Чародейский рок. Чародей и сын - Кристофер Сташеф

Она склонила голову и расплакалась — воплощенное страдание.

Но Магнус уже не верил внешним впечатлениям.

— Я не рыцарь, я всего лишь сквайр, и я не искал более высокого титула. В этом вы правы, но не во всем прочем. И уж конечно, вы не правы в том, что теперь я обязан о вас заботиться — потому что до меня в эту игру вы играли со многими мужчинами.

— Мой муж солгал, когда говорил, что… — Дама оборвала свои возражения, посмотрев Магнусу в глаза. — Ты снова заглянешь в мой разум, чтобы убедиться в своей правоте? — прошептала она.

— Нет, — брезгливо скривив губы, ответил Магнус. — Однако не сомневаюсь, тому есть свидетели — слуги, а еще… хотя вы об этом скорее всего не догадывались, Маленький Народец. Вы чистили свои печи? Оставляли для фэйри миски с молоком? — Он помедлил и по лицу дамы понял, что ничего такого она не делала. — Им не за что вас благодарить, и они не станут вас выгораживать. Позвать их и спросить у них?

Она растерялась. Судя по всему, она поняла, что чародей способен и фэйри позвать, и попросить у них ответа, поэтому избрала лучшим способом защиты нападение:

— Тебе не понять, какой стыд, какое принуждение — замужество без любви! Не понять, как это бывает, когда девичьи мечты о любви жестоко втаптывают в грязь, выдавая девушку замуж за ненавистного старика, который, кроме отвращения, не может пробудить иных чувств!

Магнусу стало немного жаль ее. Теперь у него имелся кое-какой собственный опыт.

— Мне было всего шестнадцать! — воскликнула она. — Неужто для тебя удивительно, что я не испытывала радости в постели с этим старикашкой? Неужто странно, что я искала утешения на стороне?

Магнусу стало еще сильнее жаль женщину, но он понимал, что признаваться в этом сейчас было бы глупо.

— Вы предавались радостям, не думая о том позоре, который навлекаете на своего супруга и даже на своих любовников.

— Да какое мне до них дело? — фыркнула она. — А тебе какое, если на то пошло? Разве кого-то из них интересовало что-то, кроме моего тела? О нет, если бы у них — и тебя тоже — была хоть капля стыда, вы все бы не получили ничего, кроме того, чего заслуживаете! — Она посмотрела на него в упор. — Или ты хочешь сказать, что я вызываю у тебя искреннюю заботу?

— Нет, — признался Магнус. — Но мне жаль вас. Поэтому я провожу вас до дома вашего отца — но не далее, и прослежу, чтобы по дороге с вами ничего не случилось.

— О жестокий! — с горечью воскликнула дама. — О сквайр, не достойный рыцарского звания! Неужели ты не подумал о том, какой позор ожидает меня? Да, пожалуй, мой отец пожалует мне мои наследные владения, но позаботится о том, чтобы я там жила одна-одинешенька, чтобы меня никто-никто не навещал, чтобы я стала посмешищем для других женщин. Лучше умереть, нежели быть отвергнутой женой!

Магнус отлично знал, что это истинная правда. Средневековое общество было беспощадно к разведенным — особенно к женщинам.

— А все из-за тебя, — рявкнула дама. — Ты стал последней каплей в чаше моего унижения. Ты и должен дать мне кров и положение среди равных мне! Это ты должен потребовать моего развода и жениться на мне! Ну же, увези меня! Укради! Мужчина обязан заботиться о женщине!

— Но почему же именно я, а не кто-то другой из тех, с кем вы делили ложе? — возмутился Магнус.

— Потому что все они разбежались!

— Что ж, если так, то и мне пора. Леди, прощайте!

Магнус повернул коня и погнал галопом по подлеску.

Громко трещали сучья, но их треск не мог заглушить злобного вопля покинутой дамы. В конце концов она все-таки хлестнула свою лошадь кнутом и поскакала по тропе, рыдая так, словно ее сердце было разбито. В сердце Магнуса шевельнулась жалость, но он сурово напомнил себе, что это не его забота. Как бы то ни было, он ехал в стороне, стараясь не терять даму из виду, дабы в случае чего позаботиться о ее безопасности. До него доносились ее жалобные и жестокие речи. Она проклинала всех мужчин на свете, перечисляла их пороки, яростно вскрикивала. Магнус радовался тому, что покинул ее, но, учтя все обстоятельства, вскоре поймал себя на мысли о том, что в случившемся можно винить не только ее, но и его самого.

И вдруг совершенно неожиданно из-за деревьев выскочили пятеро мужчин и окружили женщину. Один из них схватил лошадь под уздцы. Лошадь встала на дыбы и испуганно заржала, но разбойники заставили ее утихомириться. Женщина в страхе закричала, но самый здоровенный из разбойников зажал ей рот грязной ручищей и расхохотался. Чумазые оборванцы радостно раскричались:

— Вот так подарочек!

