Английские эротические новеллы - Алекс Новиков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава первая. Отцовское напутствие
Всё идёт в одно место;
всё произошло из праха,
и всё возвратится в прах.
Екклезиаст, Глава 3Поместье сэр Мартин получил в приданное за спасение прекрасной Эллин из лап мужа-разбойника.
Это был старый замок, возведенный согласно моде далеких времен и состоящий главным образом из темных извилистых коридоров, башен и залов со сводчатыми потолками. Старый звонарь отрабатывал жалованье, честно ударяя в колокол при приезде гостей, на восходе и на закате солнца. Красавица Эллин подарила своему мужу четверых детей, трех мальчиков и одну девочку, прекрасную леди Катрину. Еще трое детишек умерли, не дожив до года. Еще троих подарила Алисон, наложница для согревания постели. Незаконных детей рыцарь отдавал на воспитание в деревню.
После приключения в замке минуло добрых двадцать лет.
«Вот и вечерний колокол зазвонит, сейчас решится моя судьба, — сердце Катрины, молоденькой рыжеволосой девушки, живущей в башне замка, отчаянно забилось. — Или меня отдадут замуж или…» О перспективе второго пути думать не хотелось. Что могло ждать юную девушку в пятнадцатом веке? Это только в Московии рыжим везет, их и без приданного замуж берут, так как считают первыми красавицами! В Англии девушкам, хоть рыжим хоть не рыжим, только два пути: замуж или в монастырь. Сэру Мартину, недавно овдовевшему доблестному рыцарю, надо было решить непростую задачу: найти деньги или земли в приданное за дочь, а тут еще двух сыновей надо отправлять на войну с лягушатниками, чтобы старший сын, наследник всех титулов, мог спать спокойно.
«Вот я лягу на брачную кровать, — мечтая о муже, девушка задрала юбку, и запустила между ног пальчик, чтобы хоть немного унять беснующуюся плоть, — раздвину ножки и подарю самое главное приданное! Да простит мне Господь маленький грех!» В монастыре, где она воспитывалась, многие девушки практиковали этот способ осквернения плоти и даже на исповеди не признавались в этом грехе во избежание епитимьи: суровевшей порки розгами, длительного поста на хлебе и воде.
Со стены на Катрину строго смотрел портрет прадедушки Максимилиана. Слуги шептались, что его призрак иногда гуляет по замку. Манфред, старый звонарь, единственный слуга, оставшийся в замке со времен первого мужа прекрасной Эллин, напившись крепкого пива, рассказывал, что по молодости лет искал в замке клад и увидел призрак.
— Хочешь найти клад? — спросил он меня, грешного звонаря. — Тогда пойдем со мной!
— Веди меня! — воскликнул я. — Я пойду за тобой хоть в самую преисподнюю!
Призрак степенно, но с угрюмым видом прошествовал до конца галереи и свернул в подвал. Я следовал за ним на некотором расстоянии, исполненный тревоги и ужаса, но без колебаний. Когда я захотел войти в тайную комнату вслед за призраком, незримая рука резко захлопнула передо мной дверь! Я, собрав всю свою смелость, стал ломиться в дверь, ударяя в нее ногой, но убедился, что она не поддается никаким усилиям, а на следующий день на этом месте была глухая стена!
Весь замок, включая леди Катрину, весело смеялся над рассказами звонаря. Впрочем, сейчас девушке было не до смеха. Всего на полгода ее привезли в родительский дом на похороны матери, и папа, известный не только храбростью на ратном поле, но и тугодумием, решал, куда отдать дочку: под венец или в монастырь, навсегда.
В ожидании отцовского вердикта Катрина читала Библию и проводила дни в молитвах, но сегодня ни чтение, ни размышления не лезли ей в голову. Она решила посмотреть на себя в зеркало при свете свечи.
— Поставила подсвечники по обе стороны от зеркала и стащила через голову рубашку. Ей нравилось рассматривать свое тело, особенно после того, как проклюнулись и набухли груди. Удлиненная шея плавно переходит в округлые плечи… Те аккуратные груди, при мерцающем пламени свечи казались похожими на две большие груши. Если перемещать свечу то выше, то ниже, тогда тени от грудей то сокращаются, то удлиняются… Можно выбрать любую форму… Медленно повернувшись, Катрина увидела в зеркале выпукло-солидные шары ягодиц, подпираемые сильными и широкими бедрами и стройные, длинные ноги.
Девушка, подумав, решила, что портрет не будет возражать, если она слегка погладит себя.
— Прости меня, грешную! — Катрина с восторгом предалась грешному занятию, не обращая внимания на портрет, дрожавший от справедливого негодования. Взгляд рыцаря стал строгим. Казалось вот-вот, и он сойдет со своего места, чтобы покарать бесстыдницу самым жестоким образом, но возмездие пришло совсем с другой стороны.
«Вот сейчас… — думала девушка, работая пальчиком, — Вот еще немного и…» В этот момент портрет прадеда, висевший над сундуком, явственно вздохнул, и грудь его поднялась и опустилась, но юная грешница была слишком занята для того, чтобы любоваться живописью в такой сладкий момент.
— Катрина! — ударом ноги отец открыл дверь, перепугав девушку до смерти.
Она схватилась за задранную юбку, намереваясь одернуть ее вниз.
— Стой, паршивка! — лицо девушки украсила крепкая оплеуха.
— Грязная грешница! — отец усмехнулся, глядя, как лицо дочери залила краска стыда.
Девушка медлила. Несмотря на все старания сохранить самообладание, Катрина не могла сдержать дрожь. Ей, взрослой девушке стоять вот так, голой перед отцом?!
— Папа, — девушка отскочила, ухватившись за щеку и на ходу.
Катрина стояла посреди комнаты, пунцовая от смущения и была готова провалиться сквозь землю. Тогда отец, уже окончательно решивший участь дочери, решил напоследок воспользоваться своей властью.
— Ты, бесстыдница, должна подчиняться отцовской воле! Сейчас устрою тебе belting[147] по одному месту.
Казалось, сама природа встала на сторону родителя. За окном сгустились тучи, раздались мощные раскаты грома.
— Да, сэр! — та нерешительно кивнула. — Я готова подчиниться!
Катрина, неизменно верная дочернему долгу, трепетала от страха перед суровостью сэра Мартина: братья не раз встречались с отцовским ремнем и свежим орешником. Воспитанием дочери он практически не занимался, поручив ее заботам Эллин и монахам. Теперь надо было наверстывать упущенное. Отец строго посмотрел на дочь, потом на распятие в углу комнаты и на старую гравюру, изображавшую воспитание девушек в школе, и на портрет своего деда Максимилиана. «Вот это правильно! — подумал он, любуясь учителем с пучком прутьев в руках. — Так и надо воспитывать юных грешниц! Говорят, дедушка был строгим, но справедливым! Он бы оценил!»