Барабаны осени. Книга 1. На пороге неизведанного - Диана Гэблдон

Джейми решил продемонстрировать Накогнавето наш будущий дом. Очаг из камня был уже сложен, фундамент тоже, в доме был пол, однако стены из отесанных бревен, каждое дюймов около восьми в диаметре, доставали пока только до плеч. Джейми заставил Иэна показать, как нужно отесывать бревна: тот подрубил кору и, мелко ступая, стал пятиться параллельно бревну, ведя за собой топор.

Мужские разговоры такого рода не нуждаются в переводе. Габриэль осталась без дела и подошла ко мне, чтобы поболтать; хотя она говорила по-французски со странным акцентом и пересыпала речь диковинными выражениями, мы без труда понимали друг друга.

Очень скоро я выяснила, что Габриэль была дочерью французского торговца пушниной и индианки из племени гуронов, а еще второй женой Накогнавето, который, в свою очередь, был ее вторым мужем – первый муж, отец Берты, француз, был убит в войне между французами и индейцами десять лет назад.

Жили они в деревне под названием Анна-Ука (я прикусила щеку, чтобы сохранить невозмутимый вид; ясное дело, название Нью-Берн прозвучало бы для них довольно странно), примерно в двух днях пути на северо-восток – направление Габриэль указала изящным кивком головы.

Пока я разговаривала с Бертой и Габриэль, сопровождая беседу бурной жестикуляцией, я постепенно поняла, что у меня одновременно шел и другой разговор – со старушкой-индианкой.

Она ничего не говорила напрямую, но то и дело шептала Берте в ухо, очевидно, требуя от той перевести, что я сказала. Ее темные пронзительные глаза не отрывались от меня ни на минуту, мне даже стало не по себе от такого внимания.

Я видела, как на другой стороне поляны Джейми предлагает Накогнавето то, что осталось в бутылке с бренди; наверное, пришло время ответных даров. Я отдала Габриэль вышитую косынку, а Берте – заколку для волос, украшенную бриллиантами. Обе охнули от восторга. Но для Найавенны у меня было кое-что особенное.

Неделей раньше мне посчастливилось найти четыре женьшеневых корня. Я достала все четыре из моего сундучка с лекарствами и вручила ей, улыбаясь. Старушка усмехнулась и протянула мне снятый с пояса мешочек. Можно было не открывать – через ткань я нащупала четыре длинных бугорчатых отростка.

Я улыбнулась в ответ; определенно, мы говорили на одном языке!

Переборов страх нарушить этикет, я спросила Габриэль, что за амулет у старушки на шее.

– Grandmère est…[18] – Она запнулась, подыскивая нужное французское слово, но я уже поняла.

– Pas docteur, – подсказала я, – et pas sorcière, magicienne. Elle est…[19] – Я тоже запнулась; да и подходящего слова во французском попросту не было.

– Мы говорим, что она поет, – смущенно пояснила Берта по-французски. – Мы зовем их шаманами; ее имя означает «Это может быть»; «Это произойдет».

Старушка что-то сказала, кивнув на меня; две молодые женщины изумленно воззрились на нее. Найавенна наклонила голову, сняла с шеи небольшой мешок и вложила его в мою руку.

Он оказался таким тяжелым, что мое запястье дрогнуло. Удивленная, я накрыла его второй рукой. Мешочек был еще теплым, нечто округлое внутри идеально легло в мою ладонь. На мгновение мне показалось, что там что-то живое.

Должно быть, на моем лице отразилось изумление, потому что старушка расхохоталась еще громче. Она протянула руку, и я поспешно вернула ей амулет. Габриэль вежливо сообщила, что бабушка мужа с удовольствием покажет полезные растения, что растут в округе, если мне будет угодно пройти с ней.

Я с готовностью приняла приглашение, и пожилая дама устремилась по тропинке в лес с проворством, весьма неожиданным для ее лет. Я наблюдала, как мелькают сухонькие ноги в мокасинах из мягкой кожи, и надеялась, что в ее возрасте тоже смогу прошагать через лес два дня, а потом еще гореть желанием кому-то что-то показывать.

Мы брели вдоль ручья, на почтительном расстоянии за нами следовали Габриэль с Бертой – на случай, если понадобится переводчик.

– Каждое растение лечит от какой-нибудь болезни, – объясняла старушка через Габриэль. По пути она отломила ветку от куста и вручила ее мне, смерив меня взглядом. – Если бы мы только знали, что и от чего!

По большей части мы прекрасно обходились жестами, но у обширной заводи, где Джейми с Иэном часто ловили форель, Найавенна остановилась и снова подозвала Габриэль. Старушка сказала ей что-то, и та в удивлении обернулась ко мне.

– Бабушка мужа говорит, что видела вас во сне – в полнолуние, две луны тому назад.

