Норки! - Питер Чиппендейл

Единственным, кого заинтересовали его сведения, была Мата. Отдел норкетинга с головой ушел в свою статистику, а Макси, на дух не переносивший Психо, в последнее время и не скрывал своей враждебности.

Несмотря на это, Психо продолжал собирать информацию, Допрашивая неприметную полевую мышь, он узнал о большом собрании в роще на холме. Осо-

бенно его порадовал замысел «деревяшек» насчет петиции. Наконец-то, подумал Психо, он напал на золотую жилу.

Вне себя от радости он поспешил к Меге, но, как и следовало ожидать, вместо благодарности наткнулся на его раздраженное бурчание насчет «компании импотентов».

— Сколько раз я тебе говорил, чтобы ты не тратил мое время и не лез ко мне со своими Хренопричастными Попечителями? — рявкнул он. — Твое дело информировать меня о том, что говорят и думают норки, а не те придурки, на которых мы охотимся! Кампанией по истреблению кроликов руководит Макси, а он не потерпит, чтобы ты мешал ему. Я в последний раз повторяю: не лезь ко мне с этой чепухой. Ты понял?..

Психо спокойно уселся у выхода из норы. Грозные тирады Вождя он пропустил мимо ушей. Когда Мега выговорился, он начал осуществлять свой план мщения.

— Как скажешь, Мега, — как можно небрежнее бросил он. — Но, поскольку я все равно здесь, может, тебе будет любопытно узнать, что Попечители собираются сами навестить нас.

— Навестить нас? — недоверчиво переспросил Мега. — Зачем?

— Они хотят вручить нам петицию.

— Какую такую петицию? — сердито поинтересовался Мега.

— Петицию насчет нас, — сказал Психо, широко ухмыляясь. — Я думаю, они собираются сообщить нам, какие мы мерзкие и нехорошие, совершенно испоганили их лес и в этой связи должны убираться отсюда куда подальше.

Он выдержал долгую паузу. Мега громко пыхтел, размышляя.

— Да, кстати, чуть не забыл,— улыбнулся Психо, делая вид, будто действительно только что вспомнил какую-то любопытную мелочь. — У меня есть основания полагать, что петицию на Плато доставит главный кролик собственной персоной. Тот самый, которого ты упустил в первый день.

— Что ты сказал?! — проревел Мега, вскакивая. — А я-то держал тебя за умного! Почему ты не сообщил мне это с самого начала?

«Потому что я и вправду умен и мне нравится водить за нос тех, кто сильнее меня», — подумал Психо и, масляно улыбаясь, стал смотреть, как Мега в ярости мечется по норе. Он сознательно разбередил еще не зажившую рану. Вождь все еще страдал от того, что «жирный ушастый негодяй» избег его зубов.

— Что они говорят? — частенько спрашивал он у своего мастера-импровизатора, имея в виду норок и свою позорную неудачу.

— Мне не хотелось бы расстраивать тебя, мой Вождь, — со злобным удовлетворением отвечал в таких случаях Психо, — но боюсь, кое-кто все еще сомневается. Они говорят: если бы ты был настоящим могущественным Вождем, разве бы ты упустил этого кролика?

— Непочтительные ублюдки! — взрывался Мега.

После бойни на Большой поляне Макси издал строгий приказ ни под каким видом не трогать кролика с большой задницей и белым пятном на лбу, который отныне считался личным врагом Вождя. Однако проклятый кролик как сквозь землю провалился (в каком-то смысле так оно и было). Отчасти, правда, ему удалось укрепить свою репутацию показательным убийством белки, совершенным на глазах у обмирающей от восторга стаи. Мега ловко перепрыгивал за ней с ветки на ветку, пока запаниковавшая жертва не совершила роковой ошибки и не свалилась прямо ему в зубы, чем он не замедлил воспользоваться, растерзав ее еще до того, как оба свалились на землю, но сам Мега все равно не мог успокоиться. И Психо лучше других знал, что кролик с белым пятном все еще был для Вождя неоконченным делом, которое не давало ему покоя.

— Значит, он явится сюда? — вслух размышлял Мега. — Ну и молодец ты, Психо, что сумел это разнюхать. Честное слово, молодец! Я прослежу, чтобы ты получал как можно больше кроликов для экспериментов, — пообещал он.

Психо только улыбнулся, помня, что Вождь считает его увлечение бесполезным.

— Пусть это пока останется между нами, — предупредил Мега. — Если этот жирный ушастый негодяй сам решил повидаться со мной, что ж… Я устрою ему теплую встречу.

— Конечно, Мега.— Психо льстиво улыбнулся.— Надеюсь, на этот раз ты не промахнешься.

Он осекся, увидев, что Вождь близок к апоплексическому удару, и поспешил покинуть нору Меги.

