. А потом было поздно — началась контратака. К вечеру красные восстановили положение.
Следующий день прошел в атаках 51-й дивизии Блюхера и контратаках белых. При этом красные артиллеристы подбили еще два танка. На третий день наступил перелом. Корпус Витковского был отброшен, его потери составили (по оценкам белых) около 3 тысяч человек. Он фактически перестал существовать как боеспособное соединение.
В бою под Каховкой особо отличился 3-й легкий артдивизион 51-й стрелковой дивизии под командованием Л. А. Говорова — будущего командующего Ленинградским фронтом и Маршала Советского Союза. Интересно, что в 1919 году Говоров командовал дивизионом у Колчака (правда, по мобилизации).
Тут стоит рассказать о дальнейшей судьбе лучшего военачальника белых, генерала Слащева. После сражения под Каховкой ему неоднократно делали предложение вернуться в строй, однако Яков Александрович всячески уклонялся. Обычно это объясняли тем, что он сильно обиделся. Но совсем недавно в архивах Лубянки раскопали документы, из которых следует, что Слащев, окончательно разуверившись в белом движении, вел тайные переговоры с чекистами. Он выражал готовность перейти на сторону красных и захватить с собой еще около тридцати офицеров. Условием генерал ставил то, что Главковерхом будет назначен генерал Брусилов, который к этому времени тоже ушел от нейтралитета в сторонники Советской власти. В этом случае уклонение Слащева от службы белым можно объяснить своеобразным чувством чести: дескать, командир не имеет права переходить на другую сторону, а гражданский человек — почему бы и нет?
Переговоры, правда, окончились ничем. Красные взяли Крым. Слащев эмигрировал в Константинополь, где продолжал устно и письменно критиковать Врангеля и его штаб. В конце концов по приговору суда чести генерал Слащев был «уволен от службы без права ношения мундира». (Кого как, а меня очень веселят эти эмигрантские игры.) В ответ Яков Александрович выпустил книгу «Требую суда общества и гласности. Оборона и сдача Крыма. (Мемуары и документы)».
В ноябре 1921 года Слащев вернулся в РСФСР. На командные должности он не попал, а работал преподавателем на курсах «Выстрел». По данным ГПУ, которое присматривало за всеми «бывшими», серьезно пьянствовал. Так, что слушателем курсов в приказном порядке было запрещено ходить к нему в гости — дабы не спивались. Интересный факт — в 1926 году Слащев снялся в фильме про крымские события, в котором играл самого себя.
11 февраля 1929 года Слащев был убит неким Коленбергом. По словам убийцы — из мести за брата, расстрелянного в Крыму по распоряжению генерала. Любители всюду искать «зверства коммунистов», конечно же, винят во всем ГПУ — хотя чекисты при желании могли бы попросту «пришить» ему статью. Яков Александрович не был популярен ни в народе, ни в армии. Да и кому он был к тому времени нужен?
Последний аккорд
В сентябре в тылу у красных начались серьезные неприятности. В отведенной с польского фронта Первой Конной армии возникли беспорядки, грозившие вылиться в прямой мятеж.
Я уже упоминал, что Первая Конная обладала очень высокими боевыми качествами, но в то же время ее бойцы всегда отличались большой, даже для Гражданской войны, склонностью к «самоснабжению» и антисемитизмом. Любопытно, что во многом — как по боевым качествам, так и по менее почетным особенностям — она до слез напоминала знаменитую белую партизанскую дивизию Шкуро. Будто из одной бочки наливали. Впрочем, так оно и есть[129] — среди буденновцев имелось много казаков.
Все это было более-менее терпимо во время боевых действий. Когда же буденновцев отвели в тыл, начался уже полный беспредел. Что тоже понятно. После новороссийской катастрофы первое, что сделали эвакуированные в Крым белые — это бросились грабить. Такая особенность вышедшей из боев армии известна еще с древних времен. Так что красные конники развернулись по полной. Проблему усугубляло то, что буденновские части жили по принципу «своих не сдаем», поэтому все безобразия старательно прикрывались — снизу доверху. Стоит еще отметить, что дело происходило в Белоруссии. Для буденновцев, в большинстве своем выходцев из казачьих областей, это была чужая земля. Вот они и развлекались как на захваченной территории.
