Автобиографические записки.Том 1—2 - Анна Петровна Остроумова-Лебедева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В январе 1904 года началась война с Японией. Темною тенью легла она на сознание всех, и жизнь страны протекала на ее зловещем фоне.
1904 год был последним для журнала «Мир искусства», который просуществовал шесть лет, полных блеска и творческой зарядки. Это был первый в России журнал подлинной, молодой художественной культуры. Влияние его было велико и всесторонне. Даже теперь, когда роль его нам видна в исторической перспективе, трудно в полном объеме и до конца учесть его значение. Но я убеждена, что когда-нибудь появится у нас просвещенный и объективный историк искусства, который сумеет овладеть всем огромным материалом, заключенным в этом журнале, и даст всестороннюю оценку как ему, так и группе лиц, стремившихся вдохнуть новую жизнь в русское искусство и направить по новому пути молодых художников, предостерегая их против безвкусия и рутины.
Я и раньше уже упоминала, что близкого участия в издании журнала не принимала. Но будучи в дружеских отношениях со всей группой лиц во главе с С.П. Дягилевым и А.Н. Бенуа, работавшими и создававшими журнал, я в подробностях знала его перипетии и видела то огромное количество творческой энергии, которое мои товарищи потратили на него.
Теперь он кончал свое существование. Дягилеву, на котором лежала вся организационная работа, прискучило это дело. Для издания журнала постоянно приходилось отыскивать средства, так как он себя не окупал.
С большим трудом Дягилеву, а иногда Серову удавалось выпросить деньги на журнал[364]. Этот дамоклов меч все время висел над журналом.
Потом недовольство части редакции, главным образом художников (Бенуа, Бакста и других), сыграло роль в закрытии журнала. Они находили, что слишком большое место отводилось для писателей-символистов, которые не имели ничего общего с направлением художников «Мира искусства».
Но главная причина была в том, что журнал, существуя в продолжение шести лет, пережил период строительства, борьбы за культуру нашей страны и за утверждение молодых художников на завоеванных ими позициях. Бурная энергия Дягилева журналу уже была не нужна. Но никто, кроме него, не мог на себя взять всю ту организационную работу, которую требовал журнал. Дягилев был в то время уже увлечен писанием книги о художнике Левицком. Он за нее потом получил академическую премию[365]. Он был еще занят созданием грандиозной выставки старинных портретов в Таврическом дворце[366].
Но, умирая, журнал «Мир искусства» указал путь и направление будущим журналам — «Аполлону» и «Старым годам»[367].
Выставка старинных портретов, организованная Дягилевым, явилась выдающимся событием в художественно-общественной жизни страны. Какой это для всех, любящих искусство, был великолепный праздник! Задолго до ее открытия Дягилев начал отыскивать и собирать разбросанные по разным концам нашей обширной родины старинные портреты. Он забирался в далекие, медвежьи уголки, не останавливаясь ни перед какими трудностями, если получал указание, намек, что в таком-то имении можно найти ценное художественное произведение.
Много отличных вещей было без подписей. Приходилось их определять. Конечно, наравне с Дягилевым организатором и создателем этой выставки был А.Н. Бенуа.
Какие на выставке находились шедевры портретного искусства! Я целыми днями пропадала там, да и все мои товарищи. Выставка была устроена широко, с большим художественным размахом, и многие залы не только по совершенству портретов, но и по своему построению, по развеске картин производили впечатление удивительной красоты.
Организацией этой выставки Дягилев показал, на что он способен со своей неистощимой энергией и несокрушимой волей. Дальнейшей своей художественной деятельностью — устройством художественных выставок за границей, пропагандой русской музыки, русских опер и балетов он завоевал там себе признание и славу[368].
* * *
Директор Люксембургского музея в Париже Леон Бенедит[369], увидев мои гравюры, выразил желание иметь их там. Я поручила Владимиру Яковлевичу Курбатову, который ехал в Париж, отвезти их ему (числом 25). На следующий год Бенуа, уезжая за границу, взялся передать туда еще четыре листа. Это был первый музей, который заинтересовался моими гравюрами. Впрочем, еще Пражский музей приобрел несколько моих гравюр на выставке в Праге. Со стороны русских музеев я встречала к моим работам полное равнодушие и невнимание. Только комиссия по приобретению произведений в Третьяковскую галерею, во главе с Серовым, несколько раз выражала за эти годы сожаление, что не имеет возможности приобретать мои гравюры, так как в то время граверного отделения в Третьяковской галерее не было. Но академия, моя alma mater меня бойкотировала…[370]
В этом году я познакомилась с привлекательным художником — Елизаветой Сергеевной Кругликовой[371]. Возникшая между нами дружба росла и крепла, несмотря на частые отъезды ее за границу. Эта дружба прошла через всю мою жизнь, даря меня любовью, добрым советом и правдивой, честной критикой.
Лето 1904 года я проводила с родителями в Финляндии, в прекрасном лесу, на берегу глубокого озера. Там же рядом жил А.Н. Бенуа с семьей. Он в то лето главным образом работал над своей «Азбукой». Собрание очаровательных картинок. Бодрые, веселые, полные юмора, а иногда и насмешки. В них играет неиссякаемый источник фантазии, выдумки и остроумия. Сделаны они свободно и легко. В них много рассказа, содержания — и не только в главных рисунках на листах, но и в прелестных деталях, украшавших каждую страницу…[372]
Природа Финляндии, ее терпкий пейзаж, как мне казалось, были чужды Александру Николаевичу. Она в нем не вызывала горячего желания ее запечатлеть. Он в то лето работал мало на воздухе. Но красоту и своеобразие природы он тонко чувствовал и понимал. Любовался многочисленными озерами, блестевшими среди хвойных лесов, белыми мхами, покрывавшими горки. На фоне их так красиво выделялись синевато-зеленые молодые сосенки, тонкие, легкие березки. Много раз ходили мы по берегу горной, живой речки. Она бежала по камням. Из ее вод выпрыгивали веселые серебристые форели. Красивы были свежие кружевные заросли папоротников. Все, все это понимал и ценил А.Н. Бенуа. Во время прогулки он нередко останавливался и говорил: «Пос-смотрите! Здесь, на горе, на фоне озера и леса, как кстати была бы деревянная скульптурная фигура какого-нибудь лесного зверя, чудища или Пана. Так и кажется, что из-за этого пригорка выглянет сейчас сказочный лесной обитатель. Как