— Так ты, выходит, мужиков ненавидишь, сладенькая? А нас полюбишь!

— Муженька тебе надо, да? А у тебя сразу пятеро будет!

Предводитель шайки отнял руку от губ дамы. Она взвизгнула. Он впился в ее губы поцелуем, а к горлу приставил кинжал. Она окаменела, вытаращила глаза от страха, но не смела сжать зубы.

Магнус с гневным ревом погнал коня к месту происшествия. Он подскакал к разбойникам, бешено размахивая мечом. Атаман взвыл и упал на землю с рассеченной переносицей. Другой негодяй взревел и бросился было в драку, но меч Магнуса ранил его в плечо, и он с воплем попятился. Остальные трое пошли на Магнуса с дубинками и ржавым мечом, но воины все они оказались никудышные. Десяток метких ударов — и вот уже оружие разбойников попадало на землю.

Но вдруг он получил удар дубинкой по плечу — а целились-то, конечно, по голове. Магнус застонал от боли. Правая рука у него онемела. Остальные разбойники победно взревели и бросились к нему, но Магнус силой сознания заставил оружие выпасть из их рук, а сам левой рукой схватил дубинку и принялся орудовать ею так же ловко, как если бы дрался правой.

— Ведьмак! — завопил один из разбойников.

— Чародей! — громогласно поправил его Магнус и треснул дубинкой по макушке. Отчаянно размахивая ею, он тремя быстрыми ударами уложил наземь еще троих и понаблюдал за тем, как они стонут и катаются по земле, держась за ушибленные головы. Сам он стоял, тяжело дыша. Только теперь он по-настоящему ощутил боль в плече.

А потом он обернулся к даме.

— Они не ударили вас?

— Нет, они только вызвали у меня отвращение. Если бы не ты… Но ты ранен!

— Это просто ушиб. Сейчас все пройдет.

Магнус ни словом не обмолвился о том, как ему больно.

— А я думала, ты обратился в бегство.

— Так и было, но я не мог позволить, чтобы с вами случилось несчастье. Услышал крик и поспешил вам на помощь. Продолжайте путь, сударыня, не мешкайте. — Он повернулся к разбойникам. Те пришли в чувство и пытались уползти в лес. Магнус ухватил здоровяка за ворот грязной рубахи и рванул к себе. — Убирайся прочь отсюда, да скажи своим дружкам, что эта дама едет под защитой воина, который к тому же еще и чародей. Если с ее головы упадет хоть один волосок, я вернусь и самолично сниму с него скальп. Тебе все ясно, презренный?

Разбойник затравленно кивнул. Его взгляд в ужасе заметался.

— А-а — а, да… милорд!

— Тогда пошел вон! — Магнус отшвырнул его. Разбойник попятился и ударился спиной о ствол дерева. — Дружков своих прихвати да втолкуй им то самое, о чем я тебе сказал. Прочь! И чтоб мои глаза тебя больше не видели!

Разбойник рывком поднял на ноги своих приятелей и развернул к лесу. Подхватив под мышки того, у кого была ранена нога, негодяи спешно потопали прочь, изредка оглядываясь и бросая на Магнуса опасливые взгляды. Вскоре все они исчезли за деревьями.

Дама была готова заговорить с Магнусом, но он не обратил на нее никакого внимания и снова ускакал в лес. Он слышал, как она беспомощно вопит:

— Мерзавец! Собака! Свинья!

Но вскоре она умолкла и, расплакавшись, погнала лошадь вперед.

Магнус сдержал свои чувства. Он ехал на некотором расстоянии от женщины, распахнув сознание и прислушиваясь — нет ли поблизости кого-нибудь, кто мог бы причинить вред его подопечной. За вечер он дважды обнаруживал разбойников, мысли которых были наполнены коварством и похотью, но при этом — еще и страхом перед чародеем, о котором они успели услышать. Магнус старательно увеличивал этот страх, пестовал его, заставлял разбойников отказаться от их замыслов и вернуться в чащу леса.

Наконец впереди завиднелись ворота отцовского замка. Часовые у подъемного моста изумленно вытянулись по струнке и вскричали:

— Леди Мэйзи!

Магнус повернул коня. Теперь женщина была в безопасности, а слушать, как она будет объясняться с отцом, ему совсем не хотелось. Его охватило чувство вины — ведь отчасти в страданиях дамы был повинен он, но он мысленно напомнил себе о том, что все случившееся изначально было ее затеей, а не его, и что он просто стал последним в череде любовников, которых она зазывала к себе в замок. Да, он был виновен, но за поведение этой женщины не отвечал. Отчасти во многом был виноват ее отец — тем, что выдал ее замуж за нелюбимого, и все-таки, если разобраться, основная доля вина все-таки была ее собственная. Она не должна была вымещать свое недовольство за счет разврата — этот путь она избрала сама. Никто не заставлял ее так вести себя, и ответить за это она должна была.