Сладкое безумие (Глубокая, как река) - Ширл Хенке

Оливия охнула, уронила полотенце, схватилась рукой за ворот с оторванными завязками и попыталась стянуть его потуже.

– Парди порвал тесемки, когда… – оправдывалась она, передернув плечами при воспоминании.

– Мне показалось, что в тот момент вы не слишком сопротивлялись, – жестко заметил Шелби, не сводя с девушки осуждающего взгляда.

– Я хотела дотянуться до его кинжала… Черт! Неужели вы могли предположить, будто я испытываю теплые чувства к мерзавцу, из-за которого Цыганочка чуть не сломала ногу? Видно, у вас голова не в порядке. Я же вам жизнь спасла, когда ударила его по руке и пуля ушла в потолок. Он же мог вас убить, черт возьми! И зачем только я вмешалась!

– У меня есть основания подозревать вас, если Парди работает на Вескотта.

– Я сама вам об этом сказала, и у меня достаточно причин ненавидеть Вескотта, – возразила Оливия. Она кое-как запахнула ворот ночной рубашки, вынула из таза мокрое полотенце и взяла руку Сэмюэля, чтобы промыть раны и ссадины. Их глаза встретились, и желая как-то разрядить обстановку, она поспешила задать вопрос: – Вы хоть кому-нибудь доверяете, Сэмюэль?

В ответ он глубоко вздохнул, не сводя глаз с ее бледного лица, освещенного огнем камина, и сказал:

– Очень редко. Так надежнее. При моей работе.

– Вы ведь не просто армейский офицер, верно?

«На лету схватывает», – подумал Сэмюэль, а вслух сказал, чеканя слова:

– Сэмюэль Шеридан Шелби, полковник армии Соединенных Штатов, не более того. Вот вы и впрямь не та, кем хотите казаться, – французская аристократка, играющая роль простой поселенки в приграничной глуши. – Сэмюэль намеренно хотел рассердить Оливию и тем отвлечь от опасной темы о его тайных занятиях.

– Это я играю? – возмутилась девушка. – Вы полагаете, будто жизнь наша с Микайей похожа на игру? Я научилась готовить еду и обрабатывать шкуры, стала отличным стрелком и могу идти по следам оленя часами, пока не отыщу и не убью.

– Для теплого времени года это прекрасное занятие, но, полагаю, с наступлением зимы вы начали бы скучать по благам цивилизации в этой захолустной хижине.

– Какой же вы считаете меня легкомысленной, – грустно заключила больше для себя, чем для собеседника, Оливия и сосредоточила все внимание на обработке ран, потом осмотрела правую руку со сбитыми в кровь распухшими суставами. Сэмюэль поморщился, когда девушка приложила к ним холодное мокрое полотенце, но она прижимала все сильнее и вдруг проговорила:

– Вы почти выполнили свою угрозу – свернуть ему шею голыми руками. Это из-за меня? – Что заставило ее задать этот вопрос? Оливия затаила дыхание и подняла голову, взглянув в неистово синие глаза.

17

Время остановилось для молодоженов, застывших у камина в свете весело потрескивавшего огня, среди осколков посуды и поломанной мебели. Оливия все еще держала руку Сэмюэля, выронив полотенце.

– Не могу понять, что в тебе есть такое… – тихо проронил Сэмюэль, будто размышляя вслух и не осознавая, что облек свою мысль в слова. Он видел только бездонные зеленые глаза и вновь переживал те страшные мгновения, когда перед ним предстала полуобнаженная Оливия в объятиях Парди. В ту секунду полковник испытал шок – показалось, будто девушка страстно прильнула к англичанину и готова ему отдаться. Можно ли верить ее утверждению, что она пыталась дотянуться до рукоятки кинжала? Шелби не знал ответа, но в данный момент и не старался его найти. Его обуревали совсем иные тревоги.

Оливия всматривалась в лицо Сэмюэля в попытке понять, все ли еще он сердится на нее, ревнует и не верит. Она не знала, как вывести его из состояния задумчивости, и выпалила первое, что пришло на ум:

– С мыслью о праздничном ужине придется распрощаться, но если ты голоден, я пойду узнаю у повара, может…

– Обойдусь без ужина, у меня голод иного порядка, – сказал он, не отводя глаз от ее вспыхнувшего лица и чувствуя, как у нее учащенно забился пульс.

– У нас… у нас так мало общего, – пробормотала она, запинаясь.

– У нас есть вот это, – ответил Сэмюэль, и его губы стали медленно приближаться.

Он коснулся ее губ ласково, как бы нехотя, будто ожидая, что она отпрянет и запротестует, но произошло обратное: Оливия ответила на нежный поцелуй, сжала тонкими пальцами распухшие суставы на его руке. Вспомнилось темное от гнева лицо Сюмюэля, увидевшего жену в объятиях Парди, и грозный голос: «Уберите руки!» Значит, она ему небезразлична.

Пока еще она была его женой только на словах, но скоро, очень скоро могла стать его на деле; тогда он узнает о ней всю правду, развеются все сомнения относительно ее целомудрия. Однажды она дала себе клятву не позволить ему узнать правду, но трудно, невозможно сдержать слово, когда он так близко и пьет из нее, как если бы затерялся в пустыне и припал наконец к живительному источнику. «Нет, это я потерялась, потерялась навсегда».

Сэмюэлю передался трепет девушки, и он сам дрожал от желания, какого никогда в жизни не испытывал, даже в далекой юности.

– Черт побери, все равно нам не удастся аннулировать брак, – пробормотал он и вновь поцеловал девушку, на этот раз горячо, отдавшись на волю страсти.

Оливия не услышала или не смогла разобрать его слов, потому что Сэмюэль прижал ее еще крепче, его пальцы сплелись с ее волосами, потянули вниз и запрокинули голову, обнажив горло. Его губы прошлись по подбородку, оставив влажные следы на горле, и замерли в углублении, где часто бился пульс. Жаркие поцелуи бежали все ниже за ворот ночной рубашки и достигли груди.

Когда груди коснулась его рука и слегка приподняла, Оливия застонала и чуть не задохнулась от сладостной боли, пронзившей все тело, ощущая, как Сэмюэль тронул сосок, обвел пальцами и легонько сжал. Он стянул вниз ночную рубашку, припал губами к другой груди, и девушка растворилась в наслаждении, превратилась в легкий ручеек, бегущий по камням. Под его ласками тело натянулось как струна и пело мелодию любви, изнывая от блаженства.

Оливия обвила его шею руками, и Сэмюэль поднял девушку, унес от огня камина, положил на кровать, встал на колени и медленно снял ночную рубашку, открыв тонкую талию, плоский живот и крутые бедра. Отбросив рубашку, Сэмюэль залюбовался обнаженной девушкой.

– Ты само совершенство, – сказал он, провел ладонью по бедру и увидел, что Оливия сомкнула глаза и будто даже замурлыкала, как ласковая кошка. Она чувствовала на себе его жадный взгляд, он пожирал глазами ее обнаженное тело, возвышаясь над ней, как языческий идол, могучий и темный. Когда девушка открыла глаза, Сэмюэль стоял спиной к огню, лица не было видно, но ярко светились дивные синие глаза.