Приказав, чтобы его не беспокоили, Мега уединился в своей спальне. Черты его исказила злобная ухмылка. Ни сама петиция, ни ее содержание, ни тем более мотивы, которые побудили лесных жителей пойти на такой странный шаг, его не интересовали. Волновало Мегу другое: завтра он выдернет эту проклятую занозу и забудет о ней навсегда. Он сведет счеты с кроликом и одновременно вернет норок к тому эпизоду, с которого начиналась вся кроличья эпопея, — с согнутого ГТсихо кошачьего хвоста.

«Я тебе покажу, что такое импровизация, крыса!» —-мысленно пообещал он и захихикал от удовольствия.

— Большой кролик движется сюда, Вождь.

Мега мгновенно вскочил и, оттолкнув Психо, ринулся к краю Плато, где уже начали собираться возбужденные норки. Как и предсказывал мастер-импровизатор, кролик с большой задницей и белым пятном на лбу действительно поднимался по склону, явно пренебрегая опасностью. Но что за белая птица летит прямо у него над головой? И еще одна, парящая гораздо выше? Впрочем, в этой последней Мега узнал Филина.

Норки были поражены безрассудной отвагой кролика: тот шел навстречу смерти, даже не пытаясь как-то замаскировать свое приближение. Еще никто из «деревяшек» не смел подойти так близко к логовищам самых опасных лесных хищников.

— Это что, шутка? — спрашивали норки друг у друга и растерянно переглядывались.

— Вот идет наш завтрак! — крикнул какой-то весельчак.

— И летит обед! — подхватил еще кто-то, имея в виду голубя.

Из казармы прибежал запыхавшийся Макси и присоединился к гомонящей толпе.

— Ничего не понимаю, Мега,— признался он, по обыкновению терзая свои встопорщенные усы. — Может быть, это ловушка? А может, кролик взбесился?.. Как бы там ни было, позволь моим ребятам разобраться с ним.

Хотя Мега и был предупрежден, он весь дрожал от возбуждения. Вдоль хребта забегали мурашки, а шерсть на загривке встала дыбом. Было что-то сверхъестественное и странное в том, что личный враг Вождя сам явился к Плато, ну а Вождь жалел только об одном — почему он не позволял Психо поподробнее рассказать ему о том, как и о чем они думают, эти деревяшки. А вдруг они все-таки знают что-то такое, до чего норки еще не додумались?

— Осади их назад, Макси! — приказал Мега. — И прикажи спустить хвост пониже. Я сам с ним разберусь.

Для своего последнего путешествия — а в том, что оно будет для него последним, сомневаться не приходилось — Лопух выбрал утро. После разговора с Филином он вернулся в свою заброшенную нору, чтобы побыть одному. Спать Лопух не мог, и большую часть времени он тихонько разговаривал со своим покойным прадедом и оплакивал погибшую подругу. С тех пор как норки захватили Маргаритку, он ушел в глубокое подполье, перебираясь из одного кроличьего садка в другой и неизменно опережая хищников на один шаг.

И вот он снова здесь, в своей осиротевшей норе, где они были так счастливы вдвоем. Но Маргаритки не было рядом, а без нее Лопух чувствовал себя таким одиноким, словно вдруг очутился на дне глубокого, гулкого колодца, в котором обитают лишь эхо давних слов да тени воспоминаний.

Мысли о Дедушке Длинноухе странным образом помогли ему укрепить свой дух. Решение лично доставить

петицию Лопух принял совершенно бескорыстно, не надеясь даже завоевать какое-нибудь политическое преимущество; это поначалу его даже удивило. Но, вспоминая эпизод за эпизодом всю свою предыдущую жизнь, он убедился, что никакой ошибки здесь нет. Именно политическое мышление увело его слишком далеко от основополагающих истин, которые Лопух всегда считал прописными и потому не заслуживающими внимания, хотя это были единственные и последние истины, которые имели значение; теперь он это понял и вернулся на путь, которым с самого начала шел ДД.

Множество мелочей, которые он считал важными, вдруг потеряли свое значение, и Лопух даже удивился, как мало его занимает вопрос о том, кто займет его место. С его острым политическим чутьем предугадать это было нетрудно; он был почти уверен, что новым Предводителем Сопричастных Попечителей станет Кувшинка. Ну что ж, пусть, подумал Лопух, хотя он всегда считал эту крольчиху самой одиозной фигурой в политической обойме леса. Его, во всяком случае, это больше не касалось.

Он приготовился сам платить по своим счетам, и рядом с этим все воспоминания о спорах и нелегких конфликтных заседаниях, все мысли о личной выгоде и славе оставили его, вытесненные безмятежным, почти сверхъестественным спокойствием. И не потому, что ему нечего было терять. Просто он сумел подвести верный итог своей жизни и стать постоянной величиной в сложном уравнении жизни и смерти. Ощущая неумолимое приближение рассвета, Лопух понял, что оказался в совершенно исключительном положении: как бы ни повернулась теперь его судьба, он выигрывал — выигрывал вопреки всему.