Страсти по рыжей фурии - Татьяна Тронина

– Я не стану тебе ничего объяснять, – покачала я головой. – И все – с этого момента между нами все кончено. Уезжай отсюда, уезжай к себе, я больше не хочу тебя видеть.

– Постой...

Он говорил еще что-то, но я не стала его слушать и ушла.

Злость быстро покинула меня. Осталось только щемящее, мучительное чувство тоски. И досада – совсем не таким я представляла себе сегодняшнее свидание с Митей, не ожидала, что оно будет нарушено так грубо и бесцеремонно...

Кажется, мои слова возымели действие – Алексей пропал. Прекратились ежевечерние звонки с пожеланием мне доброй ночи, никто не встречал меня у подъезда. Такое положение дел вполне меня устраивало, было только странно немного, что человек мог обидеться из-за какого-то бинокля.

Прошли майские праздники, на горизонте неотвратимо маячило жаркое лето. Город на выходные становился пуст, в такой же пустоте жила и я, совершенно не думая о будущем.

Однажды мне приснился сон – будто я снова попала в прошлое. Мне шестнадцать лет, рядом за школьной партой сидит Шурочка и прилежно решает какую-то геометрическую задачу, у доски Флора Лаврентьевна толкует о чем-то, привычный тихий шорох стоит в классе. Но мне тревожно, страшно. Мои ноздри ловят едва заметный запах, запах хороших мужских духов...

Я медленно поворачиваю голову и вижу Сержа – он сидит на последней парте и тоже далек от урока. Он смотрит на меня, и в его голубовато-серых глазах – тоска и недоумение...

Я проснулась в холодном поту, хотя сон был самым обычным, а единственным кошмаром в нем был Серж. Я давно о нем не вспоминала, а если и вспоминала, то только как о враге, как о преступнике, который лишь по недоразумению избежал наказания. «Не дай мне бог сойти с ума. Нет, легче посох и сума...» – снова мелькнули в голове пушкинские строчки. Мельников сошел с ума, он в психиатрическом заведении закрытого типа. Нет, он наказан, он вдвойне наказан! И в первый раз нечто похожее на жалость коснулось меня.

На следующий день, вечером, телефонный звонок нарушил мое мирное уединение. Это был Алексей.

– Я же говорила... – лениво начала я, намереваясь по всем правилам снова поставить его на место, но он не дал мне закончить фразу:

– Погоди, не клади трубку – я по делу!

– По какому делу? – удивилась я.

– Я провел свое собственное расследование. Не до конца, конечно, в этом деле есть кое-какие неясности.

– Какое еще расследование?! – возмутилась я.

– Я знаю, что Дмитрия Полякова убил твой бывший одноклассник, некий Мельников, перенесший тяжелое осложнение после болезни, не вполне вменяемый...

Вчерашний сон моментально всплыл у меня в памяти, я опять похолодела – прошлое возвращалось.

– Ну и что? – прошептала я, едва шевеля немеющими губами. – Зачем ты копаешься в этом деле, все и так ясно... Он убил, и теперь уже ничего не изменишь...

– Я ведь еще раз был на кладбище в тот же день. И встретил там бывшего коллегу Полякова – такого высокого, с длинным носом...

– Девяткина? Что он там делал? – Я была словно в тумане.

– То же, что и ты. Очень сентиментальный мужчина – плакал настоящими слезами...

– Леша, а ты-то что там делал? Зачем ты туда отправился, какое еще расследование на кладбище? Мертвые не дают показаний!

– Не дают. Но видишь же – встретил Девяткина, совершенно случайно, и мы разговорились. Я узнал о том, что произошло в прошлом сентябре. Таня, это было убийство! – с таким ужасом произнес мой собеседник на другом конце провода, что я даже улыбнулась.

– Да, убийство. И дело уже давно закрыто, всем все ясно.

– Но я хочу расследовать до конца, ведь убийство...

– Милый мой, тебе захотелось поиграть в детектива? Ничего не получится, все просто, очень просто...

– Убийство из ревности?

– Да, да!

– Насколько я понял, Мельников был влюблен в кого-то другого, тоже в бывшую одноклассницу. Поляков тут совершенно ни при чем!

– Влюблен в прошлом, влюблен в юности! Тебя неточно информировали, Шерлок Холмс несчастный! – крикнула я. Мне совсем не хотелось говорить ему о Шурочке, о своей школьной любви – никакого смысла в этом не было.

– Просто так убить не могут даже психи, даже из ревности, – упрямо произнес Алексей. – Я тебе еще не все рассказал – недавно мне удалось встретиться со следователем, который вел то дело. Он сказал, что, вероятно, кто-то подтолкнул Мельникова к агрессивным действиям, так-то он был вполне тихим...

– О боже... – прошептала я. – Ты действительно не все знаешь! Но я не могу, не хочу...

– Таня, успокойся, я, кажется, встревожил тебя... Понимаешь, никто не собирался копаться в обстоятельствах этого дела, потому что на первый взгляд все казалось очевидным и понятным. Но я так не думаю. Следователь сказал, что уже никто не разберется, что там такое случилось, да и доказать, что Мельников был оружием в чьих-то руках, невозможно. В общем, ты представляешь нашу систему правосудия...

Я бросила трубку и в отчаянии сжала виски. Воспоминания о прошлом охватили меня с небывалой силой, как будто все произошло только вчера... И зачем только Алексей появился в моей жизни, зачем ему понадобилось затевать какое-то дурацкое расследование, от которого не было никакого толка! Может быть, судьбе понадобилось корить меня за мое легкомыслие до самой смерти? «Дмитрий Поляков» – сказал он, и так странно прозвучало имя Мити в его устах. Он не имел права произносить его!

Поздние майские сумерки тихо опускались на город, но боль продолжала терзать меня. Муки совести, раскаяние становились все сильнее, я поняла, что не переживу эту ночь.

Я подошла к окну, распахнула занавески, посмотрела на улицу. В соседнем доме на пятом этаже горели окна, кто-то ходил по комнатам, но я не могла разобрать – кто.

– Пожалуйста! – умоляюще прошептала я, глядя на те окна. – Оставь меня. Пожалуйста...

У меня был телефон Алексея, я набрала его номер, потом положила трубку. Шурочка, Девяткин, Серж вертелись у меня перед глазами, в ушах раздавались обрывки каких-то фраз. Почему? Ведь все давно кончено...

Я накинула на себя плащ и торопливо вышла во двор. Пространство между домами было пусто, у обочин стояли машины, откуда-то из подворотни раздавалось бренчание гитары, было уже совсем темно.

Внезапно хлопнула дверь, и из подъезда напротив выскочил Алексей.

– Таня!

При свете фонаря я увидела его лицо, что-то сжалось у меня внутри.

– О нет, я тебя прошу...

Чем ближе он подходил, тем меньше у меня оставалось сил. Я закрыла глаза и почувствовала, как его руки медленно обнимают меня, и тоже изо всех сил обхватила его, словно он был той соломинкой, благодаря которой мне суждено спастись. Он был единственным человеком, который чувствовал мою боль.