Надо сказать, что конармейцы не просто безобразничали, у них было и идеологическое обоснование. В частях были популярны лозунги «Долой жидов и коммунистов!» и «Да здравствует батька Махно!»
Впоследствии как командиры Первой Конной, так и советские историки, утверждали, что к этим событиям приложила руку врангелевская контрразведка. Это, конечно, вряд ли. Подобных возможностей белые спецслужбы просто не имели. Но ведь существовали и иные силы, к примеру эсеры (об их деятельности речь еще пойдет). Вопреки расхожим представлениям, эсеры и в 1920 году являлись очень серьезной силой. Они продолжали считать именно себя подлинными революционерами, а большевиков — досадным недоразумением. Кстати, они очень любили Махно, члены их партии входили в «политсовет» батьки.
Апофегеем «бунта Первой Конной» стали события в Рогачеве. 21 сентября на имя Буденного пришла телеграмма: «В Рогачеве во время ночлега частями 14-й кавдивизии убиты 27 милиционеров и разогнан Совет. В ту же ночь какой-то эскадрон 6-й дивизии напал на расположение административного штаба 11-й кавдивизии, где учинил погром».
Но это, как оказалось, было только начало. Вскоре бойцы 6-й дивизии убили военкома Г. Шепелева. Убийство комиссара — это уже не уголовщина, а воинское преступление. Хотя обстоятельства наверняка те же, что и при «сражении» с милицией — грабить помешал!
Вот как описывал происшедшее в донесении секретарь Шепелева Хаган:
«28-го сентября сего года, утром, по выступлении Полештадива 6 из м. Полонного по направлении на Юровку, я, Секретарь Военкомдива и Военкомдив 6 тов. Шепелев остались в Полонном с тем, чтобы выгнать из местечка отставших красноармейцев и прекратить грабежи над мирным населением. В версте от Полонного расположено новое местечко, центр которого населен исключительно евреями…
Когда мы подъехали туда, то из каждого дома почти доносились крики. Зайдя в один из домов, перед которым стояли две оседланные лошади, мы нашли на полу старика, лет 60-ти, старуху и сына, страшно изуродованными ударами палашей, а напротив на кровати лежал израненный мужчина. Тут же в доме, в следующей комнате какой-то красноармеец в сопровождении женщины, назвавшей себя сестрою милосердия 4-го эскадрона 33-го полка, продолжали нагружать в сумки награбленное имущество. При виде нас они выскочили из дома. Мы кричали выскочившим остановиться, но когда это не было исполнено, военкомдив тов. Шепелев тремя выстрелами из нагана убил бандита на месте преступления. Сестру же арестовали и вместе с лошадью расстрелянного повели за собой.
Проезжая дальше по местечку, нам то и дело попадались по улице отдельные лица, продолжавшие грабить. Тов. Шепелев убедительно просил их разъехаться по частям, у многих на руках были бутылки с самогонкой, под угрозой расстрела на месте таковая у них отбиралась и тут же выливалась.
При выезде из местечка мы встретили комбрига-1 тов. Книгу с полуэскадроном, который, в свою очередь, занимался изгнанием бандитов из местечка. Тов. Шепелев рассказал о всем происходившем в местечке и, сдав лошадь расстрелянного вместе с арестованной сестрой на поруки военкомбригу тов. Романову, поехал по направлению к Полештадиву.
Не успели мы отъехать и ста сажен, как из 31-го полка отделилось человек 100 красноармейцев, догоняет нас, подскакивает к военкому и срывает у него оружие. В то же время стали присоединяться красноармейцы 32-го полка, шедшего впереди….
Нас останавливают с криком "Вот военком, который нас хотел застрелить в местечке". Подбегает человек 10 красноармейцев этих же эскадронов, к ним постепенно стали присоединяться и остальные, выходя все из рядов и требуя немедленной расправы над Шепелевым…