Искатель. 1998. Выпуск №8 - Александра Маринина

Коротков внезапно разозлился.

— Каким бы ни был Левченко, он никого не убил. А вы человека жизни лишили и, между прочим, не подумали ни о нём самом, ни о его семье. Почему же вы требуете, чтобы вас жалели? Давайте лучше вместе Сашу Барсукова пожалеем. Не хотите?

Лицо Белозёрова стало замкнутым и отчуждённым, и Юра пожалел, что сорвался на демагогию. Не надо было… Но он так устал.

Настя Каменская спала, обняв мужа за шею и уткнувшись лицом в его плечо. Ей снился странный и яркий сон. В этом сне с кинематографической точностью воплотилось всё, что ей рассказал Василий Петрович Немчинов. Она видела, как он приехал на дачу, слышала, как он разговаривал с сыном и его женой. Сын пребывал в состоянии нетерпеливого ожидания очередной дозы и не мог ни о чём думать, кроме героина, поэтому легко впал в ярость и в запале выкрикивал в лицо отцу страшную правду.

Она видела, как Немчинов стрелял, как падали тела сына и невестки. Она видела, как он бродил по дому в поисках кассет. Он хотел найти их и уничтожить, чтобы никто больше не узнал о грехах его семьи. Он знал, что где-то вмонтирована записывающая аппаратура, но ничего в видеотехнике не понимал. Поэтому решил сжечь дом. Что сможет найти — то найдёт, а что не сможет — пусть будет уничтожено огнём. Главное спасти семью от позора, спасти Лерочку, внучку любимую, спасти её будущее. Кто причастен, тот будет молчать, это Василий Петрович хорошо понимал. А больше никто не должен ничего узнать.

Он набрал полную сумку видеокассет, поджёг дом и ушёл в лес. Дошёл до болота, сел на пень и стал методично разбивать камнем кассеты и бросать в трясину. Когда последняя кассета была уничтожена, он посмотрел в сторону своей дачи и увидел дым, который поднимался высоко над вековыми елями.

Настя видела во сне, как губы его прошептали:

Requiem aeternam dona eis, Domine.

Даруй им, Господи, вечный покой.

Андрей Кругов

Хлеб наш насущный

Боевая колонна остановилась у самого выхода из леса. Дальше было поле, за ним — небольшое селение. Головная машина осторожно выползла из-за деревьев, затем, разогнавшись, преодолела открытое пространство и затормозила между крайними домами. Плоская как блин махина выключила двигатели и плавно опустилась на землю. С обожжённой брони попрыгали солдаты и рассредоточились по деревне в поисках врага. Круглая башня с огромным лучемётом медленно вращалась из стороны в сторону, наводя ужас на жителей, выглядывающих из окон домов. Через несколько минут пехотинцы вернулись и доложили, что враг из деревни ушёл ещё позавчера. Связист передал сообщение, и уже через полчаса весь танковый полк стоял в деревне. От каждой роты разбежались квартирьеры, стараясь выбрать дом почище и побольше. На магазине в центре села вывесили республиканский флаг, там обосновался штаб. Солдатам выдали паёк, и они разошлись по домам готовить обед. Где-то затопили баню. Начальник штаба, толстый усатый майор, вышел на крыльцо покурить, присел на ступеньки. Окинув взглядом улицу, он заметил у соседнего дома старика, объясняющего что-то караульному. Майор поманил его пальцем, старик охотно подошёл и встал в некотором отдалении.

— Что тебе, дед?

— Тут ведь какое дело, ваша светлость, сынок-то у меня — мастер на все руки, придумал какую-то хреновину, с виду — рама оконная, а внутри — пусто.

— Ну и что, что пусто, я вон в твоём окне стекло выбью, тоже пусто будет.

— Нет, если ты мне стекло выбьешь, я в то окно влезу и в доме окажусь, а кто в ту раму влезет, совсем пропадает. Сынок говорит, что это дверь в другой мир.

— Ох, заврался ты, старик. Чего ж ты сына с собой не привёл?

— Ушёл сын. Ходил, ходил туда. Уйдёт — вернётся, а третьего дня пошёл — и не возвращается, только записки кидает, — старик вытащил из кармана несколько скомканных бумажек.

Майор развернул одну.

«Батя, к обеду не жди, машина сломалась». На другой бумажке: «Кинь ключ на 12 и моток проволоки». Третья была совсем короткой: «Кувалду и пассатижи». И на последней : «Скажи матери, что уехал к брату в город, чтобы не беспокоилась».

— Ну и что ты хочешь? — спросил майор.

— Выручи, господин майор, — заскулил старик, — помогите сынку выбраться.

— Чем же мы сможем помочь?

— Вы люди военные, образованные, а я даже записки его не все понимаю, чего ему надо.

— Ну ладно, ладно. — Майор поднялся с крыльца. — Слышь, часовой, позови мне зама по науке и пару солдат из первой роты крикни.

Дом старика стоял на краю деревни. Все спустились в подвал, дед зажёг свет. Посреди подвала была закреплена большая рама, похожая на оконную, только обмотанная проводами и обвешанная какими-то непонятными железками, да ещё странно было то, что внутри рамы ничего не было, то есть совсем ничего, какая-то сплошная всепоглощающая чернота. Майор обошёл раму вокруг. С обратной стороны пустоты не было, а была ровная, гладкая на ощупь поверхность. Он удивлённо хмыкнул и вернулся к остальным, рассматривающим раму, как картину в музее.

Дед корявым почерком написал на листке бумаги: «Мы пришли», свернул записку и бросил её в пустоту, и пустота её поглотила. Через полминуты из рамы вылетела ответная, и военные заворожённо уставились на неё.

— Давай-ка её сюда, дед, — сказал майор.

Он развернул и прочитал вслух : «Тут тоже идёт война. Я в большом городе. Прячусь в развалинах. Очень хочу есть».

— Ну как тебе, лейтенант? — обратился он к заму по науке.

— Фантастика какая-то, — ответил тот, глаза его горели любопытством.

— Спроси у него, где он, на Земле или нет. Дед бросил записку.

«Нет, это не Земля, люди здесь какие-то другие».

«Какие другие?» — кинул записку майор.

«Кто это со мной разговаривает, батя?»

«Это я военных попросил помочь».

«А в электронике они разбираются?»

Лейтенант взял ручку и бумагу и они обменялись несколькими записками.

— Ну, что там у него? — спросил майор.

— Говорит, разладилось что-то в машине, и она теперь органику через себя не пропускает, только неживую материю, нужно оборудование для ремонта.

— А у нас оно есть?

— Да всё есть.

— Ну, неси.

— Слушаюсь, господин майор. — И лейтенант выбежал на улицу.

Некоторое время в подвале стояла тишина, потом майор стал подозрительно коситься на одного из солдат.

— Тебя ведь Гарри зовут.