– Меня?

Габриэль кивнула.

Найавенна приблизилась и внимательно глянула мне в лицо, словно пытаясь увидеть, какое впечатление произвели слова Габриэль.

– Она рассказывала нам сон, что видела женщину с… – Губы женщины дрогнули и поспешно сомкнулись, она осторожно дотронулась до кончиков собственных длинных и прямых волос. – А тремя днями позже вернулись муж и сын и рассказали, что в лесу встретили вас и Убийцу медведя.

Берта тоже смотрела на меня с неподдельным интересом, накручивая на указательный палец прядь прямых волос.

– Та, кто лечит, сказала, что должна вас увидеть, и когда мы услышали, что вы здесь…

Тут я постепенно начала прозревать; вряд ли за нами следили, я бы почувствовала, однако кто-то, похоже, заметил в горах следы нашего присутствия и передал новость Накогнавето.

Потеряв терпение из-за всех этих лишних подробностей, Найавенна подтолкнула невестку и что-то промолвила, рукой указав на воду у наших ног.

– Бабушка мужа говорит, что в ее сне вы были здесь. – Габриэль указала на заводь и подняла на меня серьезные глаза. – Дело происходило ночью. В воде блестела луна. Вы превратились в белую ворону – полетели над водой и проглотили луну.

– Надо же. – Я надеялась, что это не дурной знак.

– Вскоре белая ворона вернулась и отложила яйцо ей в ладонь. Яйцо треснуло, и внутри показался сияющий камень. Бабушка моего мужа поняла, что это – великое чудо, ибо камень способен лечить болезни.

Найавенна кивнула несколько раз и, вновь сняв амулет с шеи, сунула его мне в руку.

– На следующий день бабушка моего мужа отправилась на поиски одного корня и по пути вдруг заметила у берега что-то синее.

Найавенна вытянула что-то маленькое и невзрачное и опустила мне на ладонь. Это был камень, неограненный, но, несомненно, драгоценный. С краю на нем оставались кусочки горной породы, однако сердцевина камня была темно-синей.

– Боже, да ведь это сапфир, правда?

– Сапфир? – Габриэль подержала слово во рту, пробуя на вкус. – Мы зовем его… – Она помедлила, подыскивая верное слово по-французски, – pierre sans peur.

«Pierre sans peur»? Бесстрашный камень?

Найавенна кивнула и вновь заговорила. На этот раз Берта опередила мать с переводом:

– Бабушка моего отца говорит, что такой камень делает людей бесстрашными и укрепляет дух, так что они скорее исцеляются. Этот камень уже исцелил двоих от жара, а моего младшего брата от рези в глазах.

– Бабушка моего мужа благодарит вас за подарок. – Габриэль снова перехватила нить беседы.

– Ах, скажите ей «пожалуйста». – Я сердечно кивнула старушке и вернула ей синий камень.

Она опустила его в мешочек, а мешочек повесила на шею, накрепко затянув ремешок. Подойдя ближе, Найавенна потянула меня за локон и стала вертеть его между пальцев.

– Бабушка моего мужа говорит, что способность врачевать есть у вас и теперь, но сила еще прибудет. Когда ваши волосы станут седыми, как у нее, вот тогда и наступит ее расцвет.

Старушка выпустила мой локон и заглянула в глаза. Мне показалось, что в складках ее лица таится глубокая печаль, и я непроизвольно сделала шаг навстречу, чтобы ободрить ее прикосновением.

Она отступила назад и что-то сказала.

– Она говорит, чтобы вы не терзали себя; болезни шлют боги. Вашей вины в том не будет.

Я в удивлении воззрилась на Найавенну.

– В чем не будет моей вины? – переспросила я, однако старуха отвернулась и замолчала.

Глава 21

Ночь на заснеженной вершине

Декабрь 1767-го

Зима немного задержалась в пути, но в ночь на 28 ноября выпал снег; мы проснулись и обнаружили, что мир изменился. Заиндевела каждая иголка на величественной голубой ели, что росла за хижиной, сплетенные клубком ветки дикого малинника украсились ледяной бахромой.

Снег лишь слегка припорошил землю, но с его появлением уклад нашей жизни полностью изменился. Я больше не бродила в поисках припасов днями напролет, только ненадолго отлучалась к ручью, чтобы набрать воды и вырвать у берега пучок-другой свежей зелени из мутной жижи, покрывшейся ледяной коркой. Джейми с Иэном бросили рубить деревья, чтобы расчистить поле, и занялись утеплением крыши. Зима потеснила нас; в свою очередь, мы отпрянули от холода и укрылись в доме.

У нас не было свечей, только масляные лампы и лучины, а еще огонь, который постоянно теплился в очаге. Мы поднимались на рассвете и ложились сразу после ужина, в том же ритме, что вся живность в окружавшем нас лесу.