Белый вепрь - Мэриан Палмер

— Может, он не то имел в виду. — Ричард случайно наткнулся взглядом на какой-то предмет, валявшийся под кушеткой. Это оказалась дамская домашняя туфелька голубого цвета — того самого, что так любила Джейн Шор. Эдуард перехватил его взгляд и ухмыльнулся.

— Может, и не то. Но я еще жив, Ваше Святейшество. Да и не слишком-то влюблен. Так что пускай проповедует, если ему очень уж хочется. Посмотрим, каков ты будешь через пятнадцать лет.

Ричард промолчал, а Эдуард отвернулся в сторону камина, где ярко горели угли. В спальне послышались голоса — это пришли рыцари-телохранители, им надлежало присутствовать при ночном туалете короля. Повинуясь жесту брата, Ричард открыл дверь, и в комнату вошел лорд Гастингс. В руках у него был стаканчик с игральными костями. Было еще не поздно, но от Гастингса уже попахивало вином, через расстегнутую рубаху выглядывала густо поросшая волосами грудь.

Гастингс приятельски подмигнул Ричарду и, дав знак своему конюшему убрать со стола бумаги, водрузил на него полную флягу вина. Интересно, подумал Ричард, правду ли говорит Бэкингем, что и они с Гастингсом пользуются расположением госпожи Шор.

В углу комнаты настраивал лютню стройный, кудрявый, пожалуй, слишком накрашенный юноша. Позвякивая костями, Гастингс весело спросил:

— А вы как, милорд, не присоединитесь к нам?

Судя по всему, подумал Ричард, рыцарям-телохранителям ждать придется долго.

— Нет, спасибо, — ответил он и негромко спросил брата::— Ты надолго, Нед?

— Грешный я человек, Дикон, — небрежно откликнулся Эдуард и протянул брату руку. — Приятных тебе сновидений.

Через несколько дней обе палаты парламента единодушно подтвердили королевский дар Ричарду, выразив признательность принцу и его военачальникам за успешное проведение шотландской кампании. Для возобновления войны был введен новый налог, распространявшийся лишь на иностранцев, не имевших права протестовать. Небеса, казалось, снова демонстрировали свою симпатию к англичанам.

Сразу после этих событий Ричард уехал из Лондона и больше двух месяцев не видел жену и сына. Приближалась весна, можно было немного пожить спокойно, а там, глядишь, на вершинах северных холмов снова появятся гонцы, и придется снова трогаться в путь. На сей раз он непременно вырвет у Джеймса такие гарантии, которых раньше получить не мог, теперь он так прижмет мятежные приграничные районы, что Стюарту некуда будет деться. А ближе к зиме можно будет подумать и о Камберленде. Если и с этим неверным вельможей удастся достичь согласия, тогда вообще не о чем больше беспокоиться.

Сразу за городской чертой дорога круто поворачивала на северо-восток, потом, за Барнетом и Сен-Албансом, ответвлялась в сторону Ковентри. По обе стороны раскинулись поля, готовые к севу, над ними с громким жужжанием носились тучи ржанок. Спутники Ричарда держали на руках нахохлившихся соколов, все весело смеялись.

— Недурное нас ожидает времечко, кузен, — довольно заметил Фрэнсис. — И кто бы мог поверить?

— Только не я, — вмешался Перси. — Особенно если вспомнить, что тринадцать лет пахали на Бургундию. Помните это время, Филипп? Довольно отвратительная зима была в Голландии.

— Тем не менее с того времени вы изрядно располнели.

Перси ухмыльнулся и пришпорил коня. Несмотря на вес, он держался в седле очень легко.

До городка, где собирались заночевать путники, оставалось несколько миль, однако тени начали удлиняться — приближался вечер. Показались беспорядочно разбросанные строения бенедиктинского аббатства. Какой-то торговец, покончив с дневными трудами, стучался в ворота. Небо полыхало закатными красками. Филипп кивнул в сторону домиков:

— Помните монашка в доме неподалеку от Ридинга, которого мы встретили на пути в Тьюксбери? Теперь он приор в Колчестере. Я там случайно останавливался зимой после возвращения из Палестины. Вот уж не думал, что снова увижусь с ним.

— Как же, как же, помню. На священника он был похож меньше всего. Из-за него я крепко недоспал, — воспоминание заставило Фрэнсиса ухмыльнуться, — но надо признать, раны исцелять он умеет.

Становилось темно. Всадники поскакали быстрее. За ними скрипели и громыхали телеги, груженные всяким скарбом. Едва они миновали долину, как, позолотив шпили Лейсестера, блеснул последний луч солнца. За холмом остался Босворт.

В своем дворце в Вестминстере умирал король Эдуард Йорк. Он до конца боролся с болезнью, зная, как много еще не сделано. Не хотелось передавать все это в чужие неумелые руки, но пришел час, когда дальнейшее сопротивление стало бессмысленным. Хлопоты Гоббса приносили лишь дополнительные мучения. Нетерпеливым жестом король велел уйти безутешному лекарю и посвятил остаток своего времени неотложным делам. Завещание, душеприказчики — все, чтобы обеспечить мирный переход власти в руки двенадцатилетнего сына, находившегося в Ладлоу. Его судьбу Эдуард вверял своему брату Ричарду. Он собрал у своего ложа своих приближенных и родственников жены, заставил всех дать клятву дружбы — то, чего прежде ему сделать не удалось. Обливаясь слезами, все поклялись. Затем остались только священники, читающие молитвы.

Вскоре все смолкло, король остался один. В изножье кровати зажгли большие свечи. Угасающим взглядом король обвел комнату. Лица покачивались и постепенно уплывали, возникали какие-то блуждающие тени. Эдуард узнавал их. Уорвик с неизменным высокомерием смотрел на него своим ястребиным взглядом. Он улыбался, будто посмеиваясь над бессильными попытками умирающего оттянуть конец. Монтегю, он тоже устремил на Эдуарда неотрывный взгляд. Бедняга Джек, который, потеряв всякое самообладание, повернулся к нему спиной и так жестоко поплатился за это на рыночной площади Барнета. Эдуард слышал шуршание шелков королевы Маргариты Анжуйской и видел мягкий, непонимающий взгляд ее безумного мужа. Были тут и другие, кого он знал хуже, но и они пришли и стояли безмолвно, сложив руки на груди.

Взгляд затуманивался все больше. Он напрягался изо всех сил, пытаясь хоть что-нибудь рассмотреть в сгущающейся тьме. Ряды торжественно застывших часовых разомкнулись, и в образовавшемся проходе что-то ослепительно вспыхнуло — словно гирлянда изумрудов засверкала переливающимися огоньками. Улыбаясь, поигрывая какой-то безделушкой, вошла последняя тень и, усевшись у самой кровати, насмешливо посмотрела на него.

— Ну что, Нед, слишком быстро пришло время? Так всем нам кажется. Вот и мне казалось, когда ты бросил меня в Тауэр, но ты и глазом не моргнул.

С неимоверным усилием, едва шевеля губами, умирающий проговорил: