Жара в Аномо - Игорь Коваленко

Самбонанга встревоженно смотрел на сержанта, на то, как напряглись до белизны его руки, сжимавшие автомат, как налились его глаза каким-то страшным, пугающим смыслом.

Никогда еще не видел молодой полицейский своего учителя в таком состоянии.

Ойбор сказал:

— Я старый человек, да, можно считать, старый, если не всей обоймой лет, положенных человеческой жизни, то здоровьем, полусотней серьезных ран за сорок два года службы между ножом и пистолетом таких подонков, как ты, Рык Нгоро.

— Послушайте, сержант, не валяйте дурака, — хрипел Нгоро, — у меня столько денег, что вам и этому молокососу хватит на…

— Молчи, собака, когда человек говорит! Не перебивай! Так вот, я отдал всю жизнь охране людей, и мне дороги надежда и вера свободных людей моей родины в новую жизнь, несравнимо лучшую, чем та, которая досталась уходящему поколению. Моему поколению. Я их люблю, людей моей свободной родины, и не могу допустить, чтобы их враг, убийца лишнюю минуту дышал тем же воздухом, что и они. Ты недостоин жизни.

Самбонанга настороженно встрепенулся:

— Гражданин сержант, я вас прошу… что вы задумали? Нужно ехать, гражданин сержант.

— Молчать! — вне себя вскричал Ойбор.

— Слушаюсь. Но, гражданин сержант… учитель, прошу вас.

— Я дорожу доверием народа ко мне, к тебе, Самбонанга, ко всем, кто честно исполняет свой служебный и гражданский долг. Нельзя, чтобы проходимцы бросали на нас тень. Так что, Нгоро, суда над тобой не будет, не будет огласки, для непосвященных ты — павший на посту. Постараемся похоронить тайну здесь я и Самбонанга.

— Блюстители закона преступят закон?! — завопил Нгоро,

— Это я отнесу на свою совесть, — сказал Ойбор.

— Нет! — вдруг закричал Самбонанга. Его бил озноб, взгляд округлившихся глаз метался от сержанта к Нгоро, скользил по глухой и безлюдной окрестности и возвращался, суматошный, отчаянный. Дрожащие его руки вцепились в ремень автомата, направленного в грудь Нгоро, однако он все-таки не решался потянуть за ремень, не хватало духа отвести готовое покарать оружие от человека, которого человеком уже не считал. Горло распирал невыносимо горячий ком, сухой, как белое небо Аномо. Он проглотил этот ком, облизал губы, повторил уже негромко: — Нет. Так нельзя. Нет, нет, нельзя, самосуд — преступление. Отказываюсь участвовать, гражданин сержант.

— Мой Самбонанга перестал быть мужчиной? Возьми себя в руки! — прикрикнул на чрезмерно разволновавшегося парня Киматаре Ойбор. Однако поведение и слова ученика все же произвели на него отрезвляющее действие. Он сказал уже спокойно: — Неужели мне не дано взять на себя этот акт возмездия? Рискну присвоить себе это право, рискну. Ты должен понять меня, Самбонанга.

— Согласен на любое условие, только жить, — вновь прохрипел Нгоро, с надеждой глядя на молодого полицейского, — жить!

— Его нельзя сейчас убивать, гражданин сержант, вы знаете это лучше меня, вы, учитель, опытный правозащитник, — возбужденно говорил Самбонанга, обращаясь к Ойбору, — его нужно показать всей стране. Пусть все увидят, услышат, узнают про эти банды. Их надо судить громко.

Поколебавшись с минуту, сержант Киматаре Ойбор убрал автомат, защелкнул на Даги Нгоро наручники и процедил сквозь сжатые зубы:

— Просто не могу видеть живым бешеного зверя. На меня как затмение нашло. А ты хорошо сказал, Самбонанга, всех их надо судить громко, на весь мир. Ты прав, мой мальчик.

59

Зал, в котором проходила пресс-конференция, был заполнен до отказа. В лучах телевизионных осветительных приборов плыли нити табачного дыма. Вспыхивали блицы фотоаппаратов, щелкали турели кинокамер, шуршали блокноты.

Комиссар полиции только что сделал сообщение для прессы. Сидя за столом, уставленным микрофонами, он обратил глаза к залу, ожидая вопросов.

Опередив всех остальных присутствовавших журналистов, с места встала девушка и громко произнесла, пересиливая волнение:

— Джой Маллигэн, отдел хроники "Абреже". Гражданин окружной комиссар, что вы можете рассказать об упомянутом в вашем вступительном слове агенте иностранной державы по кличке Черный Рык? Как случилось, что он сумел проникнуть в полицию и служил в вашем ведомстве, занимая весьма высокую должность?

Комиссар вздохнул и осушил стакан с водой, стоявший перед ним. В зале произошло некоторое движение, кое-кто даже ухмыльнулся при виде столь выразительной реакции комиссара на вопрос девчонки-репортера.

Выждав тишину, комиссар рассказал следующее:

— Офицер армии свергнутого диктатора Даги Нгоро бежал за границу вместе с группой военных из окружения бывшего подполковника Мариба Голд-Амаду, кстати также привлеченного сейчас к ответу за целый ряд тяжелых преступлений как в нашей стране, так и за ее пределами. Этот бывший главарь бывшей четвертой дивизии незаконно и тайно обосновался на восточном побережье континента с фиктивными документами на имя нейтрального коммерсанта Мануэля Соважа.

Так вот, как я уже сказал, Даги Нгоро из компании этого отщепенца. Органы безопасности нашей республики располагают данными, из которых явствует, что за границей Нгоро провалился с крупной валютной аферой и, спасаясь от тюрьмы, с помощью Соважа и поддельного паспорта бежит в Турцию, где попадает на глаза резиденту ЦРУ Элу Броуди.

Установлено документально, что Нгоро получает там некоторую сумму в твердой валюте, кличку Черный Рык, радужные обещаний на будущее и, завербованный, переправляется обратно в нашу страну в качестве шпиона-диверсанта.

В это время еще идут ожесточенные сражения, гражданская война в разгаре, но всякому неглупому человеку уже ясно, что победа революции близка.

Убедительно доказав свою личную непричастность к былым кровавым операциям армии диктатора, военный специалист, офицер, добровольно заявляет о готовности всеми силами помогать борющемуся за свободу народу.

Ему поверили, как поверили, и небезосновательно, многим кадровым военным, искренне перешедшим на сторону повстанцев, которые, надо признать, своим профессиональным умением и знанием ратных наук внесли известный вклад в дело нашей общей победы.

Ему поверили еще и потому, что, сражаясь на стороне народа, он даже проявил храбрость, особенно показал себя как специалист по борьбе с разведкой противника.

Как вы сами понимаете, это был хитрый и тонкий ход, разработанный его зарубежными хозяевами, разгадать который, к сожалению, в то горячее время не удалось.

Они, Рык и его хозяева, пошли на такой маневр, понимая, что дни старого режима все равно сочтены, что им остается лишь попытка прицелиться на будущее.